мой дорогой дядюшка, удерживая Маргариту от опрометчивых поступков.
Совет был и соблазнительным, и своевременным, потому что король, находясь в помрачении разума, не мог даже представить младенца Эдуарда двенадцати пэрам, как того требовал освященный веками закон.
Лечение короля – изгнание бесов, обливание святой водой, прижигания, кровопускания и слабительные – пока не принесло ему здоровья, а сделало только хуже.
Герцог Йорк явился в парламент и высказал пожелание. В парламенте у него было много друзей и сторонников, и неудивительно, что они не стали возражать против его ходатайства. 17 марта 1454 года Ричард Йорк был назначен лордом-протектором при шумном одобрении обеих палат. Герцог не вернулся к себе в Фотерингей, а расположился в Вестминстерском дворце, резиденции правителей, на что теперь он имел полное право.
Первым делом милорд Ричард Йорк арестовал Сомерсета и под надежной охраной отправил его в Тауэр речным путем по Темзе. Едва барк с узником отчалил, как пристань тут же окрестили «портом предателя». Любовник Маргариты понял, что пришел его последний час, и, по своему обыкновению, только стенал и жаловался, не проявляя заботы об участи, какую может уготовить новый правитель той, что из любви к нему поддерживала его и защищала от всех ненавистников.
Судьба королевской четы оказалась немногим более завидной, чем судьба Сомерсета. На следующий день после воцарения Ричарда Йорка бедный безумный король, его жена и младенец Эдуард со всеми положенными их величествам почестями были отправлены в Виндзор, но под такой мощной и многочисленной охраной, что у королевы не осталось сомнений относительно их истинного положения.
– Мы стали узниками, – сказала она Элизабет Феррерс, которая вместе с Ализон и несколькими другими фрейлинами ехала с ней. – Только Господь Бог знает, сколько времени мы пробудем в заточении! И неизвестно, можем ли надеяться, что выйдем за порог своей тюрьмы живыми.
– Не говорите так, мадам! Лорд-протектор не посмеет посягнуть на жизнь короля и королевы!
– Полагаю, открыто не посмеет. Но кто убережется от несчастного случая, непредвиденных обстоятельств?.. Молите Бога, милая Элизабет, чтобы Он взял нас под Свою защиту!
– И все же я уверена, вам нечего опасаться, мадам! Ваши подданные не дадут в обиду его величество короля и маленького принца. А вот о милорде Сомерсете я этого не скажу.
– Вы думаете, его жизнь в опасности?
– Ненависть к нему велика, мадам, и в народе у него нет друзей.
Маргарита сама это прекрасно знала, и, что самое печальное, в ее сердце тоже не было любви к узнику. Расстаться с ним ей не позволяла гордость. Она была королевой, и никто не был вправе лишать ее того, кого она удостоила своим вниманием. Впрочем, Сомерсета она давно уже ничем не удостаивала. Она лишила его всех милостей задолго до того, как стала ждать ребенка. Их любовь была всего лишь приятным времяпрепровождением. Ничего похожего на то, что она чувствовала – и продолжала чувствовать, потому что рана порой больно кровоточила, – к возлюбленному Саффолку.
Маргарита постаралась отогнать от себя тоскливые мысли. Теперь у нее есть маленький Эдуард, и она будет думать только о нем. И будет за него сражаться. Даже голыми руками, если понадобится!
Наступила зима, и Маргарите стало совсем тоскливо. Ничего не видно, ничего не слышно. Плотный густой туман плывет с Темзы. Вокруг могучие стены Виндзора. И все же Маргарита пыталась узнать, что творится в Лондоне, что говорит и что делает лорд-протектор. Она жила в постоянном напряжении. Даже если сам Ричард Йорк захочет позабыть о прошлом, о нем не забудет граф Уорик, мечтавший о ее гибели. Он объявил ей войну, которая продолжалась, безжалостная, яростная и ядовитая.
Слуги Уорика, кичащиеся гербом своего господина – медведем с рогатиной, – наводнили богатые и бедные кварталы столицы дурными слухами. Пример им подал сам граф. Отважный воин, благородный рыцарь, распространяя клевету на королеву, унизил себя, сравнявшись с жалкими кумушками. Больше всего он нападал на крошку Эдуарда, не желая видеть в нем сына короля, считая его ребенком Сомерсета, человека, к которому он ревновал больше всего на свете, которого постарался поместить в самую дурную камеру Тауэра, сырую, темную и холодную.
Маргарита ждала изо дня в день вести о том, что голова Сомерсета упала с плеч или что он скончался от какой-то таинственной болезни. Она удивлялась и тому, что сама все еще жива и утром просыпается в своей постели, потому что Ричард Йорк обладал теперь безграничной властью. Маргарите оставалось одно: закрыть дверь перед графом Уориком, который со злобной радостью приезжал узнать, «как она себя чувствует». Королева чувствовала, что каждая пора его кожи источает угрозу и недоброжелательство; видеть его было свыше ее сил, и она отказалась его принимать.
Но Бог не оставил королеву Маргариту.
В одно январское утро ее разбудила спозаранку неожиданно появившаяся Элизабет. Сердце Маргариты замерло: какую еще дурную весть принесла подруга. Но юное лицо красавицы, обрамленное пшеничными косами, сияло радостью.
– Мадам! Поднимайтесь! Пойдемте скорее! Чудесная новость! Королю стало лучше!
Маргарита вскочила бледнее полотна своей рубашки.
– Что вы такое говорите?
– Король исцелился, мадам! Он узнал всех своих придворных и просит прийти вас! Это настоящее чудо!
– Да, это чудо, – произнесла Маргарита, опускаясь на колени. – Господи! Ты услышал мои молитвы!
Женщины стали истово молиться.
Несколько минут молитвы позволили Маргарите прийти в себя и сосредоточиться.
– Кто знает чудесную новость?
– Слуги опочивальни, мой муж – он сегодня на дежурстве – и я. Муж позвал меня и послал за вами.
– Бегите быстро к супругу и скажите, чтобы он не предавал новость огласке. Слышите меня? Ни за что на свете весть об исцелении короля не должна выйти за пределы замка! Никто не знает, что придумает лорд-протектор, если тотчас же узнает об этом. Я одеваюсь и спешу за вами.
Маргарита действовала так предусмотрительно, что исцеление короля оставалось секретом на протяжении двух суток. Даже охрана Виндзорского замка была в неведении.
20 января король покинул свои покои, сел на лошадь, доехал до ворот и приказал часовым отворить их. Часовые преклонили колени, словно увидели перед собой ангела, а поднявшись, разразились приветственными криками.
Под охраной гвардейцев, приставленных Уориком, король вместе с супругой проследовал до Вестминстера и вошел в палату лордов. При его неожиданном появлении лорды окаменели. Трудно описать огорчение сторонников Белой розы. Сторонники короля и колеблющиеся уже посматривали на них с подозрением, задавая друг другу вопрос: уж не было ли безумие короля мнимым? Не было ли оно выдумкой, позволяющей держать его с семейством под охраной? Глядя на Генриха, нельзя было не признать, что он в полном
