Мое сердце нестерпимо болит при воспоминании об одинокой фигуре под обнаженными, раскачиваемыми зимним ветром ветвями деревьев, возле юных саженцев, которым нет еще и года.
«Я — старая лоза, а вы — отростки, что есть во мне и в чем я есть, то и приносит плод богатый, ибо без меня и вы ничто». Сколько раз я слышала эти строки, которые он читал вслух, но сейчас его голос звучит надтреснуто, будто к нам обращается уже бесплотный дух.
Мне хотелось увидеть его таким, каким он был когда-то: наряженный Санта-Клаусом, веселый, смеющийся, с длинной белой бородой; за нее так нравилось тянуть маленькой девочке, которой была я в те времена. Но при виде его старости у меня осталось лишь одно желание, одна просьба: отец, не покидай нас, не уходи, я хочу, чтобы ты всегда был с нами!
Больше я отца не видела. Воспоминания переполняют меня сегодня, и мне так хотелось бы поделиться ими с Мелом. Все между нами произошло до безумия быстро. Опасности нет только потому, что Мел не может иметь детей, он говорил мне, что это для него страшная трагедия. Я всегда мечтала о семье, но Мел сказал, что ему могут сделать операцию, и все будет нормально, так что это препятствие преодолимо.
Мел способен превратить мою жизнь в нечто значительное: как будто ему известны ответы на все вопросы, а мне только и остается сидеть и ждать, пока не произойдет поворот в нужном направлении.
В дверях появилась Чарлин.
— Еще один переодетый агент! — объявила она.
— Так! Кто такой на сей раз? — спросил Рекс.
— Назвался Артуром Лейном, изображает из себя сводника: он, видите ли, желает договориться с нами, чтобы мы послали парочку девушек демонстрировать бикини на загородной вечеринке его клиента.
— Казалось бы, к нам таких субъектов можно бы и не подсылать.
— Я его послала куда подальше. Кстати, золотко, нам с тобой надо бы решить некоторые вопросы.
— Уже конец дня, так не сходить ли нам к Вулворту? И перекусим, и делами займемся.
Через полчаса они сидели в закусочной на углу. Собаки простерлись у ног Чарлин, положив головы на вытянутые лапы, закрыв глаза и совершенно не обращая внимания на толчею у стойки.
— Везет тебе, что я малоежка, — Чарлин нехотя откусила кусочек яблочного пирога.
— Зато сюда пускают с собаками, — возразил Рекс.
— Я тебя умоляю. Ты угощаешь меня в дешевых закусочных, потому что ты жмот.
Рекс опустил глаза.
— Закусочная дешевая, а кормят неплохо, — возразил он. — К чему деньги мотать? Это же нелепо!
Чарлин дожевала пирог и принялась за кофе.
— Завтра напомни мне позвонить насчет мыльных прокладок «СОС» и табака «Булл Дархэм».
— Напомню, обязательно напомню.
— Интересно, как дела у Джина Джонса? Я так понимаю, что его фокусы уже всему Манхэттену известны. Черт знает что: звонит разным моделям, морочит им голову, те впустую тратят время на собеседования с ним, поскольку Джонс каждой говорит, что, умей она, как следует читать тексты, он бы обеспечил ее коммерческой рекламой.
— И советует ей поучиться в школе декламации, где он сам и является одним из владельцев!
— Я всегда считала, что этой старой лисе нельзя доверять.
— Не сомневайся, он скоро получит красную карточку!
— Чуть не вся Мэдисон-авеню ходит по минному полю, особенно с октября по Рождество, когда конкуренция становится просто бешеной. Господи, на грош ни в чем нельзя быть уверенной, когда работаешь в рекламе. Самый рискованный бизнес на свете!
— Ладно, мы с тобой пока что не нарываемся и получаем свои законные десять процентов, — Рекс потянулся и зевнул. — Мне пора, у меня встреча в сауне.
— Я тебе желаю! — помахала ему вслед Чарлин.
Ева вышла из театра в вечернюю духоту бабьего лета и, радуясь, влилась в безликую бродвейскую толпу. Еве доставляло удовольствие возвращение домой пешком мимо ресторанчиков, где играет джаз, кафе — мороженых, маленьких киношек — повсюду мишура, толкотня, жизнь.
Она всякий раз задерживалась у витрины магазинчика, торговавшего забавным нижним бельем. На витрине выставляли черные кружевные пеньюары, трусики с оборочками и с вырезанным передом — «сексуальные тренировочные бикини», ночные сорочки в европейском стиле, бюстгальтеры с дырочками для сосков, набедренные повязки, прозрачные «гаремные юбочки». Нижняя часть манекена, поставленного кверху ногами, была облачена в тончайшие черные чулки, и Еву непонятно почему волновала эта пара широко раздвинутых ног. Она остановилась у витрины еще разок поглазеть на них и почитать надписи под фотографиями актрис и стриптизерок.
Ева не сразу заметила, что рядом с ней стоит, опираясь на трость, подчеркнуто тщательно одетый старый джентльмен.
— Интересные предметы, не правда ли? — обратился он к Еве.
— Да, — кивнула она.
— Вы тоже находите, что они возбуждают чувства?
— Мне кажется, это просто красиво.
Старик был так хорошо одет, что Ева не видела ничего дурного в том, что он с ней заговорил, хотя что-то в его облике и вызывало у нее смутную тревогу.
— Я с удовольствием приобрел бы для вас любой из этих предметов по вашему выбору, — он достал из нагрудного кармашка и протянул Еве визитную карточку. — Если вы навестите меня в моем номере в отеле «Пьер», я оплачу любую вашу покупку в этом магазине.
Ева не знала, куда ей деваться.
— Здесь есть чрезвычайно интересные вещи, — продолжал он. — Не знаю, обратили ли вы внимание на это объявление в уголочке — видите? «Мы изготовляем меркины». Впрочем, я убежден, что такая очаровательная молодая леди в подобном товаре не нуждается. Или, возможно, вы даже не знаете, что такое меркин?
— В общем, нет, не знаю…
— Это нечто вроде паричка, искусственные волосы для половых органов.
Ева бросилась прочь от него. Сердце ее колотилось, а глаза быстро наполнялись слезами. Все эти штуки, которые так интриговали ее, вдруг стали вызывать тошноту, скользкие мужчины, разглядывающие фотографии голых женщин, стали казаться страшными. Ева чувствовала себя совсем одинокой и беспомощной. Рог изобилия бродвейской мишуры продолжал извергать свои соблазны, а Ева, еле сдерживая рыдания, бежала по улицам и повторяла про себя: «Не боюсь, ни за что не испугаюсь… Ой, папочка!»
Ведь она только сейчас поняла, отчего отец не разрешал ей поселиться одной в городе. «Папочка, ой, папочка!» — кричала Ева про себя.
Рекламная фирма «Гаррик, Форд, Ивелл, Проктор и Додсон» занимала три этажа в новом доме. Назвав секретарше свое имя, Долорес уселась рядом с тремя другими девушками, тоже ожидавшими собеседования. Вступать с ними в разговор Долорес не стала, а занялась приведением в порядок макияжа.
