— Эй, сторожевые, зовите командира! — распорядился между перебранкой пристав Садорский, слезая с жеребца.
В темнеющем сумраке захрустели ветки, замелькали факелы, перекликались караульные, поднялась легкая суматоха у костров. Ирвин с Оливией спешились. Залязгала сбруя, залаяли по очереди сторожевые псы, притихли трескучие цикады. Ирвин втянула носом воздух: запах свеж и узнаваем, запах дома, не столичных конечно стен резиденции, а древних стен храма, в котором до изнурения мастера заставляли тренировать мышцы и кости. Учили до полубреда управляться с внутренней силой.
— Кто тут меня звал, а? — грозный бас, им навстречу кто-то напролом ломился сквозь сухие кусты, ругался и отмахивался от жалящих веток. На "хвосте" висел дежурный солдатик, что-то вдалбливавший великану на ухо новости.
— Что?! — спохватился барон, когда до понимания, наконец, дошло, кто именно пожаловал в их ставку. — Так чего ж ты, дурья башка, медлишь? Чего сразу за мной не отправил? Схлопочешь по спине палок, остолоп!
Хряск кованых сапог, бряцанье лат и брань, когда Ставин ненароком зацепился за проросшие вдоль дороги заросли ежевики — колючие и путаные.
— Почему ж ты, голубчик барон, нас не спешишь встречать?
— Так не знали ж, что вы сегодня прибудете… а то… — мямлил здоровяк, жадно облизывая губы и бегая по гостям глазками. — Ваша милость! — Ставин склонился в поклоне — узнал. Стражники бледные и растерянные неуклюже попадали с поклонами следом. — Устали с дороги?
— Устали. Много вас тут?
Ирвин с Оливией с ответной почтительность отдали дань этикету, Садорский не давал Ставину и продохнуть, взял в полный оборот. Ирвин впрочем, не протестовала, в такой близости от родного храма на нее и подругу напала хандра и депрессия.
— Да собралось почитай пол Королевства. Земана с Халоутом только нет. Да… да… — толстяк покосился на баронскую дочку, Оливию. — Да Хорвута.
— Что ты говоришь? А что случилось? — картинно удивился пристав.
Ирвин скосила на товарку, та отвернулась в ночь.
Модерик притворно помалкивал.
Цикады снова затянули песнь.
Здоровяк, правильно оценив паузу, понизил голос, будто обращаясь исключительно к приставу и Ирвин Альвинской, поведал:
— Ничего нового. Снова сцепились друг с другом, не понятно за что и про что.
— Мой отец опять воюет с Земаном? — всполошилась холодно Оливия.
— Ах, госпожа, вы же знаете своего папеньку? Знаете? Вот. А графа Луи Вирка?
— Знаю, — бессвязно прошептала Оливия, старые проблемы семьи через столько лет, коснулись ее в который раз.
— Так он отправлял своих гонцов к вашему папеньке, чтобы вразумить и утихомирить старика, хоть бы что, Хорвут ни в какую, поднял всю свою дружину: Гарста с Чельссером и вперед!
— Ладно-ладно, ты нас в лагерь проводишь? — остепенил, разошедшего не на шутку здоровяка Модерик.
— С удовольствием! Сударыни, прошу вас! — галантно, в попытке произвести впечатление изобразил учтивость барон Ставин. Ему прохладно улыбнулись и, оставив лошадей на солдат, последовали хмурые Садорский и Модерик вслед за караульным сержантом, погружаясь в темноту и чащу придорожных зарослей.
— Мать честная, Ставин, неужто нельзя было вырубать и расчистить дорогу к лагерю? — возмутился пристав.
— Так-то ж, милость сир Лаутский, не советовал, говорит, нехай будет, в силу и пользу маскировки!
— Дубина! Вас же видно за версту. Костры горят как на параде! Не могли засесть во Встречном лесу? Где-нибудь на поляне?
— Побоялись, — сконфужено оправдался барончик.
Треща ветками и сухим ковром травы, отряд ломился к ставке, растревоженной и засуетившейся посреди ночи. Кони тянулись к лопухам и стеблям, листьям и побегам. Солдаты молча похлопывали по лощеным после скачки бокам. Всем нужен отдых, перевести от дневного галопа дух.
— Побоялись? Кого ж могла побояться до зубов вооруженная орава? — встрепенулся Садорский, замедляя крадущийся шаг. — Леших?
Послышался приглушенный смешок.
Ставин грозно попытался оглянуться, заметить, кто это такой смелый нашелся, но мешала узкая лента тропы и обросшие по обе стороны ее заросли. Садорский ложит ему руку на плечо и тянет дальше: мол, не отвлекайся на глупости. Рассказывай, голубчик, не стесняйся.
— С Откосых смертью тянет! Холодом и…
Ирвин с Оливией помимо воли превратились в единый слух.
— …могилами. Простите за откровенность, клянусь Аллоном, именно могильником! Погостом!
— Тьфу ты! Замолчи, ради Аллона! — Садорский передернул плечами.
Ирвин отчетливо почувствовала сильную боль в груди, заскребли когтями кошки, сон явный и Шост кажется во всем прав — храм одолело зло, трудно в это поверить, но бароны и графы давно смогли связаться с храмовниками и выйти на старейшин, в случае отсутствия беды. Но такого не состоялось, горы подвержены постоянному магическому воздействию, трудно сопоставить, что творится на самом деле? Необходима разведка. Рекогносцировка в горы. Отыскать Кишку Змеи и попробовать пробраться к храму, по пути попытаться установить контакт с кем-нибудь из храмовников?
К ним навстречу уже спешили, тянулась группа встречающих: графы и бароны с оруженосцами и мейстерами, весть о том, что прибыла сама Ирвин Альвинская, ураганом разнеслась по всему лагерю, подняла вельмож на ноги. Полусонные и полупьяные физиономии. В глухом краю, в сердце Южного тракта столичной и провинциальной аристократии не чем было заняться, поэтому днем охотились, устраивали пари и турниры, а вечером, ближе к ночи, устраивали попойки. Никто им не бог и не судья, творили все что хотели. Новость о приезде герцогской дочери навела шороху, пришлось мгновенно вспомнить, кто и когда раздавал вельможный сан, и чего требовало государство в лице Важича Альвинского взамен. Что кроме развлечений и тунеядства необходимо подкреплять врученные с почестями привилегии, служить Королевству верой и правдой.
В темноте Ирвин тяжело определить точное количество бравых храбрецов, откликнувшихся по зову сердца и зову порядка, в поход к Откосым горам, но Ирвин не понравилось, что вельможные папаши не дождались герцога и сами здесь устроили военный квартет, на чужой земле, земле, которая испокон веков принадлежала храму Хизельмаш. И это весомая проблема, если б несчастье не обезоружило храмовников, северяне давно рассчитались за учиненный под стенами цитадели вертеп, ни Имран Брамт, не Доварт с Германом Зольтом и тем более Родемир долго б такого не вытерпели, гнали аристократию в шею до самого Северного тракта. Одна, две вылазки мастеров с подмастерьем и от геройской дружины герцога не осталось и костей. Вместо чего в предгорье ничего не происходило, никто никого не наказывал и не поучал — это наводило на тяжелые и горестные раздумья. У Оливии на душе те же горькие чувства, — визит к храму графы и бароны могли организовать, более цивилизовано и сглажено, без столпотворений и галдежа. А впрочем, что с них возьмешь, чем дальше от Мейдрина и Фарума, тем больше дикости и варварства, сплошное беззаконие и разгильдяйство.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
