Мужчины переглянулись и нахмурились.
– Все равно ее это не оправдывает, – упрямо заявил Аверин.
– «Но я другому отдана и буду век ему верна», – процитировала Катенька не без горечи. – Да, в этом смысле ей оправданий нет. Но она другая, она не Татьяна Ларина! Она Ольга!
– В любом случае нынче же я еду ее искать, – подал голос молчавший до поры Карозин и воинственно выпятил подбородок.
– Никита, если позволишь, я с тобой, – тут же предложил Аверин. – Мало ли что это за субъект, да и в дороге веселее вдвоем.
– Согласен, – согласился Никита Сергеевич.
Катя посмотрела на них так, словно хотела сказать: «Эх вы, мужчины!» Но сказала другое:
– Делайте, как считаете нужным. Извините, – она встала из-за стола и удалилась.
– Женщины, – вздохнул Аверин и покачал головой.
А Никита Сергеевич нахмурился.
Сразу же после завтрака Карозин распорядился запрягать, но не свои открытые сани, а возок своего друга и родственника – рассудили, что в крытых санях ехать сподручнее.
– Так ты говоришь, Виктор Семеныч, что встретил ее на тверской дороге?
– Да, ты ведь знаешь, до нашего имения на лошадях всего-то две суток, вот я как раз остановился в гостинице на ночь, а утром спускаюсь вниз и… Ба! Варвара Андреевна! Сидит себе в уголку, чай попивает. Я к ней, – Аверин прохаживался по кабинету, – засвидетельствовать, так сказать, почтение. Она испугалась. Да, брат, испугалась не на шутку. Поняла, видно, что через меня и мужу может стать известно. Я, конечно, поинтересовался, что так? Куда едете? А она мне говорит, мол, тетка заболела, в Т-ской губернии живет.
– Одна была, да? – задумчиво переспросил Карозин.
– Сначала одна, а потом с улицы вошел какой-то молодой брюнет, ну, тот, видно, с которым… – Аверин слегка замялся. – Направился к ней, потом, видно, сообразил, что к чему, и к свернул стойке. Но я-то видел, как она вспыхнула, стоило ему только войти!
– Странно, – покачал головой Никита Сергеевич. – Я-то думал, что они на поезде, куда-нибудь подальше поехали, а тут вот, на лошадях, по старинке. Будто и не боятся ничего.
– Вот в том-то и штука, – хмыкнул Аверин. – Ну, я настаивать не стал, – продолжил он свой рассказ. – Вижу, что даме неприятно, да и мыслей никаких не было ни о чем подобном. Да и к вам торопился. Ну, думаю, так, может, показалось. Словом, оставил ее. Мне как раз и сани подали.
– Получается, что они только нынче выехали? – в сомнении произнес Карозин. – Если отъехать далеко не успели. А если так, то почему на первой же станции остановились? Странно как-то.
– То-то и оно, – подхватил Аверин. – Тут езды-то всего ничего, каких-то четыре часа.
– Может, чего-то ждали? – продолжил предположения Никита Сергеевич, но этот вопрос остался без ответа, потому что в это мгновение в кабинет постучали и в дверь просунулась голова Ефима:
– Сани готовы-с.
– Что ж, едем? – Никита Сергеевич поднялся из-за стола и из верхнего ящика достал маленький пистолетик марки «дерринджер».
Аверин посмотрел на него удивленно.
– Думаешь, пригодится? – не без опаски спросил он друга.
– А черт его знает! – бросил в сердцах Карозин, но пистолетик положил в карман сюртука.
Мужчины вышли из кабинета, оделись и Никита Сергеевич, посмотрев наверх, туда, где находилась в своей спальне Катенька, сказал слуге:
– Катерине Дмитриевне передай, что могу задержаться, даже и на сутки. Пусть не волнуется.
Слуга кивнул. Карозин помедлил, хотел было что-то еще прибавить, но нахмурился еще сильнее и вышел из дому. Следом за ним вышел и Аверин.
– По тверской дороге, – сказал Никита Сергеевич своему кучеру.
Сели в возок и лошадки тронулись в путь, хрустя выпавшим за ночь снегом.
Через четыре часа подъехали к станции. Задерживаться не стали – только заглянули на минутку, чтобы удостовериться, что Вареньки здесь нет. Взяли сыра, хлеба и вина – и снова в дорогу. Другая остановка пришлась только через пять часов, когда короткий зимний день был уже на исходе. Вошли в низкое деревянное здание, спросили лошадей. Перекусили, а заодно и выяснили, что Варенька со своим спутником была здесь не далее, как три часа назад.
– Догоняем, – хмыкнул Аверин, а Никита Сергеевич промолчал.
Настроение его заметно ухудшилось, зато Виктора Семеныча погоня, кажется, наоборот, веселила, и мужчины являли собой поразительный контраст – один был хмур, как осеннее небо, другой – буквально излучал безмятежность.
– Что, Никита, как думаешь, они ведь, наверное, ночевать остановятся? – играя бровями, поинтересовался Аверин.
– Возможно, – скупо откликнулся Никита Сергеевич.
– Ну, тогда мы их точно нагоним! – легкомысленно заявил Виктор Семенович.
Двинулись дальше, оставив карозинских лошадей отдыхать. Однако на следующей остановке их ждало разочарование – на станции им твердо заявили, что никакой молоденькой барыньки в сопровождении брюнета не было.
– Как так? – воскликнул раздосадованный Виктор Семенович. – Ты ври, да не завирайся! – и погрозил кулаком почтенному станционному служителю.
– А чего нам врать, барин? – служитель оказался не из пугливых, видать, многое на своем веку перевидал. – Тут у нас теперича мало кто ездит, так вот и помним всех. Не было нынче никаких барынек, никаких брюнетов. Вот давеча кульер проезжал. А до этого купчина какой-то возвращался из Москвы. А вы вот и сами у нас ночевать изволили. Ну, помните-то сами?
– Молчи, дурак! – беззлобно выругался Аверин и выражение его холеного лица пришло в согласие со внешним видом его хмурого и молчаливого спутника. – Делать нечего, придется заночевать, – проворчал он. – Не поедем же мы в темень обратно!
Карозин молча кивнул. Аверин спросил ужин и комнаты, мужчины уселись в углу и замолчали. Да и что было говорить-то? И так было ясно, что беглецы свернули с дороги. Но в какую сторону? И что теперь делать?
– Ладно, Никита, ты не отчаивайся, – перед тем, как разойтись по комнатам сказал Аверин. – Утро вечера мудренее, не зря ведь говорят. Завтра что-нибудь, да выяснится, вот увидишь.
Не сказал – напророчил.
* * *
Что же до Катерины Дмитриевны, то она себе места найти не могла, когда муж и зять уехали-таки. Не вышла проводить, не сказала, не взглянула. Катенька мерила свою комнату шагами и заламывала ручки, боясь даже представить, чем все это может обернуться. Да и чем? Вряд ли чем-то хорошим. Лучше бы оставили Варю в покое, думала она. Варя сама все решила. Конечно, Катерина Дмитриевна не оправдывала поступок своей подруги. Не нравилось ей, что Варя с мужем не объяснилась, он, возможно, сам бы отпустил, ежели бы она только ему сказала. Упала бы в ноги, умолила бы не преследовать. Дать развод, наконец! Катенька представила, какая получилась бы тогда огласка, и покачала головой.
Да, с разводом она, конечно, погорячилась, но ведь это все лучше, чем вот так – неизвестно куда, тайно, на положении беглецов! Она остановилась, вздохнула и пожала плечами. Ужас что такое! И почему это должно было случиться с ее милой, любимой Варенькой? Наверное, и Антон Гаврилович так же недоумевает, так же спрашивает себя, подумалось ей. Но он-то каков! Катя от возмущения снова заходила по комнате. Чего же теперь-то, ведь сам виноват! Сам обманул! Сам предал! А теперь, подите-ка, верните ему ее! Он, видите ли, своих мук простить не может! А зачем было так поступать, чтобы после мучаться? Ведь знал же, знал, что дурно поступает. Низко. Да Варенька и не простит его, если узнает.
А что? Быть может, она и узнала, а потому и объяснений никаких не случилось. Катенька подошла к окну, отодвинула штору, посмотрела на улицу. Но потом она вспомнила Варенькино письмо и в сомнении покачала головой. Нет, Варенька не такая, она, если бы знала только, что это Антон Гаврилыч разлучил ее с… Как его? Ольшанским? Если б она знала, она бы так прямо и написала. Тогда ее можно было бы понять. Точнее, тогда, возможно, никаких преследований и не было бы. Значит, Варенька не поэтому сбежала. Ах, в сердцах подумалось Катерина Дмитриевне, лучше бы в самом деле поэтому!
Но Варенька не знала об обмане мужа. Почему? Значит, Ольшанский и сам не знал, почему его арестовали? Если бы знал, то мог бы воспользоваться и под этим предлогом ее и увезти. Но она не знала, Катя была уверена. Варя написала бы об этом…
Вот в таких размышлениях прошел томительный час, в конце которого ей доложили, что внизу дожидается «давешний господин», что перед Рождеством был. Катя почему-то сразу поняла, кто этот «давешний господин» и ее сердечко, совершенно против ее воли и желания, забилось сильнее. Катя рванулась было к нему, но в дверях остановилась. Зачем он к ней? Узнал, что Никиты нет дома? Но откуда? Усилием воли она заставила себя дышать ровнее, и медленно спустилась вниз.
Ковалев ждал в прихожей, он встретил спускающуюся по лестнице Катеньку таким взглядом, что той снова пришлось сделать над собой усилие, чтобы хотя бы казаться спокойной, по возможности даже – равнодушной.
