В те дни весь Дамаск говорил о недавнем аресте Ибн Таймийи, крупного богослова ханбалитской школы, известной своим буквализмом в истолковании Корана и непримиримостью к любым новшествам. В своих страстных, зажигательных проповедях и лекциях Ибн Таймийя призывал к полному слиянию духовной и светской власти, гневно осуждал поклонение святым, веру в их чудотворчество и культ их гробниц, едко высмеивал мистическую практику и изощренные ритуалы суфийских сект.
В мечетях, где он выступал, собирались многотысячные толпы. Слушая проповеди, люди дивились его прямоте и смелости, переглядывались, покачивая головами. Перебранки между сторонниками и противниками Ибн Таймийи нередко доходили до рукопашной, и всклокоченных, измазанных кровью забияк волокли к судье, который приказывал бить их плетьми, что исполнялось немедленно, к величайшему удовольствию толпы.
За свою строптивость Ибн Таймийя дважды попадал в тюрьму. В третий и последний раз он был схвачен в июле 1326 года, за месяц до приезда Ибн Баттуты в Дамаск.
Ибн Таймийя умер в темнице в 1328 году. Несколько веков спустя его идеи легли в основу религиозно-реформаторского учения ваххабитов, по сей день являющегося официальной идеологией Саудовской Аравии…
Ибн Баттута с волнением слушал рассказ Кайсарани о горестной судьбе бесстрашного богослова. По отдельным ремаркам в его книге странствий можно догадываться, что Ибн Баттута, принадлежавший к последователям иного, маликитского толка в исламе, тем не менее относился к Ибн Таймийи с величайшим почтением. Приехавший в Дамаск лишь в августе, Ибн Баттута, разумеется, никак не мог видеть Ибн Таймийю, который к тому времени уже три недели томился в подземной темнице. Тем не менее в своей книге Ибн Баттута пишет, что в одну из пятниц присутствовал на проповеди Ибн Таймийи.
Вряд ли эта обмолвка объяснима ошибкой памяти. Куда уместней предположить, что здесь нашим путешественником руководило тщеславие. Авторитет Ибн Таймийи в мусульманском мире был столь высок, что Ибн Баттута, по-видимому, не удержался от искушения прихвастнуть, что лично видел опального законоведа. Сообщая об этом, он, очевидно, был уверен, что вряд ли кому-нибудь удастся его проверить.
Но Ибн Баттуту все-таки проверили. Сделал это наш современник, дотошный чешский арабист И. Хрбек. Сопоставив приводимые Ибн Баттутой даты с реальными историческими событиями, он неопровержимо доказал, что эпизод встречи с Ибн Таймийей является плодом воображения Ибн Баттуты, надеявшегося таким способом поднять свой авторитет в глазах читателей.
Однако не будем слишком строги к нашему герою. Отнесем некоторые накладки за счет его пылкой страсти познать все, чем жил в его эпоху многоязыкий и разношерстный мусульманский мир, и донести до современников каждое событие — великое или малое, — временами непроизвольно украшая его узорами воображения и фантазии. Простим ему это, ибо чему же, как не его неистощимой любознательности, мы обязаны нашей сегодняшней прогулкой по городам и странам, отделенным от нас временной дистанцией в шесть веков.
«Ненасытными бывают двое: стремящийся к богатству и стремящийся к знанию», — утверждает старая арабская поговорка. Тяга к расширению знаний не покидала Ибн Баттуту даже в те дни, когда в его кошельке, как выражаются арабы, «гулял ветер» и будущее не сулило ни выгоды, ни прибытка.
В самый разгар знойного рамадана 1326 года, когда люди завидовали неразумным ишакам, утолявшим жажду из грязных луж, Ибн Баттута, пошатываясь от лихорадки, ежедневно отправлялся в мечеть слушать комментарий Ибн Шихна аль-Хиджази на книгу известного законоведа аль-Бухари, считавшуюся основным источником по мусульманскому праву. Прослушав разъяснения сирийского богослова по 3450 разделам книги, Ибн Баттута не преминул получить от него письменное свидетельство, которое давало ему право впредь самому комментировать этот труд от имени учителя.
К концу путешествий у Ибн Баттуты набрался целый ворох таких дипломов. Куда бы ни приезжал Ибн Баттута, повсюду старался он пополнить свои знания. Слушал лекции знаменитых ученых, подолгу беседовал с суфийскими шейхами, принимал участие в шумных диспутах по спорным вопросам догматики и права. В те времена заявить: «Я учился у такого-то…» — было лучшей аттестацией, открывавшей доступ в самые высшие сферы общества. Воспитанник дюжины известных ученых в значительной степени разделял их славу, и чем громче и авторитетнее было имя наставника, тем больше возможностей открывалось перед учеником. В средневековом мусульманском мире ценился энциклопедизм. Широта знаний ставилась превыше всего, и критерием учености было не самостоятельное научное мышление, а количество общепризнанных источников, которыми овладевал тот или иной школяр. Разумеется, весь корпус богословских и светских наук в силу своей необъятности был недоступен одному человеку, и тысячи «вечных студентов» чуть ли не всю свою жизнь находились в пути, переходя из города в город, от одного учителя к другому. Ученые хвастались друг перед другом числом наставников, которых они прослушали, и в выигрыше оказывался тот, кто мог предъявить дипломы, содержащие созвездия громких имен.
Широкая образованность молодого танжерского шейха сразу же бросалась в глаза всем, с кем ему приходилось общаться, и именно это ставило его над людьми, которые разделяли с ним тяготы дальних странствий. В любой компании — будь то паломники или купцы — Ибн Баттуте принадлежало особое место; и где бы ни останавливались караваны на постой, его в первую очередь приглашали в свои дома местные правители, чиновники, ученые, судьи, знатные горожане.
…1 сентября 1326 года караван паломников вышел за городские ворота. Во главе колонны на белом коне ехал эмир-хаджи Джубан аль-Мансури, за ним рядами по четыре отряд мамлюков, предназначенный для охраны каравана.
В небольшой деревушке аль-Кисва, в нескольких милях от Дамаска, Ибн Баттута простился с женой. Она была беременна, и тяготы предстоящего путешествия оказались бы ей не под силу. Много лет спустя, находясь в Дели при дворе султана Мухаммеда Туглака, узнает Ибн Баттута от заезжего сирийского купца, что женщина, оставленная им в Сирии, родила сына. Он пошлет ей несколько золотых динаров и дорогие индийские украшения и в тяжелые минуты не раз еще вспомнит о ней и о мальчике, которого никогда не видал. Через двадцать лет он вновь посетит Дамаск и будет ходить от мечети к мечети, расспрашивая знакомых имамов о местонахождении своей семьи. И узнает, что нет на свете ни жены, ни сына, и печальное это известие неизбывной горечью ляжет на сердце, долгие годы не знавшее иных забот, кроме жажды идти от горизонта к горизонту, познавая города, мир, людей…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
