Хотя русский летчик Ян Нагурский за месяц до Первой мировой уверенно сказал: «Только авиация как колоссально быстрый способ передвижения есть единственная возможность пролететь над Северным полюсом».
Такие вот гордые слова произнес отважный Ян Иосифович — не знаю, имел ли он в виду свой крошечный гидросамолетик, который в разобранном и упакованном виде приплыл с ним к берегам Новой Земли для поиска пропавших экспедиций Брусилова и Седова, на борту судна «Печора» в метелях и штормах несколько раз собран, разобран, собран, разобран, мотор у него барахлил, шатун третьего цилиндра сломан, погнулся главный вал, ничего, двигателем в пятьдесят лошадиных сил он распугал всех полярных медведей и, ориентируясь по шлюпочному компасу, полтора месяца парил над забитыми льдом проливами, в сплошных облаках, порой лишь на одной воле пилота.
…Чем страшно воодушевил Амундсена!
Глава 16
Три Амундсена
Рассказывать об Амундсене в прозе не получится, житие этого паломника к святым полюсам нужно петь как песню, или Мише сочинить про него пьесу. Он был не ученым-полярником, но гениальным художником, актером театра мира.
Главное для него — оказаться на Северном полюсе или на Южном. Он вился вокруг Земли, как неприкаянный спутник, ожидая великого мига, который обессмертит его имя.
Собираться на Северный полюс, годами идти к нему, а потом развернуть в одночасье «Фрам» и двинуться в Антарктиду, опередить капитана Скотта и водрузить норвежский флаг на Южном полюсе.
Все запечатлеть, снять фильм, собрать видимые и невидимые свидетельства, а потом выходить к публике в меховой куртке, надвинув капюшон на лоб, и, улыбаясь в усы, рассказывать о приключениях, жмурясь от магниевых вспышек фотокамер.
О, как мечтал покоритель Южного полюса оказаться и на Северном тоже. Но время шло, Руаль старел, силы были уже не те, многолетние зимовки и недостаток витаминов подкосили его здоровье. Несколько лет подряд он вдоль и поперек бороздил Полярное море, побывал на всех мыслимых архипелагах и островах, но полюс ускользал от него. Дрейфуя со льдами на шхуне «Мод», когда они с Харальдом Свердрупом, Оскаром Вистингом и русским телеграфистом Олонкиным год обретались в пути, а все еще не достигли острова, откуда их экспедиция предполагала начаться, Амундсен решил во что бы то ни стало раздобыть самолет. И пролететь над полюсом — хоть на «Фармане», хоть на «Юнкерсе», хоть на «Дорнье-Вале». А лучше на метле или на ковре-самолете. Было бы куда надежней.
За время войны авиация, конечно, расправила крылья. Но еще в октябре 1925 года на Северном Кавказе море беленьких косынок и казачьих папах восторженно, духовым оркестром встречали самолет «Моссовет», на котором совершал агитоблет по станицам секретарь окружкома — мой дед Степан Степанович Захаров.
Народу было — хоть по головам ступай! Его приветствовали пылающими кострами, алыми полотнищами, с земли раздавалось раскатистое «ура». Митинг за митингом открывал Степан Захаров — в ликующей обстановке среди туго закрученных станичных усов. Словами возвышенными оповещал о неминуемо наступающей эре воздушного флота, а также громадной роли авиации в сельском хозяйстве.
В глухом селе Александровском, где отродясь не слыхивали ни гудка паровоза, ни треска пропеллера, на глазах у небольшой толпы со знаменами, распевающей «Интернационал», «Моссовет» упал на бугры александровской степи. Пропеллером в землю, хвостом в небо. Степана подбросило — головой в потолок, в «Инструкцию для пассажиров самолета». Снесло шасси, лопнул ланжерон. Чудо спасло их от взрыва, от огня. На мое счастье, старик отделался легкими ушибами, а то кто бы сейчас писал эту книгу?
Но Амундсен боялся одного — не успеть.
В Нью-Йорке он купил пару «Юнкерсов» — они развалились при первых пробных полетах. Норвежский полярный герой — весь в долгах, лекции и статьи не приносят доходов. Тогда возникает идея выручить средства от продажи почтовых открыток на очень тонкой бумаге, которые совершат путешествие к полюсу на борту самолета. Открытки распродали по доллару за штуку! Выручка в десять тысяч долларов улетела в качестве задатка на строительство двух «Дорнье-Валей», дело за малым — где взять еще семьдесят тысяч?
В газетах легенду Норвегии объявляют банкротом, ему светит долговая яма, кажется, великий спектакль с полюсами Земли бесславно окончен. Как вдруг в Нью-Йорке, в маленьком отеле, где Амундсен скрывался от кредиторов, раздается телефонный звонок… Сын угольного промышленника Линкольн Элсуорт готов предложить восемьдесят пять тысяч, если его тоже возьмут в полет.
В том же 1925 году, когда Степан потерпел авиакатастрофу над Александровском, Амундсен расплачивается за самолеты, разобранными и упакованными везет их на корабле сюда, в Кингсбей, собирает, в каждый «Дорнье-Валь» сажает по механику и пилоту, и со спонсором Элсуортом они вылетают в сторону полюса.
Рация и снаряжение не поспели к сроку? Не беда. Увеличивая риск, он специально не брал с собой рацию, чтобы мир, затаив дыхание, ждал его возвращения из арктических походов, не зная, жив он или его съели белые медведи.
Амундсен приводнился почти у цели — 87-й градус северной широты, всего-то в трехстах километрах от полюса, в такие высокие широты еще никто не забирался. Но самолеты пока несовершенны для полярных просторов. Слишком далеко, слишком мала подъемная сила, а лично Руалю в том полете не хватило горючего.
Управляемый дирижабль конструктора Нобиле — вот что домчит его до полюса. Небольшой маневренный винтовой аэростат «N-1».
Идея уже витала в воздухе. Немцы, американцы, итальянцы раскочегаривали свои могучие воздушные корабли для полета в Арктику, «Графы Цепеллины» и другие исполины, во много раз мощнее и объемнее дирижабля Умберто Нобиле.
Нельзя было терять ни минуты.
Линкольн Элсуорт вновь обращается к отцу за финансовой поддержкой. Тот дает сыну сто двадцать пять тысяч долларов с условием, что Линкольн бросит курить.
Новый дирижабль строить некогда. Подгоняемый Амундсеном, Нобиле пытается приспособить готовый корабль к трансполярному перелету. Воздушную экспедицию на вершину мира Амундсен задумывает как «лебединую песню», которой хочет завершить свою историю покорения полюсов Земли, и уж тогда приниматься за мемуары.
Дирижабль он называет просто и без затей: «Норвегия», собирает экипаж — ровно половина итальянцы, вторая норвежцы — ив апреле 1926 года возвращается в Ню-Олесунн с пилотами, техниками и рабочими. Они сооружают ангар из досок, базу для снаряжения и возводят металлическую мачту, которая — вот она, стоит перед нами, гордая, мнит себя творением Эффеля, коричневая от ржавчины, трехногая, 34-метровая красавица.
