Письмо XX.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ КЪ АННѢ ГОВЕ.
Конференція моя кончилась, но я кромѣ умноженія моихъ мученій ничего для себя не вижу. Мать моя изволила мнѣ сказать что говоритъ со мною о семъ уже въ послѣдней разъ, по чему за нужное почитаю описать тебѣ весь нашъ разговоръ со всею подробностію, какъ то мой разумъ и сердце мнѣ позволятъ.
Вошедши въ мою горницу сказала она мнѣ слѣдующее: нарочно для того приказала подать обѣдъ гораздо ранѣе, чтобы имѣть больше времяни поговорить съ тобою. Увѣряю тебя, что сіе уже въ послѣдней разъ позволено мнѣ съ тобою говорить; естьлижъ найду тебя столько упрямою, какъ о тебѣ говорятъ, то и сама на то буду согласна очень охотно. Надѣюсь что ты никакъ не утвердишь собою людскаго о тебѣ мнѣнія, и докажешь, что я еще довольно имѣю власти, которую заслуживаю моимъ къ тебѣ снисхожденіемъ.
Отецъ твой сего дня обѣдаетъ и ужинаетъ у твоего дяди, дабы оставить намъ гораздо больше свободы. Я должна ему пересказать все, и обѣщалась не утаить ничего; почему и возметъ онъ вразсужденіи тебя потребныя мѣры, какія заблаго разсудитъ.
Я хотѣла говорить; но она не допустя меня до того сказала: слушай Клариса! прежде то, что я тебѣ говорить буду, не стараяся на передъ отвѣчать на оное, естьли не расположена къ повиновенію… Скажи, соглашаешься ли повиноваться? естьли такъ, то можешь изьясниться свободно.
Я не отвѣчала на сіе ни слова.
Она смотрѣла на меня безпокойными и печальными глазами. Вижу, что нѣтъ въ тебѣ повиновенія ни мало. Дочь по сіе время толико послушная!… Какъ! ты не можетъ и не хочешъ говорить какъ я тебѣ сказываю? и по томъ толкнувши меня нѣсколько рукою сказала: чтожъ? долго ли будешь молчать. И я подобно твоему отцу устану наконецъ смотрѣть на такое упрямство терпѣливо.
Она замолчала смотря на меня такими глазами, какъ будто бы ожидала моего согласія.
Я продолжала сохранять молчаніе, имѣя глаза потупленные и наполненные слезами.
О дочь непослушливая! говори, не ужели ты рѣшилась противоборствовать намъ всѣмъ въ такомъ дѣлѣ, на которое мы всѣ согласились?
Позвольте мнѣ, матушка! принести вамъ мои жалобы. – - – -
Къ чему тебѣ могутъ жалобы твои быть полезны? слушай Каларисса! отецъ твой непреклоненъ. Не говорила ли я тебѣ, что онъ слова своего не перемѣняетъ, что отъ сего зависитъ честь и польза всей фамиліи? будь снисходительна; ты была всегда таковою и противъ собственныхъ твоихъ выгодъ. Кто долженъ уступить на послѣдокъ: весь ли свѣтъ тебѣ; или ты всѣмъ намъ, сколько насъ ни есть? ежели намѣрена согласиться то соглашайся скорѣе; ибо должно или быть послушною, или не называть себя нашею дочерью.
Не зная что ей на сіе отвѣчать, утопала я въ слезахъ, не имѣя силъ выразить то, что говорить хотѣла.
Знай, что въ завѣщаніи твоего дѣда можно многое уничтожить. Естьли ты не согласишься намъ повиноваться, то съ данной тебѣ земли не получишь ни шелега. Дѣдъ твой далъ тебѣ ее въ награжденіе за твое къ нему и къ намъ почтеніе. Она будетъ у тебя отнята, ежели…
Позвольте, матушка увѣрить васъ, что естьли пожалована она мнѣ не посправедливости, то я отъ нее отрицаюсь. Однакожъ конечно не преминули также о сихъ уничтоженіяхъ дать знать и Г. Сольмсу.
Вотъ, сказала она, небольшой отвѣтъ, имѣющей въ себѣ довольно дерзости. Но подумай, что потерявши отъ упрямства твоего сію землю лишишься при томъ всей благосклонности твоего отца. Что тогда будетъ съ тобою? что останется у тебя для твоего содержанія? не должно ли будетъ отказаться отъ всѣхъ сихъ великодушныхъ и благодѣтельныхъ намѣреній, которые ты себѣ воображала?
Въ такомъ несчастномъ положеніи, сказала я ей, принуждена я буду поступать смотря по обстоятельствамъ. Много требуютъ только отъ тѣхъ, которые много получали. Благодаря васъ и господину Нортону научена я довольствоваться малымъ; и гораздо меньшимъ, нежели отецъ мой по милости своей давалъ мнѣ ежегодно. Тогда вспомнила я о древнемъ Римлянинѣ и его чечевицѣ.
Какая превратность! отвѣчала мать моя. Но естьли ты полагаешь надежду на милость котораго нибудь изъ твоихъ дядей, то въ ожиданіи семъ обманываешься чрезвычайно. Будешь оставлена и отъ нихъ, естьли отецъ твой тебя оставитъ; и они не будутъ тебя признавать своею племянницею.
Я отвѣчала, что весьма для меня прискорбно то, что я не имѣю въ себѣ всѣхъ тѣхъ достоинствъ, коими бы могла наклонить къ себѣ ихъ сердце; однакожъ не смотря на то во всю жизнь мою любить ихъ и почитать не престану.
Всѣ сіи слова, сказала она мнѣ, обнаруживаютъ во мнѣ ясно предупрежденіе мое къ одному человѣку; и въ самомъ дѣлѣ братъ мой и сестра слышатъ о томъ безпрестанно во всѣхъ мѣстахъ, гдѣ они ни бываютъ.
Сожалѣю о томъ чрезвычайно, отвѣчала я, что учинилась предмѣтомъ людскихъ разговоровъ; однакожъ позвольте мнѣ замѣтить то, что виновники моего несчастія въ нѣдрѣ моей фамиліи, говорящіе о моемъ предупрежденіи, и пересказывающіе о томъ дома, суть одни и тѣ же самые люди.
Она выговорила мнѣ за сей отвѣтъ язвительными упреками, которые выслушивала я сохраняя глубочайшее молчаніе.
Ты упряма, Кларисса! вижу ясно, что упрямство твое непобѣдимо. Послѣ того прохаживалась въ задъ и въ передъ по горницѣ показывая на себѣ видъ прискорбной. По томъ обратясь ко мнѣ сказала: вижу, что выговорами за твое упорство не трогаешься ты нимало, и не стараешься въ томъ оправдаться. Я боялась изьяснить тебѣ все то, что мнѣ поручено тебѣ сказать, естьли бы не возможно было тебя убѣдить. Но вижу, что о нѣжности твоей и чувствительности имѣла я съ лишкомъ доброе мнѣніе… Молодая дѣвка будучи столь твердою и не преклонною не будетъ нимало приведена въ замѣшательство когда услышитъ, что все уже совершено приказнымъ порядкомъ, и что чрезъ нѣсколько дней прочтутъ ей оное и заставятъ подписать; ибо неможно тому статься, чтобъ ты имѣя свободное сердце могла находить причину сопротивляться тому, что составляетъ неимаи какъ тебѣ, такъ и всей фамиліи.
Я была въ то время совершенно безгласною. Хотя сердце мое разрывалось, однакожъ не могла я ни говорить ни проливать слезы.
Сожалѣю сказала мать моя, что нахожу въ тебѣ къ сему отвращеніе; но дѣло сіе уже рѣшено; отъ него зависитъ честь и польза всей фамиліи. Надлежитъ повиноваться.
Я продолжала быть безмолвною.
Она взяла меня въ свои руки и просила согласиться, заклиная меня имянемъ Бога и своею любовію.
Тогда почувствовала я въ себѣ столько силы, что могла привесть въ движеніе мой языкъ и проливать слезы. Вы мнѣ дали жизнь, говорила я ей поднявши руки къ небу и ставши на колѣна; жизнь сія была для меня по милости вашей и моего родителя благополучною по сіе время. Ахъ! матушка! не дѣлайте остатокъ оной не счастливымъ.
Отецъ твой, отвѣчала она, не хочетъ тебя видѣть до тѣхъ поръ, покамѣстъ найдетъ въ тебѣ дочь послушную, каковою ты была прежде. Подумай, что убѣждаю тебя къ тому въ послѣдней разъ. Подай мнѣ какую нибудь надежду, отъ сего зависитъ мое спокойствіе. Я довольна буду и одною надеждою; но отецъ твой требуетъ слѣпаго, а при томъ и добровольнаго повиновенія. Ахъ любезная дочь! подай мнѣ хотя малую надежду.
Матушка! любезная родительница! могули я остаться честною дѣвицею, когда подамъ такія надежды, которые исполнить мнѣ не возможно.
Она показала на себѣ видъ гнѣвной; начала опять называть меня непослушливою; упрекала въ томъ, что слѣдую однимъ только своимъ склонностямъ не уважая ни ея спокойствія ни моей должности. Весьма пріятно, говорила она мнѣ, родственникамъ утѣшавшимся въ молодыхъ лѣтахъ тобою и ожидавшихъ отъ тебя благодарности и повиновенія, видѣть въ тебѣ совсѣмъ тому противное, слышать отказы отъ богатаго и благополучнаго супружества, и находиться принужденными подозрѣвать тебя въ томъ, что ты готова ввергнуться добровольно въ руки развратнаго человѣка, которой обидѣлъ всю фамилію и обагрилъ руки свои кровію твоего брата.
Она примѣтя мое отвращеніе старалась нѣсколько разъ держать мою сторону; но все то было безъ успѣха. Почитаема была пристрастною матерью, подающею дочери своей поводъ противиться родительской волѣ. Упрекали ее несогласіемъ фамиліи. Представляли ей, что предлагаемое бракосочетаніе приноситъ всей фамиліи великую пользу.
По томъ, говорила она мнѣ, что сердце моего отца привязано къ тому неразрушимо; что лучше согласится онъ лишиться дочери, нежели имѣть такую, отъ которой для собственнаго ея блага не видитъ себѣ никакого повиновенія, и которая при болѣзняхъ его сокращаетъ его жизнь чинимыми ему огорченіями. дѣйствіе сіе было весьма чувствительно. Я сохраняя молчаніе проливала слезы, и не находила въ себѣ столько силы, чтобы могла ей отвѣчать. Мать моя продолжала слѣдующее.,,Какія же бы могли быть другія причины нетерпеливаго его желанія въ совершеніи сего брака, естьли не честь и увеличеніе его фамиліи, которая наслаждаясь уже потребнымъ для знатной степени имѣніемъ требуетъ только одной отличности? Такіе его намѣренія сколь ни кажутся въ глазахъ моихъ презрительными и не основательными; но только я одна почитаю ихъ таковыми; а отецъ мой предоставляетъ себѣ право, чтобы судить, что для благополучія дѣтей его потребно. Мой вкусъ къ уединенію, которой многими почитается притворнымъ, по видимому скрываетъ въ себѣ особливые намѣренія. Покорность и униженность обязываютъ меня больше недовѣрять собственному моему сужденію, нежели порочить такое намѣреніе, которое одобряемо всѣмъ свѣтомъ.
