Сегодня мне нравится бродить по замку, дружить с его обитателями (у меня тут водяная крыса живет и водяная змея!), кататься на лодке и выгуливать осликов, рассказывать историю Аккалабата и Дилайны, разжигать камины и принимать старых друзей. Завтра — что будет завтра? Завтра понаедут мои братья, привезут новостей и рецептов, будут спорить и охотиться, их дети будут шуметь, а я — может быть, стану с ними играть в горелки и самозабвенно кулинарить или спрячусь в башне и превращусь в сухаря-профессора в юбке. А послезавтра наступит зима, в замке станет холодно и сыро, я уеду читать лекции в Сорбонну или в Москву, моя дочь будет писать мне письма из австрийского колледжа, а я — писать своему стареющему отцу, который зимой переселяется в единственное теплое крыло замка, и все мы будем ждать Рождества, чтобы собраться вместе и согреть дом наших предков своим дыханием и любовью.
А может быть, я встречу какого-нибудь Пантагрюэля и отправлюсь с ним на поиски Оракула Божественной Бутылки, а найду только огромный старый башмак в окрестностях Пуатье… Ты же помнишь, что тут неподалеку жил Рабле, и с тех пор в нашей провинции то и дело встречаются гигантские башмаки. Один из них даже замуровали в камне и сделали из него памятник. Там теперь все фотографируются. Кто знает, что будет завтра?.. Пойдем, я лучше покажу тебе свою коллекцию.
Конечно, как я могла забыть! Когда-то Сильвия увлекалась историей старинного холодного оружия, но мне и в голову не приходило, что девочка (!), ну, хорошо, пусть взрослая женщина, может коллекционировать шпаги или рапиры…
Нет, действительно не может. В коллекции Сильвии были одни веера. Костяные, тканевые, металлические, с иероглифами, рисунками, буквами, гладкие, с шитьем, крохотные или гигантские, как птичьи крылья, распахнутые или сложенные, — они лежали под стеклом, висели по стенам, даже стояли в каких-то подставках, похожих на те, что делают для зонтиков или каминных щипцов… Вот это настоящее девчачье хобби, — не успела я так подумать, как Сильвия стала нажимать и выхватывать, складывать-раскладывать, сверкать сталью и пугать меня до дрожи. Веера оказались совсем не девчачьими. Веера-ножи, — стилеты, шпажки, кинжалы, «веера возможностей смерти». Только отъявленные жизнелюбы могут позволить себе насмехаться над смертью, только их подсознательная вера в жизнь гонит их на кухню творчества и заставляет смешивать и смешивать всем известные ингредиенты, чтобы вопреки всем законам и правилам рождалась новая жизнь, новое слово, новый миф, новая вселенная.
Глава вторая, которую могут пропустить те, кто ненавидит анализировать и сравнивать, искать недостатки и достоинства, обмениваться мнениями и делать прогнозы, или…
…тем, кто совершенно равнодушен ко всему, что можно сказать о книге, кроме того, что книга говорит сама за себя. А как же мнения? Нет, не критический разбор профессионала, а мнение частного лица, пусть и филолога в далеком прошлом. Мнения себе подобных нас пока еще интересуют. А все мы, кто прочитал первые три тома романа Сильвы Плэт «Сложенный веер», все мы теперь сообщники, с нетерпением ожидающие продолжения. Ведь, согласитесь, от придуманного ею мира невозможно оторваться настолько, что, даже перестав мчаться от главы к главе, покинув текст (ненадолго, только чтобы выполнить набор ежедневных обязанностей!), даже тогда, в реальном времени и пространстве, мысленно то и дело возвращаешься к жителям Дилайны и Верии, к хомутьярам и хортуланцам, к дарам и деле…
В списке загадок, которые не может разгадать человечество, дольше других, а, может быть, и навсегда останется загадка творчества, созидания. Вечный секрет, который не дано раскрыть ни бездарям, ни талантам. Как из набора всем известных нот или слов, красок или материалов, мышц и костей рождается вдруг нечто новое, будь то мелодия или книга, картина или скульптура, животное или человек.
Почему одни порождают бесплотных персонажей, подобных тем, кого увидел Сашка Привалов, путешествуя на машине времени Луи Седлового? А другие создают целые миры, с персонажами которых хочется спорить или объединяться, их хочется любить или ненавидеть, поучать или оправдывать.
Сильве Плэт, похоже, удалось совершить это маленькое чудо. Ее романы, независимо от того, как их примет первая или даже вторая волна читателей, основательно устроились в нише… нет, не только фэнтези, а именно качественной, «настоящей» литературы. Книги Сильвы Плэт будут читать не только любители волшебных сказок для взрослых, поклонники магических эпосов и мифов, фанаты космических одиссей, одним словом — гурманы, преданные одному жанру. Ее романы способны стряхивать жанровые ярлыки при первом прикосновении убогой бирки. Потому что в ее романах всего много. Но это бесконечное множество существ и отношений насажено на крепкий каркас сюжета, стремительно обрастающего поразительно аутентичными деталями, увлекающего почти детективными поворотами, разящего искренностью формулировок, прикрывающегося броней иронии и философичности.
Кипящий котел любви
В ее романах много любви. Не пафосной и не развратной. Но любви разной, такой, какой она и бывает в жизни. Русский язык — сложен не только для иностранцев, он сложен и для его «носителей», как только речь заходит о том, чтобы писать о любви, о страсти плотской, греховной, той, что неразделима с самим понятием «любовь». Классики прошлого и позапрошлого веков как-то с этим справлялись, да и то не все. Сегодня тексты тех, кто пишет о плотских таинствах любви либо выглядят неудачной калькой с иностранного, либо печатают шаг «весомо, грубо, зримо», а чаще — просто смешно. Найти верный тон, слово, интонацию и запустить в читателе механизм со-переживания — такое дано не каждому. У Сильвы Плэт получилось. И больше того. Казалось бы, давно ставшие бульварными, темы однополой любви в ее исполнении превращаются на страницах книги в изысканный узор ощущений и чувств. В этом мастерство писательницы, но и мудрость человека, способность видеть мир шире принятых рамок и законов.
Гостья из будущего
Мудрость автора «Веера» порой просто поразительна. Ни один из морально-этических посылов (а их в романе предостаточно) даже отдаленно не выглядит прямолинейной декларацией или призывом. Глубоко в ткань романа вплетены и призывы к лояльному отношению к чужакам, и предостережения о разрушительной силе технического прогресса, и — чуть ли не просьба — размышление о том, чем хороша, а чем опасна глобализация и всем ли она нужна. Редкостная неагрессивность автора распространяется не только на отношение к читателю, которого не нагружают рассуждениями «о судьбах мира», а поворотами и динамикой сюжета подталкивают к поиску правильного решения. Писательница так же любовно и ненавязчиво обращается и со своими героями и персонажами. Они не только обладают сложносочиненными характерами, но и постоянно развиваются, сомневаются, меняются, то есть живут и дышат «полной грудью». Благо пространство романа, несмотря на плотную «населенность» обладает почти магическим свойством расширяться, не меняя пропорций.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
