Слабый солнечный свет едва просачивался через задернутую штору, благодаря чему в спальне был умиротворяющий полумрак. Или это я разомлел от теплой воды. Я лежал под толстым одеялом, которым этой ночью укрывалась турецкая пара, вдыхал горьковатый запах, который исходил от матраца, набитого сеном, и пытался не думать о Ясмин, дожидаясь, когда она наплескается и решится стать женщиной. Ей будет все внове, все интересно. Не знаю, как в эту эпоху воспитывают мусульманских девочек, но при той скученности и простоте нравов, в которых живут сейчас люди, она теоретически должна знать многое и многого хотеть.
Ясмин бесшумно зашла в спальню в розовой шелковой рубахе, которую нашла среди трофеев. Обычно розовый цвет делает женщину глупее, поэтому и надевают розовое, когда хотят понравиться. Волосы были распущены и сухи, на щеках алый румянец то ли от купания, то ли от смущения. Девушка остановилась возле кровати, опустив голову и сжав пальцы в кулачки.
— Ты красивая, — похвалил я. — Снимай рубаху и ложись.
Может быть, она ждала чего-то большего, но мне так припекло с голодухи, что язык к небу присох. Сиськи у нее были маленькие и острые, напоминали конусы с черными колпачками сосков на вершинах. Пах выбрит, отчего казался припорошенным пеплом. Наверное, служанка помогла. Поэтому и возились так долго. Я приласкал ее хрупкое тело, пахнущее розовым мылом и скованное тревожным ожиданием, пока оно не расслабилось, а потом наполнилось желанием. Когда входил в нее, узкую и упругую, неподатливую, тихо пискнула. Затем лежала отрешенно, дыша часто и горячо. Наверное, как и все девушки, ждала чего-то другого, более приятного или ужасного, но не такого простого. Когда я оставил ее в покое, Ясмин прижалась щекой к моему плечу и радостно хихикнула. Видимо, новая жизнь началась приятнее, чем она предполагала.
13
Мы пробыли на полуострове до начала апреля. Рожер де Флор сплавал с победной петицией в Константинополь. Там его встретили, как героя. Попировав с Андроником Палеологом, наш командир отправился в город Пиги на встречу со старшим сыном и соправителем императора Михаилом, чтобы согласовать зимнее наступление на турок. Того, видать, предупредили о планах Рожер не Флор, которые не совпадали с его собственными, поэтому сказался больным и не принял. Мало того, каталонцев даже не пустили в город. Михаил не мог простить, что мы разбили турок, которым он проиграл. Командир Каталонской компании вернулся злой, как тысяча каталонских чертей, если такая их разновидность существует.
— Лошак тупой! — обозвал он своего родственника Михаила, матерью которого была дочь венгерского короля, рыцаря и католика, то есть, благородная кобыла, а отец — православный ромей, то есть, осел.
Если отец был рыцарем, то есть, жеребцом, а мать — ромейкой, то есть, ослихой, то от такой связи рождались мулы, которых, чтобы отличить от настоящих, презрительно называли гасмулами. В сохранившихся пока обломках Латинской империи гасмулы имели ограниченные права, правда, немного лучшие, чем ромеи. Обычно они становились наемниками, конными сержантами, или пиратами. В Каталонской компании гасмулов около сотни. Зато ромеи высоко ценят их. Говорят, экипажи кораблей Михаила Палеолога набраны исключительно из гасмулов.
После визита к Михаилу Рожер де Флор передумал воевать зимой с турками и вызвал в Кизик из Константинополя свою жену, двух ее братьев и тещу. Наш флот под командованием Феррана де Ареноса был отправлен на остров Хиос, чтобы защитить его и прилегающие острова от нападения турок. На Хиосе добывали мастику, которая являлась одним из главных экспортных товаров империи. Сухопутное войско разместилось на Кизикском полуострове и в прилегающих районах. В доме каждого крупного землевладельца поселились двенадцать воинов. Хозяин должен был выдавать им хлеб, вино, сыр, солонину и соленую рыбу, овощи и овес, но не свежее мясо, которое должны добывать сами. Кормить постояльцев обязан с первого ноября до конца марта, после чего составить совместно с ними счет и предъявить командиру каталонцев. Деньги будут удержаны из зарплаты, которую вперед за четыре месяца нам обещали дать в конце марта. Те, кто остался жить в Кизике, как я со своим «копьем», ездили раз в неделю за продуктами на ферму, к которой были прикреплены. Мы брали не все, потому что добывали охотой много мяса, обменивая часть его на рыбу и другие продукты у местных рыбаков и крестьян.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Зима оказалась намного холоднее, чем были в середине тринадцатого века. В январе несколько раз выпадал снег. Растаял только в феврале. По ночам бывали сильные морозы. Мелкие реки покрылись льдом. Я думал, что нам просто не повезло, но местные жители сообщили, что в последние годы все зимы такие холодные.
Рожер де Флор время от времени закатывал пиры, на которые приглашал и меня. Однажды меня посадили рядом с его тещей Ириной Палеолог, сестрой императора Андроника, довольно милой женщиной, недавно овдовевшей. Я должен был ее развлекать, потому что был бароном и, что главное, хорошо говорил на греческом языке, а Ирина плохо говорила на латыни. Лицо у нее было чрезмерно наштукатурено и подрисовано. Ей, конечно, было далеко до некоторых эпатажниц из двадцать первого века, но иногда мне казалось, что на лице у вдовствующей царицы маскарадная маска, которую забыли снять. Подобным дурновкусием страдают многие ромейки, особенно богатые. У бедных не хватает денег на косметику, которая в эту эпоху очень дорога. Может быть, косметикой, то есть богатством, хвастаются, а не для красоты размалевываются. Во время свадьбы и царевна Мария была также размалевана. В последнее время перестала злоупотреблять. Наверное, по требованию мужа, которому, как и всем каталонцам, боевая раскраска женщин казалась смешной. Обычно царица Ирина надевала парчовое платье с узкими рукавами и стоячим, плотно прилегающим воротником, украшенным большим количеством золотых двуглавых орлов, чем обитало в Ромейской империи одноглавых. Черные волосы заплетала в две косы, которые укладывала над ушами в спиральные пучки, похожие на улиток, покрыв тонкими сеточками из золотых нитей, украшенными жемчугом. У нее были такие же густые волосы, как у ее предка и бывшего моего приятеля Ивана Асеня. После того, как сообщил ей, что мой прадед был тем самым князем, который помог ее предку разбить деспота Эпира при Клокотнице, мое место возле царицы Ирины стало постоянным. Тем более, что я, в отличие от каталонцев, читал Гомера и пользовался вилкой. Этот предмет был пока двузубый и узкий. Те вилки, которыми пользовались мы, были серебряными и с ручками из слоновой кости.
— Как приятно среди этих… простаков встретить образованного и культурного человека, — сделала мне комплимент вдовствующая царица.
В моих глазах она выглядела не замысловатее.
В марте Рожер де Флор отвез на четырех галерах своих родственников в Константинополь. Попировал там с императором, с которым у нашего командира сложились неплохие отношения. Андроник Палеолог умел найти подход к нужному человеку. Он был сугубо штатским человеком, считал, что большая армия ни к чему, что выгоднее пользоваться услугами наемников. Сейчас мы были ой как нужны ему! Пришло известие, что турки начали движение на юго-западные районы империи. Его сын Михаил хоть и выздоровел, но чувствовал себя плохо, поэтому покинул район боевых действий, перебрался в столицу. Мы были единственной силой в Малой Азии, которая могла противостоять туркам. В итоге, вернувшись пятнадцатого марта, Рожер де Флор привез нам зарплату, которую пообещал выдать после того, как мы предоставим счета за набранные за зиму продукты.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я встретился с греком по имени Петр, который длинной седой библейской бородой походил на апостола. Наверное, отпустил ее в честь своего имени, потому что в его поступках было мало библейского. Привыкший иметь дело с моими необразованными конными лучниками, Петр раздул счет втрое. Не учел, что я записывал, сколько и чего мы брали каждый раз, и считал лучше, чем он. Все равно за пять месяцев сумма набежала внушительная. Мои бойцы потратили большую часть того, что награбили в Кизике. Составив счет в двух экземплярах, заставил грека подписать и заверить личной печатью.
