Очень медленно Элизабет начала подниматься на ноги, но он рывком поднял ее с палубы, при этом его пальцы железной хваткой сжали ее тонкое запястье. Затем капитан Бурк направился вниз по лестнице, грубо толкая девушку впереди себя и по пути отдавая приказания Симсу, своему помощнику, чтобы он немедленно притащил одежду Джека Хилла.
Между тем они подошли к его каюте. У Элизабет кружилась голова. Только что пережитое унижение совершенно обессилило ее, однако в глубине души она чувствовала, что захлестнувшая злость переплавилась в неугасимую ненависть к человеку, чья грубая рука до синяков сжимала теперь ее запястье. Симс, дородный рыжеволосый мужчина, молча появился в дверном проеме и передал сверток с поношенной одеждой. Бурк отпустил его небрежным кивком и мрачно захлопнул за ним дверь. После этого оттолкнул Элизабет от себя. Она смотрела на него в безмолвном страхе. Он швырнул ей в руки сверток:
— Надень это.
— Не хотите же вы сказать…
— Именно это я и хочу сказать. — Его голос звучал угрожающе. — У меня нет времени возиться с такой шлюхой, как ты. Да и желания тоже. Очень скоро ты научишься делать то, что тебе говорят, во всяком случае для тебя это будет лучше. — Он сделал нетерпеливое движение. — А теперь кончай свой глупый маскарад.
Это было немыслимо, невероятно! Она не верила, что все происходит с ней на самом деле. От безысходности Элизабет сжалась в комок и начала кричать:
— Ни за что! Вы не можете меня заставить! Вы, грязная американская свинья…
Он сделал быстрый шаг в ее сторону и точным ударом свалил на постель. Она лежала потрясенная, но он, как прежде, рывком снова поставил ее на ноги.
— Делай, что тебе говорят, Лиззи. А не то я сдеру твою одежду сам!
Язвительный голос стегнул ее, как хлыстом. Да, она не ошиблась, он имеет в виду именно то, что сказал. Этот человек уже показал себя грубым, безжалостным животным, способным на все ради достижения своей цели. Она ненавидела его — ненавидела всей душой! Но у нее не было выбора. Ей придется делать то, что он сказал. Дрожа, она повернулась к нему спиной и начала неловко освобождаться от одежды. Но он снова заставил ее повиноваться.
— Повернись ко мне лицом!
Со слезами на глазах она повиновалась. Лицо его было похоже на маску, застыло и стало бесстрастным — все, кроме насмешливых глаз, в которых, казалось, читалось удовлетворение. Дрожащими пальцами Элизабет медленно расстегивала платье. И вот уже фиолетовая волна лежала у ее ног. За ним последовали корсаж и нижняя юбка. И вот уже она стояла перед ним совершенно обнаженная. Едва способная что-либо видеть сквозь горячие, застилавшие глаза слезы, Элизабет торопливо кинулась к лежащей на кровати одежде Джека Хилла и начала натягивать на себя через голову полосатую серую с желтым рубашку. После этого она схватила серые шерстяные штаны и постаралась как можно быстрее натянуть их на себя. Брюки были слишком широки для нее, однако прилаженной на поясе веревкой их можно было стянуть так, чтобы они не падали. Несмотря на то что и штаны, и рубашка были для нее слишком свободны, все же это было нечто, что могло прикрыть ее наготу. В данный момент только это ее заботило. Волосы Элизабет выбились еще в тот момент, когда Бурк ударил ее по лицу, и теперь свободно лежали по плечам. Но она не обращала на это внимания. Больше это не имело никакого значения.
Она не заметила, как Бурк вывел ее на палубу, представил как «Лиззи» длинному сухощавому парню, тому самому, который вел Хокинса вниз после порки. Его звали Бен Тукер, и он показал ей, как прилаживать тряпку на швабру, как окунать все это в ведро с мыльной водой, которое заранее принес, как драить палубу, потом промывать ее, затем чистой тряпкой доводить до блеска, — и все это следовало делать, ползая на коленях. Элизабет работала рядом с ним весь день, ползала по полу до тех пор, пока у нее не заболела спина, а руки и колени не стали красными и не распухли. Все, что он говорил ей, она делала автоматически, чувствуя себя растоптанной, убитой, как будто все, что происходило вокруг, было нереальным, страшным, безумным сном.
Только в сумерках вернулась она в каюту Бурка. Симс принес серебряный поднос с едой для Бурка и отдельную маленькую тарелочку для Элизабет. На ней была небольшая порция солонины и немного картофеля. И даже когда Бурк уселся возле маленького круглого столика и спокойно приказал ей прислуживать, она не почувствовала ничего. Ненависть к нему, возникшая сегодня утром, не пропала, но затихла — как будто бурная река внезапно разлилась широким спокойным потоком с зеркальной поверхностью. Она прислуживала ему и стояла за креслом, пока капитан ел. Когда он закончил и пересел за письменный стол, Элизабет села на его место и съела свою еду, совершенно не почувствовав вкуса. Пришел Симс, чтобы убрать тарелки, а она как сомнамбула отправилась в постель. Ее остановил ледяной голос Бурка:
— Не вздумай укладываться в постель в этом грязном тряпье, — предупредил ее капитан. Пока она стояла в нерешительности, не зная, что делать, он поднялся с кресла, подошел к комоду, вытащил одну из своих шелковых рубашек и бросил ей в руки. Элизабет безмолвно надела ее, почувствовав только, что шелк гораздо мягче и приятнее, чем грубая шерстяная ткань, которую она носила весь день. В полном изнеможении вскарабкалась на постель, совершенно забыв о человеке, в эту минуту работавшем за письменным столом в каких-нибудь пяти шагах от нее, поплотнее завернулась в толстое одеяло и заснула тяжелым, бесчувственным сном.
Александр Бурк поднялся из-за стола и подошел к постели. Он молча рассматривал спящую девушку, ее волосы на подушке, плечи и подбородок, плотно закутанные в одеяло, синяк на щеке. Выругался про себя. Зачем ему понадобилось вести себя таким образом? Он был страшно зол, однако его злость была направлена против самого себя. Когда Бурк смотрел на Элизабет, его обуревали странные ощущения — какая-то беспорядочная смесь злобы, стыда и желания. Да, она была очень красива, этого он не мог отрицать. В ее чертах чувствовались аристократизм, грация и достоинство, так что даже драная одежда, в которую он заставил ее облачиться, не могла ее испортить. Но в этой девушке было нечто большее, нежели красота. За сдержанными, спокойными манерами чувствовалась сильная, страстная натура. Капитан видел, как ее глаза пылали от гнева, как вспыхивали щеки. Конечно, тогда это был всего лишь гнев, однако он прекрасно понимал, что она способна испытывать страсть и другого рода, не менее сильную. В этой девочке чувствовался огонь, тот самый, который он сегодня почему-то пытался погасить.
Положим, сегодня, мрачно отметил Бурк про себя, это ему удалось или так кажется, что удалось. К вечеру она уже была похожа на тень — бледную тень той дивной эмоциональной девушки, которая встретила его на «Молоте ветров» со шпагой в руке и храбро вступила в бой без всякой надежды на успех. Тем не менее он все же подозревал, что ее пламя не угасло совсем, оно только временно затихло, потеряло силу, и даже слегка улыбнулся при мысли, что же будет, когда оно вспыхнет вновь. Бурк откинул одеяло и долго рассматривал тонкое белое тело, едва прикрытое шелком рубашки. Капитан прекрасно помнил очарование ее тела, когда она стояла перед ним обнаженная сегодня утром, а он должен был удерживать на лице маску спокойствия, подавлять почти немыслимое желание схватить на руки, бросить на постель, взять быстро, грубо, бешено и почувствовать, как в ней сперва закипает гнев, потом пробудить ответное желание, точно такое же, какое бушевало и в нем. В тот момент он сумел каким-то образом победить свое желание, а вечером наблюдал незаметно, сквозь опущенные ресницы, как она безжизненно, автоматически передвигается по каюте. Теперь в нем поднялся новый приступ, и во избежание соблазна Бурк поскорее отошел от постели. Черт возьми и еще тысячу раз черт возьми! У него и так достаточно неприятностей без этой золотоволосой богини, которая только усложняет ему жизнь.
