Каюта была низенькой и тесной, но узкую койку застелили периной, а сверху — пушистым мехом.
— Тесновато, конечно, но довольно удобно. Здесь вы найдете одежду, — Мизинец указал на кедровый сундук под круглым окошком, — а также белье, теплые чулки и плащ. Все, увы, из шерсти и холста и вряд ли приличествует столь прекрасной деве, зато вам будет сухо и тепло, пока мы не подыщем что-нибудь более достойное вас.
Он все это приготовил заранее.
— Милорд. Я не понимаю… Джоффри отдал вам Харренхолл, сделал вас верховным лордом Трезубца… почему же…
— Почему я желал его смерти? — Мизинец пожал плечами. — Никакой причины к тому я не имел. К тому же для всех я сейчас за тысячу лиг отсюда, в Долине. Врагов всегда следует держать в неведении. Если они не до конца понимают, кто вы и чего хотите, они никогда не угадают, что вы сделаете дальше. Порой лучший способ сбить их с толку — это предпринять нечто бесцельное или даже как будто вредное для вас. Вспомните об этом, Санса, когда сами вступите в игру.
— Игру? Какую игру?
— Единственную, в которую стоит играть — в игру престолов. — Он поправил прядку ее волос. — Вы достаточно взрослая, чтобы понимать, что мы с вашей матерью были не просто друзьями. В свое время я хотел в мире только одного: Кет. Я осмеливался мечтать о том, как мы будем жить вместе, и о детях, которых она мне подарит… но она была дочерью Риверрана и Хостера Талли. Род, Долг, Честь — все это означало, Санса, что руки ее мне не видать. Однако она дала мне нечто большее — то, что женщина способна дать лишь однажды. Мог ли я отвернуться от ее дочери? В лучшем мире вы родились бы от меня, а не от Эддарда Старка. И у меня была бы преданная, любящая дочь… Выбросьте их всех из головы, дорогая, — Джоффри, Донтоса и Тириона. Больше они вас не потревожат. Теперь вы в безопасности — это главное. Я с вами, и вы плывете домой.
ДЖЕЙМЕ
Король умер, сказали ему, не зная, что Джоффри был для него не только королем, но и сыном.
— Бес вскрыл ему горло кинжалом, — поведал бродячий торговец в гостинице, где они провели ночь, — наполнил его кровью золотую чашу и выпил. — Он, как и все прочие, не узнал бородатого однорукого рыцаря со шляпой на щите и потому говорил то, что в противном случае оставил бы при себе.
— Короля отравили, — возразил ему хозяин гостиницы. — У него все лицо почернело, что твоя слива.
— Да рассудит его Отец по справедливости, — пробормотал странствующий септон.
— Жена карлика тоже руку приложила, — заявил лучник, носящий цвета лорда Рована. — После убийства она исчезла, оставив после себя серый смрад, а в замке видели призрачного лютоволка с окровавленной пастью.
Джейме все это время сидел молча, зажав в единственной руке забытый рог с элем. Джоффри. Моя кровь. Мой первенец. Мой сын. Он пытался вспомнить лицо мальчика, но оно постоянно сменялось чертами Серсеи. Сейчас она в горе, волосы у нее растрепаны, глаза покраснели от слез, и губы дрожат. Она заплачет сызнова, когда увидит меня, но потом переборет слезы. Сестра его плакала редко и в основном наедине с ним — другим она свою слабость показывать не любила и лишь брату-близнецу могла открыть свою боль. Она будет искать в нем утешения — и мести.
На другой день они, по настоянию Джейме, ехали быстрее обычного. Его сын умер, и сестра нуждалась в нем.
Увидев в ранних сумерках городские башни, Джейме подъехал к Уолтону и Нейджу, который вез мирное знамя.
— Что это за вонь? — спросил его северянин.
Это запах смерти, подумал Джейме, но вслух сказал:
— Дым, пот и дерьмо — одним словом, Королевская Гавань. С хорошим чутьем можно унюхать также измену. Ты никогда прежде не бывал в больших городах?
— Бывал в Белой Гавани, но она так не смердела.
— Белая Гавань по сравнению с Королевской — все равно что мой брат Тирион рядом с Григором Клиганом.
Нейдж, въехав на пригорок, развернул по ветру семихвостое радужное знамя с блестящей семиконечной звездой на древке. Скоро Джейме увидит Серсею, и Тириона, и отца. Неужели брат в самом деле убил мальчика? Джейме в это не верил.
Он был странно спокоен — а ведь мужчины, по всем меркам, должны терять рассудок от горя, когда их дети умирают. Они рвут на себе волосы, богохульствуют и клянутся отомстить. Почему же он почти ничего не чувствует? Не потому ли, что мальчик жил и умер с уверенностью, что его родитель — Роберт Баратеон?
Джейме присутствовал при его родах, это правда, но сделал он это скорее ради сестры, нежели ради ребенка. И на руки его он не брал. «На что это будет похоже? — сказала ему Серсея, когда женщины наконец вышли, оставив их одних. — Довольно и того, что Джофф похож на тебя как две капли воды, незачем тебе еще и нянчить его». Джейме сдался почти без борьбы. Этот маленький красный крикун предъявлял слишком много прав на время Серсеи, ее любовь и ее грудь. Джейме охотно уступил его Роберту.
А теперь он умер. Джейме представлял себе Джоффа холодным и застывшим, с черным от яда лицом, но по-прежнему ничего не чувствовал. Возможно, он в самом деле чудовище, как они говорят. Если бы сам Отец Всевышний предложил вернуть ему либо сына, либо руку, Джейме не поколебался бы в выборе. В конце концов, у него есть еще один сын. И он может зачать десяток новых. Если Серсея захочет еще ребенка, он даст его ей — и на этот раз признает свое отцовство, а те, кому это не по нутру, пусть отправляются к Иным. Роберт гниет в могиле, и ему, Джейме, опостылела ложь.
Он повернул коня и поскакал назад, к Бриенне. Одни боги знают, зачем — менее компанейского создания он в жизни еще не встречал. Женщина ехала в самом хвосте, отклонившись на несколько футов в сторону, как бы показывая, что она к ним не принадлежит. В дороге ее кое-как переодели, отыскивая там и сям рубаху, камзол, пару штанов, плащ с капюшоном и даже старый железный панцирь. В мужской одежде ей стало удобнее, но красоты у нее от этого не прибавилось. И счастья тоже. Едва отъехав от Харренхолла, она вновь обрела свое ослиное упрямство. «Я хочу вернуть назад мои доспехи и оружие», — твердила она. «Я ничего так не желаю, как снова одеть тебя в сталь, — отвечал ей Джейме. — Особенно желателен шлем. Ты осчастливишь нас всех, если будешь ехать молча и с опущенным забралом».
Бриенна действительно умолкла, но это угрюмое молчание вскоре стало раздражать Джейме не меньше, чем бесконечные попытки Квиберна подольститься к нему. Да помогут ему боги — вот уж не думал он, что будет скучать по Клеосу Фрею. Надо было оставить женщину медведю, и дело с концом.
— Королевская Гавань, — объявил он, подъехав к ней. — Наше путешествие окончено, миледи. Вы сдержали свою клятву и доставили меня на место — не совсем, правда, в целости.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
