— Все в порядке, — сказал Никколо Паскуале и прибавил шепотом: — Я потом все расскажу.
— И скажи им, чтобы принесли еще дров, — добавил толстяк, когда мальчик-слуга повел Паскуале к двери. — Воздух во Флоренции нехорош, но я забыл, что холода во Флоренции еще хуже.
— Они не хотели вас обидеть, — сказал мальчик Паскуале, когда они вышли из комнаты. — Мой хозяин уверен, что из-за своей миссии здесь он находится в смертельной опасности, и все его ассистенты убеждены, что их перережут одного за другим. Мы ведь художники, а не солдаты и не послы.
— Но вы же облечены некой миссией, — сказал Паскуале. — Мы так и предполагали.
Баверио казался несчастным: насупленное лицо, напряженные плечи.
— Извините, я ничего в этом не смыслю. Вот, присядьте здесь, я принесу вина, и мы поговорим. Я хочу помочь.
Они пришли в комнату, где у холодного очага дремали черные охотничьи псы. Паскуале сел на резной стул, позволил собакам обнюхать свои руки и потрепал их висячие уши. У его отца было две такие собаки, в своих деликатных пастях они могли принести подстреленную певчую птичку, не повредив на ней ни перышка. Гнев Паскуале прошел. Он ощущал только усталость.
Баверио принес кувшин вина и круг твердого сыра. Паскуале отрезал кусок сыра и принялся откусывать от него, запивая каждый кусочек вином. Баверио наблюдал за ним. На мальчике была бархатная туника в темно-зеленую и черную полоску, с затейливыми пряжками из той же материи штаны и черные чулки. Золотой венец покоился на копне жестких каштановых волос.
Паскуале вспомнил венец, который Россо надел на голову ему, но только венец Баверио был из чистого золота. Паскуале сказал мальчику, что тот выглядит скорее как наследник престола, а не слуга, и спросил, художник ли он.
— Я немного рисую, но не очень хорошо.
— Каждый, кого как следует учат, будет в итоге рисовать хорошо. Конечно, при таком учителе, как у тебя…
— Тогда, наверное, мне не хватает честолюбия. Мне достаточно просто служить моему хозяину всем, чем могу.
— Ты сказал, что хочешь помочь. Может быть, ты расскажешь мне… Ты знаешь, зачем Джулио Романо пошел в башню?
Баверио покачал головой:
— Я помогал мастеру совершать вечерний туалет, когда мы услышали крики. Мы выскочили, все мы, и только тогда поняли, что Джулио среди нас нет. Но как он оказался в башне, что за сообщение отправлял…
Паскуале решил рискнуть, посчитав, что одна откровенность может стоить другой.
— Джулио Романо не отправлял никакого сообщения, но, возможно, он подавал знак, просто зажигая лампы на сигнальных крыльях. Знак кому-то за пределами палаццо, кому-то, кто ждал момента, чтобы прийти, или хотел узнать, безопасно ли сюда идти.
Баверио заговорил, волнуясь:
— Вы не имеете права думать, будто Джулио мог предать мастера! Он был лучшим другом учителя, мастер, который из одной только чистой любви служил своим талантом учителю, выполняя его заказы. Послушайте, Паскуале, если Джулио был убит кем-то не из палаццо, как предполагает синьор Макиавелли, тогда зачем Джулио подавать знак, что этот кто-то может беспрепятственно войти? А если кто-то пришел на условленный сигнал, зачем тогда он поднялся на башню, убил Джулио и сбежал?
— Думаю, именно поэтому у Никколо и появились вопросы. Это как картон для фрески. У нас есть общие контуры, но нет деталей. Вряд ли Джулио задумывал причинить вред твоему учителю или кому-то из своих друзей, Баверио, но, возможно, он допустил ошибку, выбирая союзников для дел, которые были ему поручены.
— Все дела поручены нашему мастеру, — сказал Баверио. — Выпейте еще вина, оно помогает от холода, даже если раздражает желудок.
— Вино очень хорошее.
— Благодарите за него синьора Таддеи. — Баверио сделался серьезным, подался вперед и заглянул Паскуале в глаза, обдав его волной мускусного запаха из круглого флакончика, висящего у него на шее. — Я сказал, что хочу помочь, и это не пустая болтовня. Пока остальные пытались прорваться в башню, потом искали ключ, я отправился в комнату Джулио. Не знаю, почему я решил туда пойти, но мне показалось, что он мог вернуться к себе. Мне показалось, я найду его в постели, и тогда все будет хорошо, так, как было раньше.
— Понимаю.
— Разумеется, его не было. Он спал в комнате, смежной с комнатой учителя, в такой же точно кровати, как у меня. Я знал, что его сумка все еще здесь, спрятана под подушку, и я заглянул в нее. Не знаю зачем. Мне стыдно, что я сделал это, я не сказал об этом никому, даже учителю. Только не Рафаэлю.
— Я никому не скажу, Баверио, даже Никколо.
— Это был нехороший поступок, — продолжал Баверио, — но в то же время правильный. Я кое-что там нашел и оставил у себя. Я услышал, как приближаются стражники, поэтому засунул это в свою сумку. Вот.
Баверио достал квадратик сверкающего стекла. Паскуале сначала подумал, что это маленькое почерневшее зеркальце, но черное покрытие было слишком непрочным, он соскреб кусочек ногтем большого пальца. И понюхал: острая химическая вонь.
Баверио сказал:
— Это было завернуто в черный шелк, и, когда я вынул его, оно превратилось из серого в черное, клянусь. Еще там была коробка из жесткой, выкрашенной черной краской кожи. На одной стороне коробки было что-то вроде подвижного засова, закрывающего маленькое отверстие. Но стражники унесли эту коробку вместе с остальными вещами Джулио.
— Какая-то механическая штука, — сказал Паскуале. — Такое же стекло, разбитое вдребезги, было в сигнальной башне. И еще там было вот что. — Он достал из своей сумки летающую лодку. — Смотри. Твой мертвый друг сжимал это в руке. Такие игрушки есть в Риме?
Баверио взял игрушку, повертел в руках, оглядывая со всех сторон.
— Никогда такого не видел.
— Я подумал, вдруг их делает какой-нибудь римский механик.
— У вас же тут есть ваш Великий Механик. Может, он знает.
— Рад услышать хоть от кого-то из римских послов доброе слово о Флоренции.
Баверио сказал:
— Я видел вашего Великого Механика только вчера. Он дал нам аудиенцию и целый час говорил с моим учителем наедине. Он приглашен на праздник, устраиваемый в честь Папы, так сказал учитель.
— Тогда это будет первый раз за двадцать лет, когда он покинет Большую Башню. Он ждет нового Потопа, который смоет грехи мира и оставит после себя только чистоту в сердцах. Он написал по этому поводу несколько памфлетов, некоторые поговаривают, что ради них он и изобрел подвижный печатный пресс. Но я не Папа, Баверио. Я не могу спросить его сам.
— Тогда спроси какого-нибудь другого механика. — Баверио наклонил голову. — Учитель зовет. — Он отдал летающую игрушку и зачерненное стекло Паскуале. — Эти вещицы были важны для Джулио, Паскуале. Береги их. Узнай, что они означают.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
