— Они тебя еще не пригласили, — сказал Лан, возникая возле вздрогнувшего от неожиданности Асмодиана. — Как и никого из мужчин. — Ранд тоже не слышал, как приблизился Страж, но лишь повернул голову. — У них встреча с Хранительницами из Миагома, Кодара, Шианде и Дэрайн.
— Кланы пришли ко мне, — безучастно промолвил Ранд. Но ждали они слишком долго, и сегодняшний день еще больше обагрился кровью. В сказаниях ничего похожего не случалось.
— По-видимому, так. Но четыре вождя не встретятся с тобой, пока не обговорят свои условия Хранительницы, — сухо добавил Лан. — Идем. Морейн тебе расскажет больше, чем я.
Ранд помотал головой:
— Что сделано, то сделано. Подробности я выслушаю потом. Если Гану больше не надо прикрывать наши спины, тогда я нужен ему. Сулин, отошли гонца. Гану…
— Все кончено, Ранд, — настойчиво сказал Страж. — Все. К югу от города осталось мало Шайдо. Тысячи взяты в плен, а большинство оставшихся переправляются через Гаэлин. Тебе отправили бы весть еще час назад, если б кто знал, где ты. Ведь ты же на месте не оставался. Идем, пусть тебе Морейн расскажет.
— Кончено? Мы победили?
— Ты победил. Полная победа.
Ранд обвел взглядом тех, кого перевязывали гай'шайн, терпеливые ряды ожидающих перевязки, тех, кто уходил весь в бинтах. Ряды лежавших почти неподвижно. Морейн по-прежнему шла вдоль раненых, устало останавливаясь то здесь, то там и Исцеляя. Конечно, здесь малая часть получивших ранения. Раненые приходили, ковыляя, кто как мог, на протяжении всего дня и уходили тоже, как и когда могли. Если могли уйти. Мертвых здесь не было. Лишь проигранная битва вызывает большую печаль, чем битва выигранная. Ему показалось, что он помнит, как раньше произносил эти слова — давным-давно. А может, он их где-то вычитал.
Нет. Он в ответе за живых, а их еще слишком много, чтобы ему и о мертвых тревожиться. Но сколько лиц я узнаю, как узнал лицо Джолиен? Я никогда не забуду Илиену, ни за что, пусть даже сгорит весь мир!
Нахмурясь, Ранд поднял руку к голове. Эти мысли будто являлись из разных мест, наслаиваясь одна на другую. Он так измотан, что едва ли способен думать. Но он должен думать, и надо, чтобы мысли не ускользали чуть ли не за пределы досягаемости. Он отпустил Источник и Пустоту и содрогнулся в конвульсиях, когда саидин чуть не погребла его под собой в миг отступления. У Ранда едва хватило времени осознать свою ошибку. Сила ушла, и на него обрушились усталость и боль.
Валясь из седла, Ранд успел заметить обращенные к нему лица, шевелящиеся губы, руки, протянувшиеся подхватить его, смягчить падение.
— Морейн! — выкрикнул Лан, голос его как из бочки отдавался в ушах Ранда. — Он истекает кровью!
Сулин нежно баюкала в руках голову Ранда.
— Держись, Ранд ал'Тор, — горячо приговаривала она. — Держись!
Асмодиан ничего не произнес, но лицо его было мрачно, и Ранд ощутил, как от того втекает в него струйка саидин. Нахлынула тьма.
Глава 45
После грозы
Сидя на торчавшем из подножья склона небольшом валуне, Мэт поморщился и пониже надвинул широкополую шляпу от яркого утреннего солнца. Отчасти для того, чтобы защитить глаза от солнца. И еще кое чем ему вовсе не хотелось любоваться, хотя синяки и порезы, особенно царапина на виске от пролетевшей вскользь стрелы, напомнили ему, что он слишком сильно натянул шляпу. Мазь, извлеченная Дайридом из переметной сумы, уняла кровь и на виске, и в прочих местах, однако больно было по-прежнему, а мазь вдобавок и жгла. И со временем будет хуже. День только-только разгорался, но пот уже выступил на лице и пропитал белье и рубашку. От нечего делать Мэт задумался, наступит ли когда в Кайриэне осень Хорошо хоть, ноющая боль притупила усталость, и он о ней особо не вспоминал; даже после бессонной ночи он и на пуховой перине лежал бы без сна, не говоря уже о расстеленных на голой земле одеялах. К тому же очутиться поблизости от своей палатки ему сейчас очень не хотелось.
Проклятье, хорошенькая суматоха! Меня чуть не убили, теперь я весь мокрый, точно поросенок, и не могу места поуютнее найти, чтобы ноги вытянуть. Даже выпить не смею! Кровь и проклятый пепел! Мэт бросил ощупывать разрез на груди куртки — дюйм в сторону, и копье пронзило бы сердце. О Свет, но он был и впрямь хорош! Он постарался прогнать мысли о случившемся прочь. Впрочем, это было не так просто, учитывая, что творилось вокруг.
Казалось, чуть ли не впервые тайренцы и кайриэнцы не обращали внимания на то, что их окружают айильские палатки. Даже на айильцев, забредших в их лагерь. И, что не менее удивительно, тайренцы сидели и стояли рядом с кайриэнцами возле исходящих дымом костерков. Впрочем, есть никто не ел; котелки на огонь поставлены не были, хоть Мэт и учуял, как где-то пригорает мясо. Большинство воинов были пьяны, напившись как могли, вином, бренди или айильской оосквай, все смеялись и праздновали победу. Неподалеку от камня, где сидел Мэт, дюжина Защитников Твердыни, раздевшись до мокрых от пота рубах, самозабвенно отплясывали под хлопки зрителей, коих собралось раз в десять больше. Выстроившись в ряд, положив руки друг другу на плечи, они стремительно переступали ногами, казалось чудом, что ни один не запутался и не задел ногой соседа. В другом кружке собравшиеся возле врытого в землю десятифутового кола — Мэт поспешно отвел от него глаза — с десяток айильцев забавлялись по-своему. Мэт предположил, что это тоже своего рода танец. Еще один айилец играл для пляшущих на волынке. Они подпрыгивали изо всех сил, еще выше взмахивая ногой, приземлялись на ту же ногу, а потом тут же подпрыгивали еще выше и все быстрее и быстрее, иногда закрутившись волчком в воздухе в верхней точке прыжка, или кувыркаясь, или делая сальто назад. Рядом сидели семь или восемь тайренцев и кайриэнцев, баюкая руки-ноги, сломанные при попытке повторить айильские коленца. Все хохотали и кричали, точно сумасшедшие, пустив по рукам громадный жбан. В других местах тоже отплясывали, а может, и пели. В таком шуме и гаме трудно сказать наверняка. Не сходя с места, Мэт мог насчитать с десяток флейт, не говоря уже о вдвое большем числе свистулек, а морщинистый кайриэнец в драном камзоле изо всех сил дул в нечто напоминавшее отчасти флейту, а отчасти рожок, с какими-то торчащими чудными зубцами. Барабанов же гремело просто без счета, причем большая часть из них представляли собой перевернутые котлы, по которым от души колотили ложками.
Короче говоря, лагерь представлял собой смесь бала и бедлама. Что тут творится, Мэт понял главным образом из чужих воспоминаний, их, в достаточной мере сосредоточившись, он мог отделить от собственных. Празднуют, что они по-прежнему живы. Еще раз прошмыгнули под носом у Темного и уцелели, чтобы о том посудачить. Закончена еще одна пляска на лезвии ножа. Почти погибшие вчера, может быть, мертвые завтра, но сегодня живые — восхитительно живые. Мэт же не чувствовал в душе праздника. Что толку остаться в живых, если жить в клетке?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
