— Хоть сейчас, о великий повелитель! — ответил Насреддин. — Прикажи собрать всех придворных. И пусть сегодня весь день они проведут каждый в отдельной комнате. Но прежде прикажи принести сюда столько палок одинаковой длины, сколько у тебя придворных во дворце.
Эмир исполнил просьбу Насреддина: всем придворным были розданы палки, и ходжа сказал:
— Сегодняшний день каждый из вас проведет в отдельной комнате, под замком, в полной темноте. У вас в руках должны быть заговоренные мною палки. Вечером каждый предстанет пред светлыми очами эмира, и тот, у кого палка окажется на четверть длины больше, — тот и украл драгоценности.
Придворных развели по комнатам, стража стала у всех дверей, а эмир сказал Насреддину:
— Можешь отдыхать, ходжа, а сегодня после захода солнца мы узнаем глубину твоей премудрости!
После захода солнца Насреддин был проведен к эмиру, и тотчас же стража начала вводить придворных с палками в руках.
Придворные низко кланялись эмиру и складывали свои палки на специально разостланном ковре, вокруг которого стояла стража, и отходили в дальний угол зала.
— О любимец аллаха! — вдруг шепнул Насреддин эмиру. — Вор перед тобой!
Придворный, который только что бросил, боязливо озираясь, свою палку на ковер, вздрогнул. За время многолетней службы при дворе он научился улавливать любой шепот на расстоянии ста шагов и, конечно прекрасно слышал слова, которые произнес Насреддин. Побледнев, придворный вор повалился на пол.
— Его палка выросла? — спросил эмир.
— Нет, укоротилась на одну четверть! — торжествующе сказал Насреддин. — Гляди! — И ходжа поднял палку с ковра.
— Ничего не понимаю! — удивился эмир. — Ты же говорил, что она вырастет на четверть длины?
— И преступник, поверив мне, решил избежать беды: подрезал палку ровно на четверть. Тогда, если бы она выросла; осталась бы в прежних размерах…
— Где драгоценности, ничтожный червь? — заревел эмир. — Кто твои сообщники?
— Благодари аллаха, что я не эмир, — сказал ходжа вору, — и заставил тебя сознаться с помощью палки, ни разу ею тебя не ударив.
И вор сознался во всем, и его увела стража вместе с сообщниками, а Насреддину выдали новый халат и милостиво разрешили сидеть по правую руку от повелителя правоверных.
Следующим славным делом, укрепившим за ходжой славу «премудрого из мудрых», было обучение эмирского ишака наукам.
Все началось с инжира. Друг Насреддина — продавец инжира — получил со своего маленького садика хороший урожай. Об этом пронюхали сборщики податей и явились к бедняку.
— Так как ты снял хороший урожай, то ты получишь и хорошую прибыль, — сказали они. — Значит, ты должен часть своих богатств уделить пресветлому повелителю — эмиру. Сколько ты собрал ягод? Сто корзин!
— Какие сто корзин? — взмолился бедняк. — Да я всего снял три корзины!
— Сто, сто, сто! — закричали сборщики. — А за то, что ты хотел утаить истинный размер урожая, возлагается дополнительный налог.
— Аллах свидетель! — застонал инжирщик. — Ведь вы разорите меня!
— Одну треть мы берем у тебя, о жадный из жадных! — сказал старший сборщик. — Тридцать три корзины! Их стоимость…
В результате получилась такая сумма, что приходилось продавать дом, чтобы покрыть ее.
Насреддин, узнав об этом, решил помочь другу и наказать бандитов-сборщиков. Чтобы срочно достать денег, он решил обучить эмирского осла всем наукам.
Эмир не поскупился на плату — он предвкушал всемирную славу своему двору.
— Но если ишак мой не выучится за десять лет всем премудростям, — предупредил эмир, — ты будешь обезглавлен!
— Как будет угодно аллаху! — туманно ответил Насреддин и побежал передавать другу деньги.
Друзья ходжи взволновались, узнав об осле, которого следовало превратить в мудреца. Но ходжа только посмеивался:
— За десять лет мало ли что произойдет! Например, кто-нибудь из нас умрет: или я, или ишак, или эмир…
Точно так же он ответил и мудрецам, которые окружили его в дворцовом саду. Предположение о смерти повелителя правоверных, высказанное Насреддином, весьма обрадовало мудрецов: они немедленно бросились к эмиру с доносом.
Когда Насреддин вошел в покой эмира, повелитель был мрачнее самой черной ночи.
«Ага! — усмехнулся Насреддин, глядя на довольные лица мудрецов. — Значит, наушничество — «одна из наук, которой вы овладели в совершенстве»? Ну ладно, пеняйте на себя — я не прощаю подлостей».
— Ты сказал, нечестивец, что я умру в течение ближайших десяти лет? — грозно спросил эмир.
— Я сказал, что всякое может случиться и с тобой, и со мной, и даже с пресветлым ишаком, врученным мне для обучения… Но сейчас я погадал по звездам и выяснил с точностью до дня срок твоей жизни, о повелитель!
— Берегись, если ошибешься! — воскликнул эмир. — Ну, я жду предсказания!
— О благороднейший из мудрых! — воскликнул Насреддин. — Я всегда успею сообщить истину. Но мне хочется проверить познания этих мудрецов, которым доносы удаются больше, чем мудрые советы. Пусть сначала они сообщат свои предсказания о числе оставшихся тебе земных дней.
— Ты, невежда, погибнешь первым! — зашипел гадатель. — О, как я буду молить аллаха о ниспослании тебе смерти! Знай: это я сообщил о твоих грязных словах светлейшему эмиру! И я донесу еще о том, кому ты отдал деньги, полученные тобою на воспитание ишака…
— Посмотрим, посмотрим, о сосуд учености! — так же тихо ответил ходжа. — Я не прощаю подлости! — И, повысив голос, спросил: — Сколько же лет осталось жить пресветлейшему эмиру? Или звезды стоят так плохо, что вы даже не осмеливаетесь произнести их приговор?
— Да, почему вы молчите? — забеспокоился эмир. — Боитесь сказать правду? А ну, ты, великий гадатель… скажи первый!
— Да продлит аллах твои дни, о повелитель! — сказал длиннобородый, бросая ненавидящий взгляд в сторону улыбающегося Насреддина. — Тебе осталось жить два раза по пять лет!
— Не печальтесь, о повелитель! — сказал ходжа. — Он врет. Ни слова правды не сошло с языка этого шарлатана.
— Нет, — упорствовал гадатель, — так говорят созвездия, положение которых относительно звезды Эль я записываю каждый вечер… И так говорит сожженный мною клок шерсти голубого барана… И это подтверждается…
— О повелитель, я докажу, что он врет! — воскликнул Насреддин.
— Тогда я отрублю ему голову! — сказал эмир грозно.
— Сколько осталось жить тебе? — спросил Насреддин гадателя.
Тот опять жег шерсть, распространяя ужасающее зловоние, потом восемь раз плюнул через правое плечо и наконец сказал:
— Пятнадцать лет!
— Я знаю, как проверить — засмеялся эмир. — Стража! Отрубить голову этому сосуду учености и немедленно доложить об исполнении!
Гадатель не успел даже впасть в обморок, как стражники схватили его и, не дав ему коснуться ногами пола, вынесли из зала.
Все ждали их возвращения в молчании. Потом появился старший стражник и поклонился до земли пресветлому эмиру:
— Приказ твой выполнен, о любимец аллаха!
— Так будет с каждым, кто соврет! — объявил эмир. — Он сказал, что будет жить пятнадцать лет, а сам не прожил и пятнадцати секунд!
Старцы молчали, трясясь от страха.
— Сосуды премудрости, — громко спросил Насреддин, — что же вы притихли? Вы же без боязни доносили на меня… Как повелишь казнить этих обманщиков, о повелитель? Всех сразу или по одному?
Философ — толкователь снов — первым бросился к ногам Насреддина:
— Я уйду в пустыню, буду там есть песок и саксаул, я никогда больше плохого слова не скажу о тебе, о ходжа! Пощади нас — и мы все уйдем из дворца…
— Пусть сначала ходжа объявит свое предсказание! — прошамкал кто-то из мудрецов. — Пусть он не ошибется!
— Хорошо! — Насреддин веселым взором обвел глупых мудрецов. — Знайте: великий наш повелитель умрет ровно через две ночи после…
Ходжа сделал паузу. В эмирских покоях стояла такая тишина, что было слышно испуганное урчание в животах астрологов, гадателей и предсказателей.
— …после моей смерти. Отсеки мне голову, о любимец аллаха, и через две ночи ты убедишься в правоте этих слов!
— Эй, стража! — закричал эмир, и шепот удовлетворения прошел по толпе мудрецов.
А когда к Насреддину подбежали стражники, эмир произнес:
— Не спускать глаз с ходжи! Беречь его, как меня самого! Если хоть один волос упадет с головы Насреддина, то ваши головы упадут вслед за ним! Знайте, я хочу жить долго, на радость народу! И потому Насреддии тоже должен жить долго. А этих бездельников, — качнул он бородой в сторону застывших от ужаса придворных мудрецов, — всех до единого…
— Помилуй их, великий эмир! — сказал Насреддин. — Они еще могут принести пользу.
