этими словами Протопопов развернулся и вышел вон.
Проще всего было расстрелять этих людей, отправивших Россию в недра революции и затащивших собственное Отечество на самое дно. Но глядя на них, Протопопов вдруг отчетливо осознал, что они если и не любили Россию больше своей жизни, то хотели своей стране лишь добра. Но как получилось и что вышло — это знает история. А у Александра Дмитриевича имелся уникальный шанс эту самую историю изменить собственными руками. И направить потуги революционеров в нужное русло, пропустив их через очистительное пламя январских событий в Петрограде.
Чтобы мозги встали у них на место, хоть самую малость.
Протопопов допускал возможность выбить из этих по большей части ещё молодых мужчин всю коммунистическую дурь, ну а потом заставить их работать на благо собственного Отечества.
Ну а что из этого выйдет — будем смотреть.
Выходя из комнаты, где содержались революционеры, Протопопов встретился в дверях с Федей (который прибежал на выстрел) и коротко описал своему верному телохранителю суть поставленной задачи.
— Они ведь не выживут, Александр Дмитриевич, — предположил Федя. — Разве что только чудом...
— Пожалуй, что в их случае чудо как раз и нужно.
— А если попытаются бежать? — уточнил Федя.
— Стреляйте на поражение.
— Выполним, Александр Дмитриевич.
Глава 9
«Губки бантиком, бровки домиком
Похож на маленького сонного гномика,
А в голове с утра сто тысяч почему,
Объясните мама с папой, что к чему», шепчет Кристина Орбакайте
Год 1917, январь 21, поздний вечер, вокзал Брест-Литовска.
Поезд отбыл во время и минута в минуту по запланированному времени. Когда дело касается важных и неотложных вопросов государственной важности, то в России все происходит слажено.
Всегда.
И не только сто лет назад, но и в современности. Александр Дмитриевич, кстати, в своём новом деле и не при малой должности министра внутренних дел, ещё не встречал ни разу в Петрограде таких перегибов по типу «выкрашивания краской травы в зелёный цвет».
А вот в России современной — это как за здрасьте.
Как бы то ни было, поздним вечером 20 января делегаты от Российской империи сели в вагон своего поезда и отправились в полном составе из Петроградского вокзала в пункт назначения. Там на переговоры их ожидала немецкая сторона.
В Брест-Литовск.
Последующая поездка выдалась не особо интересной по своей содержательной части. Поэтому подробно пересказывать ее по часам вряд ли есть дюжий смысл. Достаточно сказать, что поезд всю дорогу то и дело трясло, а ехать было тяжело и муторно. Но справились как-то. И не жаловался никто.
Даже Римский-Корсаков, у которого вдруг обнаружилась склонность к укачиванию и Сан Саныч каждые полчаса отлучался «в уборную».
Остальные же делегаты занимались тем, что долго и нудно обсуждали детали будущей русско-германской встречи.
Бубнили.
Часто перебивали друг дружку.
Волновались.
Опять таки, описывать все это не имеет особого смысла, потому как все заранее было известно и договорено. А происходящее в вагоне русской делегации было ничем иным, как способом убить время в пути.
Ну а Александр Дмитриевич занимался тем, что спал беспробудно почти всю дорогу. Следовало хорошенечко набираться сил после стольких утомляющих бессонных ночей, которые министру внутренних дел Протопопову довелось провести в новом для себя теле.
При этом еще накануне самой поездки Александр Дмитриевич в Петрограде сделал одно крайне важное дельце. Заглянул к Государю Николаю и составил, а заодно задокументировал все пункты, которые намеревался предьявить немцам при первой встречи. Документ, на котором он вписал сии постулаты Государь заверил собственной печатью и подписью. И, соответственно, согласовал каждый пункт «от» и «до».
Проспав большую часть дороги (тряска поезда скорее действовала на Протопопова убаюкивающе), а затем проснувшись полностью отдохнувший и всыпавшийся, Александр Дмитриевич был ознакомлен с результатами «мозгового штурма» Римского-Корсакова, Беляева, Голицына и Покровского.
— Я вот что вам хочу сказать, милостивый государь, мы тут с коллегами малость посовещались, — говорил Покровский. — И решили вас кое о чем просить.
— Ну попробуйте, — кивнул Протопопов.
-В общем, просим вас, несмотря на мое формальное главенство в делегации, ее возглавить и говорить с немцами.
— Мы единогласно проголосовали, Александр Дмитриевич, — забурчал Сан Саныч. — Всю полноту власти хотим вручить министру внутренних дел.
— Все так, пусть и неофициально, не для протокола, так сказать, — подтвердил Голицын.
Собственно возражений на это у Александра Дмитриевича не нашлось...
Тем лучше. Не надо будет оглядываться на Покровского и перешептываться за спинами.
В Брест-Литовск прибыли без задержек поздним вечером следующего дня 21 января, пробыв в дороге чуть больше суток. Как и полагал Протопопов, город напоминал сплошные руины. Большинство постройки оказалось разрушено и по хорошему уже не подлежало восстановлению. Городу теперь требовалось немало времени на то, чтобы «проснуться» после тяжёлой годины войны и участи, выпавшей на его долю.
Делегация немцев встречала русских в полном составе и, что называется, при наряде. У перона стояло несколько новеньких военных грузовиков, на которых, по всей видимости, немцы хотели отвезти делегацию Российской империи на переговоры.
Выйдя из поезда первым, министр внутренних дел увидел сразу главу делегации Германской империи. Протопопов не знал, кто возглавит немецкую делегацию и кто в принципе в неё войдёт, поэтому состав встречающих был для него полным сюрпризом. Тем более Александр Дмитриевич изумился, когда к своему немалому удивлению увидел перед собой самолично генерал-квартирмейстера Людендорфа. Ну или иначе говоря — замначальника штаба немецкой армии.
Этого товарища Протопопов знал очень хорошо и не понаслышке. Пусть и не по нынешней министерской жизни, но из знаний 21 века, где о немецком офицере Александр Дмитриевич немало читал. И из этих самых знаний отчетливо припоминал, что Людендорф для прорыва блокады Англии, рубанул с плеча.
Как?
Да взял и развязал ещё в прошлом году неограниченную подводную войну с Антантой.
Последствия такого недальновидного шага генерала были тоже хорошо известны и в достаточной степени изучены. Так, подводная война по сути стала одной из причин вступления в Первую мировую Америки, прежде долгое время сохранявшей нейтралитет в плане ведения боевых действий. Но наверняка уже сейчас, за несколько месяцев до решения штатов высадиться в Европе, Людендорф чувствовал, что американская «беда» стремительно надвигается из-за океана. И Протопопов мог предположить, что сейчас же
