С тех пор, как пираньи исчезли из реки, многие перестали использовать подсобные средства для того, чтобы перебраться с одного плавсредства на другое, предпочитая просто переплыть разделяющее их расстояние. В связи с этим в первую неделю народ зачастил друг к другу в гости, но вскоре активность схлынула, и основное общение между пассажирами разных плотов переместилось обратно на берег.
Каждый день мы совершали утреннюю двухчасовую и вечернюю трёхчасовую остановку, но теперь во время вечерней люди часто собирались группами, пели, разговаривали, играли, даже танцевали, а иногда — накрывали общий стол. Жизнь становилась всё комфортабельнее и уютнее, благодаря меньшей влажности и редким дождям продукты было легко запасти впрок, чем многие пользовались, чтобы не ходить на добычу каждую остановку.
К сожалению, мой конфликт с Марком не прошёл мимо внимания других свободных. Не раз и не два я замечала, что люди стали относится ко мне более насторожено, а поговорив с Игорем, узнала, что Марка после нападения вообще сторонились. От этого становилось грустно.
Мы с Лилей почти одновременно заметили изменившееся поведение полукровок. Теперь, примерно за пару минут перед тем, как избавиться от отходов жизнедеятельности, они начинали хныкать. Если тут же отвлечься от дел и поспешить, то удавалось вытащить ребёнка и отнести к краю плота до того, как он описается или обкакается, и люльку мыть почти не приходилось. Ещё через неделю дети привыкли к такому режиму и, если их не слышали сразу, постепенно повышали голос, так что вместо хныканья звучал предостерегающий крик. Хотя они по-прежнему оставались не слишком подвижными, зато теперь стали очень разговорчивыми: стоило к ним подойти, начинали гукать и лопотать. Мальчики полюбили крутить или просто держать что-нибудь в руках, но, ко всеобщему удивлению, в рот схваченное не тянули. Мы давали им вырезанные из коры игрушки, крупные ракушки с тупыми краями и другие безопасные предметы. А ещё полукровки очень полюбили общество. Им нравилось, когда их качали на руках: мальчики смеялись и не хотели возвращаться в корзинку. Но активно протестовать, к нашей радости, не начинали — разве что жалобно хныкали около минуты, но потом быстро переключались на что-нибудь другое.
Рысь буквально через несколько дней начала ползать и даже лазать, так что оставлять её без присмотра теперь было возможно разве что в закрытой корзинке. С проснувшейся активностью дочь стала гораздо более шумной: если она не спала и была ограничена в движениях, то поднимала громкий крик и не успокаивалась до тех пор, пока не оказывалась на свободе и в компании. К моему облегчению, общество её устраивало любое: и моё, и остальных. С каждым днем за Рысью становилось всё труднее уследить: она уже успела и по лестнице на пол-этажа взобраться, и об ведро обжечься, и чуть в реку не свалиться. А уж под ноги лезла и мешала заниматься своими делами прямо-таки профессионально. Стоило на пару минут потерять из виду спокойно спящую Рысь, как она оказывалась у самой воды, успевала перевернуть мусорную корзину или разбросать чью-нибудь постель. Вскоре, отчаявшись уследить за непоседливой дочерью, я соорудила ей шлейку, чтобы она хотя бы сбежать незаметно не могла. Почти в это же время у Рыси начали резаться зубы, возможно, ещё из-за этого она стала такой беспокойной и раздражительной. В отличие от полукровок, дочь не пыталась брать предметы руками, а если случайно хватала, то сразу же выпускала. Вместо этого, Рысь пробовала на вкус почти всё, что попадалось ей на глаза, и жестами, и повадками напоминая мне щенка или котёнка. Играя, она крепко вцеплялась руками в человека и начинала брыкаться, этой чертой тоже скорее напоминая детёныша животных, чем человеческого ребёнка.
Остальные дети по поведению почти не отличались от своих земных ровесников, только во время купания норовили перебраться матери за спину и крепко вцепиться в волосы, поднимая возмущённый крик, если их пытались оторвать.
Немало времени мы уделяли своим личным и профессиональным занятиям во всём их многообразии. Маркусу удалось соорудить ещё две ёмкости, на каждой из которых, измерив с помощью мерных колб, он торжественно выцарапал вместимость в литрах (разумеется, примерную, округляя в меньшую сторону). Объединившись, мужчины захватили в своё пользование все три трубы и не преминули ими воспользоваться, размяв зрелые, сочные, начавшие слегка сбраживаться кисло-сладкие фрукты и залив получившуюся массу водой. Два дня смесь бродила, а потом физик не выдержал и, заявив, что ни холодильника, ни погреба у нас всё равно нет, а вино, скорее всего, пока сделать не удастся, выставил одну из труб к ужину «на пробу». Напиток получился не крепче кваса, приятный на вкус, так что распробовали мы его знатно — за один вечер опустошили всю одиннадцатилитровую трубу, даже остатки фруктов подъели. Кстати, судя по показаниям кольца, алкоголя в напитке получилось действительно совсем немного, по крайней мере, анализатор считал его вполне съедобным, не ниже зелёного по расширенной шкале. Воодушевившись, Маркус ежедневно ставил новую трубу фруктового кваса взамен выпитого. К сожалению, пару раз напиток пришлось вылить из-за того, что он не сбраживался, а просто портился, но физик не унывал, считая, что всё приходит с опытом.
— Ничего, вот научимся бочки делать, начнём вино готовить, — делился своими мечтами он.
А ещё Маркус продолжал тщательно исследовать основную почвообразующую породу, Вера собирала коллекцию минералов, периодически радостно делясь с нами открытиями ещё какого-то камня (чаще всего, предположительно, органического). Не слишком в этом разбираясь, я поняла только, что найти нормальный песок всё-таки шанс есть — по крайней мере, единичные кварцевые камушки зеленоватого и розоватого цвета геологу попадались. А однажды на привале Вера вернулась без добычи, зато с мелким осколком кремния.
Надя искала лекарственное сырье, по нескольку дней кряду скармливая всем в малых количествах «жёлтые» и даже «оранжевые» продукты и тщательно фиксируя результаты. Обычно, из-за малых доз, никакого эффекта не наблюдалось, что искренне расстраивало терапевта, не решающуюся увеличить дозировку из страха отравить. Но один раз ей сопутствовал успех: всё население нашего плота расслабило. Довольная результатом, Надя насушила столько слабительной травки, что хватило бы на пару месяцев приёма всеми посвящёнными, и продолжила бы собирать, если бы не дружные протесты остальных.
— Может, ниже по течению эта трава уже не встречается, — пыталась оправдаться терапевт. — А так хоть какой-то запас будет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
