— Жди нас здесь, — обратился он к вознице, — и тогда вместо этих монет получишь наш флорин.
— Я весь ваш, синьор.
— Я вижу. Идем, Паскуале.
Под пение сверчков они направились назад по залитой лунным светом дороге. С одной стороны тянулись огороженные стеной сады поместья, с другой — оливковая роща, из которой время от времени доносилось побрякивание деревянных колокольчиков пасущихся там коз.
Паскуале слегка упрекнул Никколо за вольное обхождение с чужими деньгами.
— Если помнишь, это я достал для тебя заказ. Я знаю, даже если ты потратишь этот флорин, у тебя останется еще один.
— Подумать только, еще утром у меня было два флорина, — вздохнул Паскуале, вспомнив, как в порыве великодушия отдал обе монеты Россо и как был рад, когда одна из них вернулась к нему. Но он же не знал, как все обернется; ладно, ему перепадет немного денег из гонорара за фреску для механика.
Никколо сказал:
— Получишь еще с этого дела. Это только начало. Подобные истории, разделенные на эпизоды, на многие дни увеличивают продажи печатных листков. Публика охотнее тратит время, читая досужие сплетни и домыслы, чем Платона и Ариосто, а я не из тех, кто станет отказывать ей в исполнении подобного каприза Кстати, ты не знаешь, чья это вилла?
— Какого-то венецианца, судя по гербу над воротами. — Паскуале подумал, что едва ли он на этом много заработает: что живописного можно увидеть, тайно проникая в чужой дом, пусть даже при свете луны? А если бы он и увидел, то все равно не смог бы ничего зарисовать.
— Отлично, — одобрительно произнес Никколо. — На самом деле это вилла Паоло Джустиниани, писателя и мистика, венецианского дворянина, ученика Марсилио Фичино. Ты слышал об этом последнем?
— Я знаю, что он колдун.
— Сначала он был священником и философом, но занятия привели его к темным наукам и астрологии. И к беспорядкам в Риме. Он слишком уж серьезно относился к своим опытам.
Паскуале, взяв Никколо за руку, остановил его.
— Мы не можем просто войти в ворота, — сказал он. — Джованни Франческо тут же узнает, что мы его преследовали. Не исключено, что нас заметили, когда мы проезжали мимо. Вы ведь торчали, как гонфалоньер на процессии.
— Они могли принять нас за честных рабочих, возвращающихся домой после трудного дня.
— Рабочие не ездят на vaporetti, Никколо. Даже если бы вы и сошли за одного из них, ни один рабочий не одевается так, как я. Если нам необходимо узнать, что происходит, думаю, лучше всего обогнуть стену и перелезть через нее где-нибудь подальше от света фонарей.
Конечно, все оказалось не так просто. В канаве, тянущейся вдоль высокой стены из грубых камней, рос терновник. Плащ Никколо то и дело цеплялся за шипы и за высокую траву, а Паскуале, к великому отчаянию, в двух местах порвал лучшие рейтузы. Он достаточно легко взобрался на высокую стену, а затем ему пришлось изо всех сил тащить наверх Никколо.
Они спрыгнули вниз, приземлившись среди пыльных лавров. Перед ними лежала вытянутая лужайка, со всех сторон прорезанная гравиевыми дорожками, сходившимися в центре у большого фонтана в форме раковины. С одной стороны от лужайки тянулась кедровая аллея. Ветви деревьев колыхались, черные в лунном свете. Эта часть сада располагалась в самой высокой точке поместья, и Паскуале видел за черепичными крышами виллы ночной город, раскинувшийся в долине внизу. На самых высоких зданиях дрожал свет поднимающейся луны: на золотом куполе кафедрального собора, на Большой Башне и на башне поменьше рядом с ней, на площади Синьории, на колокольнях церквей, на частных особняках. Огоньки фонарей были разбросаны по главным улицам, а красные и зеленые огни сигнальных башен образовывали некое созвездие, с Большой Башней в центре.
— Нам надо быть осторожнее, — сказал Никколо хриплым шепотом. — Я слышал, этот Паоло Джустиниани преуспел в своих занятиях.
— Но разумный человек ведь не станет бояться колдунов.
— Колдуны идут нога в ногу с механиками. Они черное отражение науки, которое нельзя недооценивать. Точнее, колдовство — это тень науки, ведь там, где есть свет, должна быть и тень.
— Но только если свет не находится прямо над объектом или не льется равномерно со всех сторон.
Никколо ответил резко:
— Вот уж не думал, что придется обсуждать проблемы оптики с художником. Тоже мне занятие! Идем же. Мы должны разузнать что-нибудь еще, кроме того, насколько прилежно здешние садовники исполняют свои обязанности.
— За стеной они исполняют их весьма небрежно. Мой костюм испорчен. Если бы я мог предвидеть подобное, не стал бы одеваться, а вместо этого взял бы меч.
— Я подготовился лучше, — сообщил Никколо. — Держись поближе ко мне и делай, как я скажу.
Они двинулись к дому, прячась в тени кедров. Паскуале порылся в сумке и достал квадратик черного стекла. И сказал просто:
— Пока вы говорили с Рафаэлем, я получил вот это.
Никколо посмотрел сквозь стекло на луну, понюхал его, затем поскреб по черной поверхности ногтем и сунул палец в рот.
— Это может быть ничем, а может быть чем-то.
— Это было в вещах Джулио Романо, — сказал Паскуале и рассказал о коробке, которую видел мальчик-слуга Баверио.
— Тогда это в самом деле кое-что. Не исключено, что ты обнаружил больше, чем я, Паскуале. Сохрани это вместе с летающей лодкой.
— Венеция в союзе с Папой, так?
— Да, но Паоло Джустиниани тут ни при чем. Он был с позором изгнан после некрасивого случая с девственницей и, насколько я знаю, с черным петухом.
— Может, он надеется вернуть расположение.
— Может. А может, Джованни Франческо тоже практикует черную магию. Возможно, они просто приятели, которые любят ходить друг к другу в гости. Предположения бывают полезны, но всегда лучше знать наверняка. А теперь, Паскуале, не шуми и будь осторожен. Здесь могут оказаться ловушки, а уж стражники есть наверняка.
Одноэтажная каменная вилла была выкрашена белой краской, крыша покрыта красной черепицей, на углу поднималась башня. Свет падал из всех высоких стрельчатых окон, и Паскуале с Никколо перебегали от одного окна к другому, пока не добрались до окна комнаты, в которой оказался жирный Джованни Франческо. Он стоял спиной к окну и лицом к пожилому человеку, небрежно развалившемуся в похожем на трон золоченом кресле с высокой спинкой. Одетый в черный балахон, в черной квадратной шапочке на длинных прямых седеющих волосах, он подпирал голову кулаком, выслушивая какие-то доводы Франческо.
Окно было закрыто по причине ночного холода (в камине горел огонь), и Паскуале различал лишь невнятное бормотание Франческо, не разбирая слов. Никколо, притаившийся рядом с ним, достал короткий полый кусок деревяшки. На одном конце у него было подобие раструба, к которому журналист приложил ухо, приставив второй конец к оконному стеклу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
