Подходя к Киевской заставе, обратились глаза мои на церковь в полуверсте за городом. Я пошел туда, и увидел прекрасное место. Церковь построенная Октогоном стоит на горе внизу к подошве ея стелятся кажется кровли домов, куполы церквей и все здания города, далее на противоположной горе поля усеяны деревеньками рощицами и кустарничками. Около часа любовался я сим видом и не мог налюбоваться. Жаль, что кладбище и острог в нескольких саженях, мешают полному наслаждению чувствительнаго сердца. Вечер был прекрасный. Мне не хотелось перестать гулять. Я пошел на берег Упы чтоб окончить день мой в беседе с вечернею природою и нежными сердцами. Там сидя на траве и глядя на розовую зарю, думал я об тех которых дружба украшает розами жизнь мою.
Письмо VI
Вчера я был в соборе, но он был заперт. Сегодня я его видел. Великолепный иконостас, великолепные образа, великолепная трапеза, все сияет золото и серебро, везде глаза ослеплены богатыми дарами которые человеческая бедность приносит Всеимущему Богу кажется что смертные, принося слабые жертвы, исполняют только обет Христианского смирения. Все чем бы не украсила рука смертного священный храм Божества, все будет мало и недостойно пред Тем Кто имеет свое прекраснейшее святилище в глубине души человеческой, но по крайней мере человек показывает, что сердце его умеет благотворить перед Высочайшим Существом в мире. Утро бьет девять часов. Я прощаюсь с Тулой.
Письмо VII Деревня
Куликово поле, где Дмитрий Донской с 20000 Русских победил славного Мамая, лежит в 60 верстах от моей дороги, я не мог из-за отдаленности видеть место славной победы.
Выехав из Тулы, смотрел я с примечанием на поля ее окружающие. Там в XVII столетии Литовцы опустошали все огнем и мечем, там во время походу Иоанна IV под Казань, набежали Орды Татарския, наполнили ужасами войны сердца мирных пастухов и обагрили кровью поля и луга, где паслись щастливо невинные овечки, там Российские Орлы всегда против зла устремленные поразили сообщников Отрепьева, и вырвали лавры победы из рук тирана. Сие последнее сражение было самое кровопролитное. Я перенесся в те времена и мне казалось будто что вижу несчастных утопающих в реке, землю усеянную трупами, оплакивающих.
Окрестности Тулы имеют много живописнаго. Везде пригорки и покатости одни других возвышеннее зеленыя долины лежат между ими и глаза приятным образом перебегают от горы усаженной кустарником к лощине покрытой стадами следуя за излучинами сего прекрасного ладшафта. Я люблю такие места и может быть более от того, что милая П… сообщила мне свой нежный вкус. Сердце любит все то, что ему передало другое любезное сердце.
В 20 верстах от Тулы прекрасный березовый лес служит опушкою лежащей через него дороге, опускается с обеих сторон по легкому скату вниз к долине – и опять с обеих сторон по течению противоположной горы возвышается в виде Амфитеатра и образует аллею перед глазами путешественника. Не можно себе представить какия романтические убежища, густыя тени и чистыя гладкия равнины открываются от места до места в сем лесу, кажется что нежные любовники могли бы в нем укрыться от целаго мира, забыть пороки, злобу, несправедливость человеческую и жить только с любовью и природою. Сей лес называется Малиновка и я тот час вообразил себе, что за несколько лет перед сим скрывалась в нем какая – нибудь красавица с любовью своею, открывала природе тайну душевную и пела от горести как сафо, как малиновка.
Путешествие в полуденную Россию, в письмах изданных Владимиром Измайловым. М. Университетская типография. 1800 г.
Князь Долгоруков. Славны бубны за горами
Долгоруков (Долгорукий) Иван Михайлович (1764, Москва – 1823, там же), русский поэт и драматург, тайный советник. Получил хорошее домашнее образование. В 1777–80 гг. обучался в Московском университете, но не закончив курса, вступил прапорщиком в 1-й Московский пехотный полк, а в 1782 году перевелся в Санкт-Петербург, в Семеновский полк. После похода гвардии в Финляндию (1789–90) вышел в отставку с чином бригадира.
В 1791–96 гг. занимал пост вице-губернатора Пензенской губернии, в 1802–12 гг. – пост губернатора Владимирской губернии. Был отправлен в отставку по ложному обвинению в злоупотреблениях. В 1813 году переселился на жительство в Москву, где всецело отдавался литературе и домашнему театру.
Был избран членом Беседы любителей русского слова, Вольного Общества любителей словесности, наук и художеств и Общества Соревнования просвещения и благотворения, позже был почётным членом Общества любителей Российской словесности при Московском Университете. Князь Долгорукий является автором мемуарных и автодокументальных записок: «Журнал путешествия из Москвы в Нижний, 1813 года», «Путешествие в Киев в 1817 г.» и «Славны бубны за горами, или Путешествие мое кое-куда, 1810 года». Выдержки из последней приведены ниже.
Глава II
12 числа отправились с утра в Тулу. На выезде из Серпухова есть мужской монастырь: Местоположение отменное! За лесом является женский монастырь, и вид на город со всех сторон заманчив. Церковь примечания особеннаго не заслуживает. В монастыре хоронится род Головкиных. На раке одного из древних Настоятелей, по имени Афанасия Высоцкаго, который под спудом, изображен он сам в позолоченном венце, как водится вокруг ликов Святых, хотя его в числе их Церковь не полагает. Вне церкви на монастырском дворе погребен М.Ф. Соймонов. Тело его спрятано под чугунной доской с простою надписью. Какое смирение для вельможи!
С версту от города за лесом течет Ока. Но как её сравнить с ней самой в Муроме! Берега ея отлоги: пространством уже и водою сто раз беднее. По ту сторону реки Серпухов совершенно пленяет. Взгляните на него отсюда, и не стыдитесь сказать, что и Серпухов хорош. Настоящий театр? Город в отдаленной впадине; весь в куче; от него по обе стороны, как кулисы, оберегают его две рощицы. Из них выдаются к берегу на одну сторону башни женской обители, на другую ограда мужской, и сие зрелище довершают разныя крестьянския слободки, облегающая монастыри. Как смотреть без удовольствия на такое согласие искуства с натурой! Сквозь всей этой картины кидается в глаза крепость. Я отыскал тут точку привлечения моего любопытнаго взора. Взглянул, прощаясь с городом, на достопямятныя ея развалины, и так их приветствовал:
Свидетели побед Великаго Царя,С восторгом вижу вас, руины той ограды,С которых не смогли Татарских сил громады,Движение веков, ниже стихиев пря!Достигли вы до нас, и мы, гигантов племя,Привыкшие во прах колосы превращать,Дерзнули было с вас печать времен сорвать;Но нам ли сокрушить, что чтить и само время?В развалинах своих еще премного летПрославить замок сей десницу Иоанна:Там зиждется хвала того вождя избранна,Которым изумить судили боги свет?
Глава III Тула, оружейный завод
Долго не терялся из виду Серпухов. Потом до самой Тулы ни чего для взора приятнаго: места степныя, лесу мало, изредка рощи; жилья крестьянския тесны, низки, бедны. В наших местах заборник лучше и крупнее! Грунт земли иловатый с песком, иногда глинистый; чернозему мало. Во всяком селении увидите ветлу: вывеска безлесных стран! Снисходительное дерево, которое везде примется. Камень белой да самой Тулы с вами не растается. Лошади почтовыя сыты и бегут скоро.
Мы обедали в Заводе. Так называется селение, принадлежавшее Д.Л. Нарышкину. Тут жили ружейники; казна их купила и перевезла в город. Здесь приятно взглянуть на опыты Российской живописи; ни какой натуралист не отыщет такого цвета птиц, каких мы тут видели. Кабинет чучел известнаго в свое время в Москве К.О. не пестрее той комнаты где мы остановились. Меня забавляли очень надписи – обыкновенныя проказы путешественников. Где они стен не марают? На одной нашел их до 20-ти и внизу следующую, которая мне очень полюбилась: «Из всего выше писаннаго заключить должно, что по этому пути мало умных людей ездит». По надписям судя– правильное примечание! Я хохотал над ней вплоть до Тулы. Горы от Серпухова хотя изредка, но продолжаются; источников мало, а в жаркое время долго не видать воды тяжело!
Наконец мы в Туле. Посмотрим! Для этого здесь пробыли почти два дни, жили в трактире, есть ли можно назвать жизнью только ночлег; впрочем, я все шатался. Здесь так же все дорого, как и в Москве. Общая участь городов окружающих столицу. Ненастливая погода отнимала у нас половину того удовольствия, которое дает любопытство.
Город сам по себе велик, но удвоивается еще соединенной с ним оружейной слободой. Множество каменных домов там и тут дают городу вид великолепный. Тула, вымощена вся белым камнем; там дикаго нет. Улицы правильны; есть между ими, подобно большим городам переулки и перекрестки. Довольно для общаго взгляда!
