если вытащить эту небесную табличку перед войском противника? Может быть тогда она снова явит какое-нибудь светлое чудо, и они все спасутся. Быстро откинув клапан сумки, он уже готов был вытащить скрижаль, как его руку кто-то перехватил. Подняв взгляд, он увидел лицо Эна, который смотрел на него сверху вниз своими золотыми, как солнце, зрачками. Сейчас, в красках от пожара, молодой ювелир казался словно призрак войны, который вот-вот решит исход сражения.
— Еще не время. — сказал он, отводя руку Феликса.
— О чем это вы… — начал Феликс и осекся. Он вдруг понял, что больше не слышит криков и звуков битвы. За стенами все стихло, и лишь где-то вдали слышались протяжные стоны умирающих врагов.
В полной растерянности Феликс забрался на стену и увидел, что войско противника и правда начало отступать к опушке леса. Некоторые пикты бежали с такой резвостью, будто увидели нечто пострашнее смерти, вереща и роняя на бегу оружие, запинаясь о кочки и трупы своих товарищей. Феликс сначала не понял, что могло так напугать этих безумных дикарей, пока не увидел перед воротами одинокую фигуру, держащую в левой руке волнистый посох. У Феликса на секунду перехватило дыхание от радости, когда он увидел живого и невредимого Дэя. Он уже хотел было окликнуть его, чтобы Дэй побыстрее спрятался за крепкими стенами, но тут на его плечо упала огромная волосатая лапища Хольфа, который, тяжело дыша, тоже встал рядом с Феликсом.
— Подожди, человечек. — настороженно промолвил он, не спуская пристального взгляда с пастуха. — Сейчас лучше запрятаться тут.
Феликс нахмурил брови и снова посмотрел на Дэя, который, как ему показалось, будто бы даже прибавил в росте. Он стоял, не сводя полного ненависти взора с Изеула и его уродливого сына, с пришитой головой коня, которые были единственные, кто не отступил. Лицо сумасшедшего вождя пиктов было искажено гримасой дикой злобы и ненависти. Огни разросшегося пожара, пожирающего лес, отражались на расплавленном золоте, покрывающего лицо предводителя дикарей, и делали его тусклым и невзрачным, словно обычная ржавчина.
— Что вы творите?! — захлебываясь слюной прокричал Изеул, обращаясь к своим воинам. — Не сворачивайте с праведного пути, не показывайте спину демонам! Жгите, палите, очищайте это гнездо зла от языческой скверны!
Многие, услышав его слова, остановились, но снова нападать на деревню пока не решались. Феликс увидел, как между вековых сосен и дубов скачет небольшой отряд всадников Алгобсиса, стремясь убраться прочь, и среди них, на истерзанном подобии сказочного единорога, скачет и Моргайза. Что же всех их так напугало? Неужто приход Дэя?
И тут на всю поляну грянул новый голос, принадлежавший однорукому пастуху, но не обычный, а наделенный древней силой, проникающей в самое сердце, и заставляющий разум дрожать от одного лишь его звука.
— Убирайся прочь из этого леса, и забирай с собой все свои беды, вождь-исказитель. Тебе не найти здесь ничего, кроме смерти, ибо на пути твоем встал сын первого вальдэва!
— Мне не указ никто, кроме Господа и Его наместников, что несут святое Слово! — выкрикнул Изеул и поднял меч. — Не указ! — и он, вместе с воодушевленными фанатиками, в слепой ярости снова ринулся на деревню.
Феликс видел, как Дэй повернул свою голову в сторону деревянных стен, встретившись взглядом с Унлахой.
— Когда-то мое племя вершило бесчестие и принесло вам раздор и беды, благородная эва старого Аина. Так позволишь ли ты мне явить свою силу, но уже ради защиты того, чего мы в былые времена так стремились разрушить? — спросил он, и Феликс не сразу понял, что слова эти Дэй произнес на арлекинском языке, который вдруг стал ему понятен.
— Делай что должен, потомок Златорогого Властителя, грехи твои давно уже были прощены. — ответила ему Унлаха.
Дэй низко поклонился ей, а затем снова развернулся к бегущим на него обезумевшим пиктам. И тогда Феликс успел увидеть, как лицо пастуха тронуло глубокое отвращение и ненависть. Он поднес свой посох к груди, а затем приподнял обрубок своей правой руки, и тогда его одежда вспыхнула яростным пламенем. Прямо из воздуха у Дэя сформировалась пламенеющая правая рука, и схватив верхушку своего посоха, он сделал движение, будто вынимает меч из ножен. И в этот же момент посох распался, и в руке пастуха и вправду оказался объятый пламенем волнистый клинок. Но не только посох изменился — вся одежда Дэя поменяла свой вид, и теперь перед полуразрушенными воротами стояла высокая фигура огненного рыцаря в длинных красных одеждах и колпаком на голове, та самая фигура, что когда-то спасла Феликса от клинка зургала в темных улицах Забытого Королевства.
Многие из пиктов, завидев это преображение, остановились, но было уже поздно. Дэй, так же, как и Изеул, поднял свой меч над головой, и пламя, в стократ нещаднее, чем в самых жарких кузнях Поларвейна и Белланимы, вырвалось из него, и могучей волной накрыло все окрестности. Дрожала земля, и люди кричали, но Феликс не чувствовал ничего, кроме теплого ветерка, ласкающего его лицо. Огонь Дэя не вредил защитникам, но безжалостно уничтожал всех врагов, что не успели вовремя отступить в лес. Посмотрев вверх, Феликс увидел, что и сама черная звезда, которая до этого роняла на них непроглядную тьму, вдруг вспыхнула, превратившись в огненный крест. Огонь закручивался танцующими вихрями и сжигал врагов, и не было от него никакого спасения. Дэй несколько раз опускал свой пламенный меч, и каждый раз земля содрогалась под его ногами, дыбясь и покрываясь трещинами. Те пикты, кому удалось спастись, бежали в лес, вопя от страха, где их встретили подоспевшие на помощь войска арлекинов. Затрубили звонкие рога, и сотни всадников на грациозных конях топтали их, пронзая длинными копьями и рубя волнистыми мечами. И пламя, что исходило от Дэя, им тоже не вредило, и так продолжалось до тех пор, пока не сгинул последний враг, пораженный стрелой, выпущенной Унлахой со стены ее деревни.
Тьма расступилась, погас огонь, и в лицо Феликса ударили лучи заходящего солнца.
Глава 21. Кровоточащий город
Долго еще едкий дым от пожарищ поднимался в небо, и земля вокруг ведьмовской деревни была пропитана его тяжелым духом. В тот день еще много раз зажигались погребальные костры, в которых подоспевшие войска арлекинов сжигали бесчисленные тела убитых пиктов, а потом еще и ночью, в центре озера, разожгли другие, священные костры с серебристым пламенем, которому придали тела погибших защитников. И дым от тех костров разогнал тьму, и наполнил лес свежим ароматом, сродни чистому весеннему воздуху и бодрящему аромату мяты, хвои и
