Шофер явно решил над ним подшутить, завез его куда-то на восток и постоянно рассказывал о местах, которые могут заинтересовать молодого человека, впервые приехавшего в Пекин, а потом повернул на сто восемьдесят градусов и покатил на север, по второму кольцу, чтобы пронестись там, где раньше проходила старая крепостная стена. Крепостная стена давно уже прекратила свое существование, по-прежнему оставаясь своеобразной демаркационной линией: с одной стороны – старомодные традиционные дворики, а с другой все выше и выше росли многоэтажки.
Этот почти полный круг по столице стал самым первым и самым наглядным впечатлением от Пекина, Линь Фэя поразили огромные, широкие улицы и в особенности колоссальные пространства под застройку. Линь Фэю доводилось гулять в нескольких крупных южных городах, но те места по сравнению с Пекином меркли. Линь Фэй, не отдавая себе отчета, крутился на сиденье, увлекшись рассматриванием низких старых стен слева и леса небоскребов справа. Подобное сравнение оставило в его мозгу необычайно сильный отпечаток, словно только так, крутясь без остановки, можно было вынести яркий солнечный свет, а дорога, лежавшая впереди, никуда не сворачивала и никак не заканчивалась, даже таксист спросил, первый ли раз он в Пекине, раз такой рассеянный. Когда таксист отстал, а до Линь Фэя дошел смысл сказанного, он не выдержал и раскатисто рассмеялся, сейчас его настроение изменилось, и Линь Фэй не собирался принимать близко к сердцу всякие глупости, он даже подумал, а как иначе разом составить полное впечатление от Пекина, но, поняв, что собой представляет Пекин, он понял и У Сяолэй.
Потом водитель притормозил на остановке рядом с Домом народных собраний, а когда Линь Фэй расплатился, велел ему пройти вперед. В тот момент Линь Фэй уже увидел красные стены вокруг Тяньаньмэнь, но смотрел слегка наискосок, и из-за того, как падал свет, площадь не была похожа на картинку с фотографии или с телеэкрана. Линь Фэй и представить не мог, что стоит пройти несколько шагов, и перед ним вдруг целиком предстанет самая большая площадь в мире, место, которое он всю жизнь хотел увидеть больше всего на свете.
Это случилось так быстро, что Линь Фэй не успел подготовиться, в итоге он встал как вкопанный на краю Тяньаньмэнь, глядя на площадь, а в носу вдруг невообразимо защипало.
(
3)
Линь Фэй дождался окончания церемонии спуска флага на площади. Странно, но когда он собрался позвонить, У Сяолэй снова проиграла: в первый раз она проиграла Тяньаньмэнь, а во второй раз – женщине по имени Ван Лань.
В тот момент небо уже потемнело, солнце хоть и спряталось за облака, но словно свежий ленивый желток спокойно висело над рядами зданий. Температура заметно упала, ветер усилился и неприятно задувал в ноздри, Линь Фэй услышал, как у него заурчал живот, вытащил записную книжку, нашел телефонную будку и позвонил. На самом деле, уже так поздно, а он еще понятия не имел, где будет жить, и несколько волновался из-за этого. Записная книжка снаружи еще хранила тепло его тела, а внутри – телефоны родственников, друзей, однокашников, со многими из которых он давно не связывался. Линь Фэй перелистнул на страницу с именем У Сяолэй, сверху был написан ее телефон в родном городе, а пониже пекинский номер, при этом старый телефон он так и не зачеркнул, но если бы и зачеркнул, то все равно помнил бы наизусть. Телефон оказался занят, из трубки звучали короткий гудки, Линь Фэй набрал номер снова – опять занято, на седьмой или восьмой попытке он увидел имя Ван Лань и замешкался, размышляя, а не позвонить ли сначала Ван Лань, а потом уже, если не дозвонится, снова пытаться связаться с У Сяолэй.
Ван Лань – однокурсница одной из коллег и, возможно, единственный человек помимо У Сяолэй, с кем он мог связаться в Пекине. Новость о разрыве с У Сяолэй сразу же распространилась среди коллег, на самом деле о разбитом сердце даже и рассказывать никому не пришлось, просто Линь Фэй несколько дней выглядел расстроенным и потерянным, на работе беспрерывно посматривал на часы, зевал и ждал, когда окончится рабочий день, чтобы позвонить, так что все догадались, в чем причина. Окружающие ему очень сочувствовали, а что касается Вань Лань, то ее телефон стал побочным продуктом сочувствия. Коллега сказала, дескать, приедешь – позвони ей, если она не уехала в Штаты, то обязательно поможет, по крайней мере, жилье найдет без проблем. Линь Фэй набрал номер Ван Лань, в этот раз к телефону никто не подходил, и в трубке звучали длинные гудки. Линь Фэй задумался, а он сам вообще сможет найти место для ночлега или нет. Господи, он что, сам не справится?
Только он собрался сдаться, как наконец на его звонок ответили, и кто-то снял трубку.
– Алло, скажите, а Ван Лань дома? Мне нужна Ван Лань.
– Это Линь Фэй?
Линь Фэй удивился, как она так сразу догадалась. Неужто пресловутая интуиция?
– Приехал? Сяо Цзе утром позвонила мне. А ты сейчас где? На Тяньаньмэнь? Так приезжай. Возьми «булочку»[39], в смысле такси, желтенькое такое, довезет за десять юаней…
Она сказала адрес и объяснила, как добраться. Линь Фэй слушал собственные «угу», а в душе потихоньку поднималась волна тепла из-за этого вполне осязаемого женского голоса. Наконец-то в этом огромном городе он обрел конкретный ориентир, до которого можно добраться, и Пекин сжался до крошечной точки, только что в нем были У Сяолэй, Великая китайская стена, Запретный город, Тяньаньмэнь, а теперь осталась только женщина по имени Ван Лань. Когда мимо проезжал желтый микроавтобус, то Линь Фэй решительно поднял руку.
Ван Лань жила в районе Хайдянь на пятнадцатом этаже высотки, но по ее словам, это был не последний этаж, а предпоследний. Увиделись они безо всяких заминок, условившись о месте по телефону, в итоге встреча произошла рядом с памятником у входа в большой супермаркет неподалеку от дома Ван Лань – скультптура изображала женщину с голубем в руках, и на ее высокой серебристой груди толстым слоем лежала пыль. Ван Лань привела Линь Фэя к себе домой, переобулась, а потом провела экскурсию по своей двухкомнатной квартирке. Жилище Ван Лань оказалось на удивление скромным, все очень аккуратно, но даже никаких красивых вещиц, которые так нравятся девушкам, не было, зато здесь оказалось очень жарко, Линь Фэй выдержал в верхней одежде только две минуты. Он впервые приехал в Пекин, кроме того интересно было оказаться на верхнем этаже, Линь Фэю доводилось бывать во вращающихся ресторанах на крыше здания, но никогда в квартирах, которые расположены так высоко, поэтому он не выдержал и прижался лбом к стеклу, чтобы посмотреть на пейзаж за окном. Ван Лань, увидев это, отвела гостя на балкон, откуда якобы можно было смутно разглядеть Сишань, и даже было видно, как серая туча заглатывает последний луч солнца. Через несколько минут Линь Фэй вернулся, воодушевленно потирая руки, как всегда делал в минуты радости
– Ты так высоко живешь, голова не кружится?
Ван Лань опешила, не зная, как реагировать, а потом внезапно у девушки вырывалось просторечное «чё?», выдающее жительницу провинции, тут настала очередь Линь Фэя опешить, а потом они оба расхохотались. Их сближению способствовало то обстоятельство, что оба были земляками, каждый представлял собой одну трехмиллионную часть родного города, как потом сказала Ван Лань, раз они не встретились в родном городе, но умудрились встретиться в Пекине – это судьба. Разумеется, теперь Ван Лань официально жительница Пекина, с квартирой и пропиской, поэтому они говорили не на родном диалекте, а на путунхуа, хотя если прислушаться, становилось ясно, что девушке не всегда даются некоторые зубные согласные.
В этот момент Линь Фэй обратил внимание, что Ван Лань уже открыла подарочную упаковку с чаем «Те гуаньинь», которую передала коллега. Ван Лань объяснила, что дома нет чая, она не очень его любит и вечно забывает купить. Из-за этого Линь Фэй испытал некоторую неловкость, вроде как, если сидеть в гостях и пить собственноручно привезенный чай, то нет причин оставаться дольше, поэтому он принялся поспешно извиняться. А Ван Фэй в ответ лишь еле заметно улыбалась.
Большая часть чаинок осела на дне чашки, надо залить вторую порцию воды, только тогда они полностью раскроются, но из-за постоянно поднимающегося пара чай все равно постепенно становился зеленее. Они уставились в свои чашки, словно хотели, глядя на процесс заваривания чая, постичь какую-то важную истину. Ван Лань первой поднесла к губам чашку, сделала глоток и воскликнула:
– О, неплохо! Очень приятный вкус, правда, я не слишком хорошо разбираюсь в чаях.
Линь Фэй тоже отхлебнул из своей чашки, а потом с видом знатока сказал, что из керамической посуды было бы вкуснее.
Ван Лань снова улыбнулась, разглядывая Линь Фэя. Когда Сяо Цзе рассказала по телефону о земляке, то она именно таким его и представила: он с таким восторгом вошел в квартиру, а потом растерялся, вел себя бестолково, как большой ребенок, но только такой человек мог зимой без оглядки рвануть из Гуандуна в Пекин. А еще Линь Фэй напомнил Ван Лань ее младшего брата: те же густые брови, раскосые глаза, свойственные уроженцам их края, когда она спустилась встретить его, то он стоял на ледяном ветру, с шумом выдыхая воздух, а пуховик не выдерживал порывов ветра.
