Кажется, плита называлась форсункой. Красные и черные языки бегали по стенам и потолку, и гудело, гудело внутри и вырывалось наружу. Это мама привезла меня к папиному брату - дяде Мише в Кисловодск. Она уезжала в Ленинград и приехала попрощаться. Дядя Миша хотел поиграть со мной, а я не могла оторваться от живой, как маленькие кувыркавшиеся человечки, шелухи, летевшей в гул. А дядя Миша - так и остался дядей-форсуном.

Через три года в Ленинграде я увидела еще одного дядю - дядю Петю, вернее, не я его увидела, а он меня. Я его увидела частями. Первое, что бросилось в глаза - желтые кисти рук поверх одеяла без туловища. Я подумала, что это тахта прогнутая, но нет - не может же быть, чтоб без туловища. Голова есть и руки есть. Острые, как ножи, тени гуляют вокруг торчащего носа и дрожат у рта. Это он так обрадовался, это вместо улыбки. Зато светились глаза: "Вера ведь!" и похожа. И еще потому, что ни у одного из братьев и сестер не было детей - одна только я, да еще и "Вера" получилась. Это потом мне тетя Нюра объяснила. А когда мы совсем вошли к дяде Пете, поближе, я поняла, что это не тахта, а тело вогнуто под одеялом. Он зашевелился, пытаясь привстать, но только напрягся, и вместо улыбки опять получилась страшная гримаса боли, и кашлем задохнулся.

Дядю Петю отпустили из тюрьмы со скоротечной чахоткой, а тетя Нюра добродушная, несчастная его жена - с минуты на минуту ждала конца, потому и попросила нас поскорее приехать.

Так и случилось. Мы сразу ушли, и все тут кончилось.

А еще один - дядя Вася - сам приходил к тете Люсе, к своей любимой сестре. Я жила тогда у нее, на улице Жуковского, в доме 28 и училась в 20-й школе, на улице Восстания. Мама работала в Луге в "заготзерне" и приезжала к нам только на выходные.

Дядя Вася приходил к нам с удовольствием, и всегда радостный. Высокий, стройный, в пенсне на золотой дужке, в маленьких усиках, всегда аккуратно побритый, набриолиненый, с прямым пробором, одетый в облегающий френч защитного цвета. Он был похож на военного офицера, как я себе представляла. Как будто он служил не до революции, а прямо сейчас. Точный, подтянутый, четкий в движениях, мягкий в разговорах и всегда праздничный. Мне это нравилось: это было красиво и вкусно - он всегда приносил конфеты и рассказывал про эполеты..

Они с тетей Люсей были похожи легкостью общения, веселостью, остроумием и шутками. Дядя Вася приходил часто. К сожалению, тоже не долго. Вскоре он был арестован второй раз, и - уже до конца.

АРОМАТНЫЕ ИГРЫ

прелюдия тринадцатая

приятном отличии от других своих сестер "неудачница" тетя Люся, в прошлом балерина, не сделала блестящей театральной карьеры, не вышла замуж, не имела детей, но была самой приветливой, самой доброжелательной, отзывчивой и неизменно остроумной тетей. С нею было не скучно, интересно. Только надо было всегда быть "начеку", вписаться в ее "волну".

Ее квадратная двенадцатиметровая комната в квартире номер 11 располагалась не совсем на втором этаже. Тетя Люся называла его изысканно "бель-этаж". И сама комната была оригинальной не только мебелью: две старинных тумбы - обе с коллекцией пасхальных яиц "под Фаберже", буфет красного дерева с фарфором екатерининского завода; маленькое бюрцо с несметным количеством ящичков с печатками, медалями, чеканками, камушками. Еще из мебели - узкая кровать с ширмой того же красного дерева, бордовый плюшевый диванчик с подлокотниками и "секретом-сейфом". В углу - встроенная кафельная, никогда не топленая печь. Необычность убранства заключалась в стенах. Это были не стены, а стенды, только без полок. Музей миниатюр. Живописные эмалевые медальонки на крученых тесемках и на цепочках, фарфоровые и фаянсовые старинные картинки именитых мастеров с церковными сюжетами, иконки в оригинальных рамках витого и резного серебра. Все это, кроме одной полки с древними книгами, снизу до верху, без просвета, вплотную размещалось на стенах. А в центре, на круглом столе, на расшитом серебром бархате - серебряный чеканный поднос, на нем две фарфоровых чашки с блюдцами, чайник и сахарница с вензелями E II.

Гардероба в комнате не было. Весь ежедневный туалет тети Люси был на ней: суконная черная узкая юбка, чуть ниже колен, тонкий шерстяной джемпер на пуговках поверх тщательно отглаженных кофточек тоже на пуговках, шнурованные полуботинки с острыми недлинными носами на выгнутых в рюмочку каблуках. Для осени, зимы и весны - черный плюшевый жакет с пушистым, непонятно какого меха съемным боа; черная, мужского покроя шляпа с небольшими, загнутыми по бокам полями и торчащим пером сзади на лето прятались под тяжелую накидку за ширму. Выходное платье двуцветное - беж с молочным - хранилось в желтом лакированном бауле под кроватью. Фигура у тети была отличная: спина ровная, как жердь, никакого живота, узкая талия и гордая осанка. Голова всегда поднята подбородком вверх. Волосы - смоляные, блестящие, гладкие в низком узле.

У тети Люси были свои забавные заскоки. Может быть, потому, что меня будоражил контраст между двумя разными жизнями - ленинградской и кавказской - мне эти заскоки нравились. Я называла их: "Заскок от любви" и "Привет из Петербурга".

Люся была искренно и сердечно привязана ко мне. С одержимой серьезностью он давала мне и уроки французского и - по "правилам хорошего тона".

Я внимательно слушала ее лекции по этим правилам. Она обычно читала выдержки из книг с ее полки. Одна из них, пронумерованная ею номером 256 черными чернилами, изданная в 1793-м году в типографии А. Решетникова в Москве называется:

Подарок прекрасному полу, содержащий в себе наставления, как дулжно поступать девице при выборе себе супруга; чего убегать дулжно, чтоб не сделаться несчастною, и чрез что может они привлечь к себе от всех любовь, почтение в трогательных повестях и притом сообщается способ, как предостеречься, чтоб лицо от воспы не было испорчено. Первая повесть "Несчастные следствия супружества без любви, в письме одной дамы к ея приятельнице...

К сожалению, новая орфография не дала возможности воспроизвести заголовок книги таким, каким он был отпечатан в типографии - твердый знак в конце слов отсутствует, а буква "е" пишется иначе...

В конце книги даются нравоучительные рассуждения о женщинах, выбранные из разных сочинений.

Например: Можно привыкнуть и к непригожей женщине, но к своенравной никогда; она есть яд общества и гроб увеселений.

Или: Женщина весьма близка бывает тогда к падению, когда почитает себя непобедимою.

Вот еще: Вольная женщина в разговорах бесчестит свой пол и возмущает мужчин.

И: Красота, дарования и приятности внушают желания, но единая только добродетель внушает почтение.

Тети Люсиной книге, когда она мне ее читала в 35-м, было уже сто пятьдесят лет. А проблемы оставались - теми же...Я это замечала по близким и знакомым людям

Что касается французского, то тетя велела называть ее с ударением на последнем слоге - Люсщ. А если со словом тетя, - то опять же на французский манер - La tante, ma tante...

Любила демонстрировать свои балетные возможности: производить "сальто мортале". Стоя, легко доставала головой до своих колен и до каждого в отдельности, а, лежа на животе - ступнями ног до головы.

Тетя Люся жила трудно, но красиво. Пенсия - мизерная. В день пенсии покупалась хала, сто граммов сливочного масла, полкило сахарного песку, двести граммов брынзы, пачка чаю, пачка "Казбека". Это - все. Денег оставалось до следующей пенсии на любимую халу без добавок и папиросы в россыпь. И всегда не хватало.

Бутерброды подавались на серебряном подносе, на фарфоровых тарелочках и чашечках с вензелями E II. Столовое серебро с печатками. Есть надо было не спеша, жевать долго с закрытым ртом, разговаривать во время трапезы, только после проглатывания пищи и только о духовном, высоком, как у французских писателей конца XIX века, когда они собирались вместе пообедать и побеседовать о литературе.

Продукты кончались быстро. Но даже для булки с чаем без сахара сервировка оставалась всегда неизменной, как и беседы.

Зато наутро после получения пенсии тетя Люся обычно провозглашала:

-Верусик, в школу сегодня не пойдешь - бледненькая. Полежи в постели, я подам тебе горячий шоколад. Горячий шоколад придаст тебе энергии, и мы сможем отправиться по важным делам.

После этого тетя надевала плюшевый жакет с боа, шляпу с пером, и отправлялась в булочную через дорогу. В булочной в те времена, кроме ее любимой халы, продавали вафельно-соевый торт - пралине. Торт резался на кусочки - порции. Тетя Люся приносила порцию, расслаивала ее, тщательно счищала с каждой вафли сою, заваривала кипятком соевую массу, добавляла кусочек сахара и тщательно размешивала. Готовое питье под названием "горячий шоколад" наливала в чашку E II, а рядом, на серебряном подносе в изящной конфетнице лежали наголо отшлифованные вафли от торта пралине. Она была счастлива. Я тоже. Не только тем, что нежусь в постели, прогуляв школу. Она забыла за своими эффектными трюками, что я должна произнести непременно по-французски: "Lucie, ma tante, mersie bien pour la tasse de chocolat chaud! " 4

1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 41

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Ego - эхо - Вера Лукницкая бесплатно.

Похожие на Ego - эхо - Вера Лукницкая книги

Тайный русский календарь. Главные даты - Дмитрий Быков - Искусство и Дизайн

Оставить комментарий