Потом набросился на Данилюка, стал его ругать отборными крепкими мужскими словами: «Ты подлец, ты предатель, ты меня пригласил в Горком, чтобы меня арестовали! Ты в одной банде с Дербеневым и Таласовым, теперь Вас никого не боюсь, я честный коммунист, а не полковник царской армии, как обо мне говорят Дербенев и Таласов».
У Данилюка был растерянный вид. Когда я замолчал, он мне тихо-тихо стал говорить: «Иван Семенович, мне обидно, что ты мне не доверяешь. Я тебя никому не предал, а ты мне сделал большую неприятность и оскорбляешь меня. Ведь ты обругал матом и наговорил грубостей зав. секретариатом т. Сталина. Ты мне сделал большую неприятность». В этот момент опять телефонный звонок. Данилюк берет трубку и разговаривает: «Что я смогу сделать, если мне Погорелов не доверяет и называет меня предателем. Да я его тоже успокаиваю, но он ничему не верит. Хорошо, я ему скажу и передам трубку».
Положив трубку на стол, Данилюк, обращаясь ко мне, говорит: «Иван Семенович, я тебя прошу мне поверить, с тобою хочет говорить зав. секретариатом т. Сталина. Возьми трубку – поговори с ним».
Успокоившись, я взял трубку и слышу: «Т. Погорелов, я понимаю Ваше состояние, поэтому не обижаюсь, что Вы меня выругали. По заданию т. Сталина Вы должны немедленно выехать в Москву». Я отвечаю: «Допустим, что Вы звоните по заданию т. Сталина, если это так, то я Вас прошу дать указания т. Данилюку сделать для моего выезда в Москву все, что я от него потребую». – «Такое указание будет дано. Передайте трубку Дани люку».
Данилюк взял трубку и все время отвечал Поскребышеву: «Все будет сделано».
Потом с Поскребышевым я стал разговаривать опять. Он дал мне свой телефон, чтобы я ему позвонил, когда приеду в Москву.
У Данилюка я попросил автомашину с шофером Ваней (фамилию забыл), бывшим красным партизаном и членом партии с 1919 года. Данилюк мне все сделал. Я попросил его, чтобы о моем отъезде в Москву никто не знал.
Я заехал домой, сообщил жене о своем выезде в Москву. На автомашине я доехал до Луганска, а оттуда поездом выехал в Москву. Данилюк оказался честным коммунистом, но то, что я пошел к нему, это был большой риск, хотя все кончилось очень хорошо.
III
Приехав в Москву, я позвонил Поскребышеву, который сказал, что в Москве Михаил Александрович Шолохов и что он очень меня ждет, остановился он в гостинице «Националь». Поскребышев спросил у меня, где я остановился. Я ему сказал, что я только с поезда. Поскребышев просил сообщить ему, в какой гостинице я остановлюсь, но порекомендовал мне лучше быть вместе с Шолоховым М.А. Я был безгранично рад, что М.А. Шолохов находится в Москве в безопасности. Намеченный мной план сохранения Шолохова выполняется как нельзя точно.
Я шел в гостиницу «Националь» и думал, как будут разворачиваться события в Москве. Бесспорно, что мне тут придется встретиться с Гречухиным. Главное сейчас и основное для меня – доказать, что они со мной разговаривали и давали чудовищное задание. Все, что мною было намечено, – сделано полностью. Шолохов находится в безопасности, я вырвался из когтей Гречухина, смертельная опасность, которую я испытывал так долго – все осталось позади. Трудно понять все это человеку, который сам не испытал все это. Один раз в жизни я был под расстрелом, но это я испытывал около часа и когда я убежал из-под расстрела, все было закончено. Сейчас же хотя и нахожусь в безопасности, но что будет со мной, если я не докажу, что они со мной разговаривали и давали задание «разоблачить» Шолохова. Ведь свидетелей нет. Я один против их всех. Все это меня сильно беспокоило.
Гречухин и его приятели будут, бесспорно, отказываться от всего и скажут, что они никаких заданий мне не давали, и я буду выглядеть как провокатор. Если не докажу этого, по-видимому, меня или расстреляют, или посадят в тюрьму. Если будут расследовать мой вопрос честные чекисты, то запись заместителя Гречухина Эпштейна в моей книжечке – адрес конспиративной квартиры, должна подтвердить мою встречу с ними. Что будет, то будет со мной, а главное – то, что Шолохов теперь спасен от смерти. Это было для меня совершенно бесспорно. Погибнуть или сидеть в тюрьме за такого человека не жалко. Иду и думаю: они могут меня расстрелять только за то, что я, дав подписку не разглашать данное мне задание, а за разглашение подлежу расстрелу без суда и следствия, а я, нарушив чекистский закон, не только разгласил задание, но и сказал о данном мне задании человеку, которого должен «разоблачить» как контрреволюционера. Хотя я часто об этом обвинении думал, но твердо был уверен, что оно мне Гречухиным не будет предъявлено, так как предъявить его – это разоблачить себя.
Я вырвался из обстановки, которая грозила мне смертью каждую минуту, но, несмотря на это, я шел в «Националь» в подавленном настроении.
В гостинице «Националь» меня встретил М.А. Шолохов. Когда Шолохов увидел меня, он был удивлен и растерян. Поцеловал, обнял, крепко пожал мне руку, а потом, подняв свою большую и особо отличную от всех голову, улыбаясь, сказал мне: «Ваня, я боялся, что ты до Москвы не доедешь. Я боялся, что они тебя «спрячут» подальше. Ну что же, я очень рад твоему приезду». В номере с ним были Василий Михайлович Кудашев и Петр Кузьмич Луговой. Они меня также встретили радушно и приветливо.
М.А. Шолохов попросил меня рассказать, как я ехал в Москву. Я рассказал подробно, как доехал. После этого М.А. Шолохов рассказал мне, как они ехали в Москву. Вот что осталось у меня в памяти от этого рассказа. М.А. Шолохов получил анонимное письмо, в котором было написано: «Дорогой Михаил Александрович, мне поручили Вас убить. Я Вас об этом предупреждаю, и Вам необходимо немедленно уехать из Вешенской. Я сам погибну, но Вас никогда не убью». Когда мне рассказал это М.А. Шолохов, я еще раз убедился, что мои догадки о плане Гречухина были правильные. Я в Ростове Луговому говорил, что как только я приеду в Вешенскую, М.А. Шолохова убьют, а меня сделают убийцей его. Получив это письмо, М.А. Шолохов, посоветовавшись с семьей и Луговым, принял решение – ночью на автомашине вместе с Луговым выехать из Вешенской в Воронежскую область, там сесть на поезд и выехать в Москву. Так М.А. Шолохов вместе с Луговым приехали в Москву.
М.А. Шолохов в Москве был принят Сталиным, которому он рассказал об анонимном письме и о задании, которое мне дали в Ростове. И.В. Сталин после беседы с М.А. Шолоховым дал указание разыскать меня и вызвать в Москву.
Итак, я стал жить в Москве в гостинице «Националь». Я избавился от того, что меня может поймать Гречухин и убить, но меня каждый день беспокоило одно – как я докажу свою правоту?
В гостинице «Националь» мы ждали разбора нашего дела почти три недели. М.А. Шолохов звонил несколько раз Поскребышеву и спрашивал у него, когда будет разбираться дело?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
