сейчас она спрашивала себя, где ему будет лучше.
«Будет ли он счастлив, если я приведу его сюда? Сможет ли он быть счастливым в окружении людей, которые, скорее всего, будут ненавидеть его? Будут называть его плоскоголовым или, еще хуже, мерзким выродком? В клане все его знают и любят; он стал полноправным членом их племени. Возможно, Бруд и ненавидит его, но даже на Сходбище клана у него наверняка будет много друзей. Все признали его, и ему будет разрешено участвовать во всех состязаниях и ритуалах… Интересно, обладает ли Дарк памятью клана?..
Раз уж я не могу забрать его к себе, то, возможно, мне лучше вернуться и жить в клане? Но смогу ли я вновь смириться с обычаями клана, после того как нашла людей своего вида? Там никто не позволит мне держать животных. Смогу ли я отказаться от Уинни, Удальца и Волка ради того, чтобы иметь возможность жить рядом с Дарком? А нужна ли я Дарку? Он был совсем маленьким, когда я покинула клан, но сейчас он уже не ребенок. Наверное, Бран учит его охотиться…
Вероятно, Дарк уже принес в пещеру свою первую маленькую добычу, чтобы показать Убе. – Эйла улыбнулась, представив себе эту картину. – Уба наверняка похвалила его, сказав, что он стал настоящим охотником, смелым и сильным…
У Дарка есть мать! – поняла вдруг Эйла. – Его мать – Уба. Она растила и воспитывала его, лечила его ссадины и ушибы. Как же я могу забрать его у нее? Кто позаботится о ней, когда она станет старой? Я даже не смогла выкормить его своим молоком, у любой женщины в той пещере больше прав называться его матерью.
Но в любом случае я не смогла бы вернуться к ним. Ведь Бруд проклял меня. Для клана я мертва! Я только напугаю Дарка и всех остальных, если приду к ним. Даже если бы я не была проклята смертным проклятием, был бы он рад видеть меня? Возможно, он уже даже не вспоминает обо мне?
Он был совсем ребенком, когда я ушла из клана. А сейчас Дарк, наверное, отправился вместе со всеми на Сходбище клана и встретился с Урой. Конечно, пока он еще не достиг зрелости, но, должно быть, подумывает о том, что вскоре они с Урой будут жить вместе. Так же как я, он собирается основать свой очаг, – думала Эйла. – Даже если мне удастся убедить его, что я не дух, Дарк захочет взять с собой Уру, а она тоже не будет счастлива здесь. Ей и так будет трудно оставить свою семью и перейти жить в клан Дарка, но ей будет гораздо сложнее привыкнуть к совершенно незнакомому миру, где все люди так сильно отличаются от нее. Тем более если в этом мире ее ждет ненависть и непонимание.
А что, если я вернусь в свою долину? А потом приведу туда Дарка и Уру? Но Дарк привык жить среди людей… так же как и я. Мне не хочется больше жить одной, так почему же Дарк должен захотеть жить уединенно в моей долине?
Я все время думала о себе, а не о Дарке. Что хорошего может ждать его здесь? Жизнь со мной не сделает его счастливее. Счастлива буду только я сама. Но ведь меня можно назвать матерью только потому, что я родила его. Теперь его мать – Уба. Я для него – не более чем воспоминания об умершей матери, и, возможно, это даже к лучшему. Его место – в клане, а мое – нравится мне это или нет – здесь. Я не могу вернуться в клан, а Дарк не сможет жить здесь. В этом мире нет места, где мой сын и я могли бы счастливо жить вместе».
* * *
На следующее утро Эйла проснулась рано. Хотя ей в конце концов удалось заснуть, сон ее был неспокойным. Она часто просыпалась от страха, прерывая нить кошмарных сновидений; ей всю ночь снились землетрясения и обваливающиеся стены пещер, и наутро она чувствовала себя встревоженной и подавленной. Помогая Неззи греть воду для супа и молоть зерна для утренней трапезы, Эйла была рада возможности поделиться с ней своими мыслями.
– Неззи, я чувствую себя такой виноватой из-за того, что создала вам столько неприятностей. Из-за меня все теперь обходят Львиную стоянку стороной, – сказала Эйла.
– Даже не думай об этом. Ты ни в чем не виновата, Эйла. У нас был выбор, и мы сделали его. Ведь ты просто защищала Ридага, а он тоже член стоянки, по крайней мере мы так считаем.
– Но благодаря вчерашнему скандалу я поняла кое-что, – продолжала Эйла. – С тех пор как я покинула клан, я часто думала о том, что когда-нибудь вернусь туда, чтобы забрать моего сына. Теперь я поняла, что никогда не смогу этого сделать. Не смогу привести его сюда и не смогу жить с ним там. И сейчас от осознания того, что я больше никогда не увижу его, мне вдруг стало так плохо, словно я только что вновь потеряла его. Может, мне стало бы легче, если бы я могла выплакать свое горе, но я испытываю лишь жуткую холодную опустошенность.
Неззи перебирала собранные вчера ягоды, отрывая зеленые плодоножки. Оставив свое занятие, она посмотрела на Эйлу спокойным взглядом:
– Жизнь порой обманывает ожидания. Люди часто теряют своих родных и близких. Бывают и настоящие трагедии. Ты потеряла свое племя, когда была маленькой. Для тебя это было огромным несчастьем, но ты не в силах изменить этого. Бывает только хуже, когда люди начинают винить себя. Уимез, например, живет с постоянным чувством вины, считая, что из-за него погибла его любимая женщина. Я думаю, что Джондалар также чувствует себя виноватым из-за смерти своего брата. Ты потеряла сына. Расставание с ребенком трудно дается любой матери. Тебе все же легче. Ты знаешь, что он, скорее всего, жив и здоров. Ридаг потерял свою мать… и когда-нибудь я потеряю его.
После завтрака Эйла вышла из палатки. Вокруг Рогожной стоянки собралось много народу. Она внимательно посмотрела в сторону этого собрания, а затем перевела взгляд на Лиственную стоянку – так их соседи назвали свое летнее жилище, – расположившуюся рядом с ними. Эйла удивилась, поймав на себе взгляд Авари, и задумалась о том, не жалеют ли они, что их стоянка оказалась в непосредственной близости с Львиной стоянкой.
* * *
Подойдя к палатке своего брата, называемой очагом Мамонта, Авари подергала полу входного занавеса и, не дожидаясь ответа,
