— Это, конечно, многое говорит о Министерстве иностранных дел, — Киприан холодно посмотрел на карту. — Взгляните на Вену и Сараево — между ними нет расстояния даже в полдюйма, не хватило даже места, чтобы написать их названия, написано только «В» и «С».
— Именно. Представляет всё буквально в другой перспективе, не так ли...почти в божественной, скажем так.
Интонация и выражение лица Тейна внушали Бивису беспокойство.
— Это обычно для Тейна, — позже заверил его Киприан.
— Нет-нет, он не волнуется, разве ты не видишь, никакие детали не имеют для него значения, не только карта — он знает, что мы не проживем достаточно долго для того, чтобы успеть ею воспользоваться...
Однажды утром Яшмин пришла в магазин на Марияхильфештрассе и увидела, что двери закрыты, фактически, закованы цепью, муниципальное сообщение о конфискации краской намазано на уцелевших окнах. Когда она вернулась в свою квартиру, домовладелица, не встречаясь с ней взглядом, попросила предъявить документы, удостоверяющие личность, утверждая, что не знает, кто такая Яшмин.
— Фрау Койлер, что происходит?
— Не знаю, как вы получили ключи от этой квартиры, но верните мне их сейчас же.
— Я получила их от вас — мы видимся каждый день, я всегда вовремя плачу за аренду, пожалуйста, скажите, что не так?
— Если это ваши вещи, я требую, чтобы вы упаковали их и съехали как можно скорее.
— Но...
— Мне вызвать полицию? Judensau. Вы все на одно лицо.
Еврейская свинья? На мгновение она слишком растерялась, чтобы быть в состоянии что-то понять. Конечно, Вена всегда была насквозь антисемитским городом — внутренняя часть, Ринг, Венский лес, если уж на то пошло, а в 1897 году официально правящей партией стала партия «Христианских Социалистов», которую возглавлял давно ненавидевший евреев Бургомистр, д-р Карл Лойгер. В прошлом году на всеобщих выборах партия также прошла на третий срок в Имперский совет. До сих пор у нее не было поводов обращать на это внимание — воздух, которым люди дышали в этом городе, позволял достичь уровня абстракции, когда фактическая национальность не имела значения.
— Wer Jude ist, bestimme ich,' as der schöne, — любил говаривать Карл. — Это я здесь решаю, кто еврей.
Ненависть к евреям иногда была практически несущественна. Современный антисемитизм поистине вышел далеко за пределы чувств, стал источником энергии, страшной темной энергии, к ней подключались, словно к электросети, для особых целей, это был путь к политической карьере, фактор в парламентских прениях о бюджете, налогах, вооружении, в любом вопросе, оружие для победы над деловым конкурентом при заключении сделок. Или, как в случае Яшмин, просто способ прогнать кого-то из города.
Киприан воспринял это не столь беззаботно.
— Ладно. Тебе опасно здесь оставаться. Во всяком случае, сейчас. Опасные люди у власти.
— Кто? Не этот ведь старый добродушный джентльмен.
— Не Габсбурги, конечно. Пруссофилы — вот кого я имею в виду. Поклонники могущества. Они хотят править до конца света. Но сейчас тебе действительно лучше вернуться в Триест.
Она рассмеялась.
— Закономерно. Здесь его называют городом евреев.
— О, в Вене, — ответил Киприан, — думают, что Шанхай — еврейский город.
— Ну, фактически..., — начала Яшмин.
КРИЗИС АННЕКСИИ всех заставил суетиться, даже Рэтти Макхью — его жизнь, подобно жизни других, в эти дни всё больше начала двигаться по расписанию поездов, ему пришлось уехать из Вены довольно далеко, чтобы встретиться с Киприаном в Граце, в отеле «Элефант».
— Простите, сейчас я больше ничего не могу сделать — этот Боснийский маринад и так далее.
— Не удивлюсь, если и Тейн что-то баламутит в вашей конторе.
Оба они курили, и возникшая между ними в итоге дымка создавала некое впечатление симпатии, которое каждый из них был готов принять без опасений.
— Среди моих коллег по конторе есть те, — признал Рэтти, — кто видел его и в других сферах деятельности. Начнем с того, что у него слишком много приятелей на Баллхаузплац. Ладно, у Англии и Габсбургов — общие интересы, прежде всего — Македония, как они продолжают себя уверять, теперь — с легкой грустью. Но у него есть ресурсы, он опасен, и сейчас даже деньги не помогут его сдержать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Его нельзя просто пристрелить?
— О боже.
— Всего лишь легкомысленная шутка, Рэтти. Думаю, ты с трудом это всё выдерживаешь — этот бесконечный кризис.
Они вышли из сада и брели по мосту к Мургассе, где находился автоматизированный ресторан.
— Балканский полуостров — столовая в пансионе Европы, — проворчал Рэтти, — опасно переполненная, вечно голодная, токсичная от взаимной неприязни. Рай для торговцев оружием и источник отчаяния для бюрократов. Мне хотелось бы сидеть за столом Китая. Но вы уже сыты информацией по горло, как погляжу.
— Ну, Турция в Боснии уже почти пять веков. Это магометанская страна, фактически — турецкая провинция. Это была военная база турков, когда они готовили Осаду Вены, и, конечно, Вена этого не забыла. Тридцать лет назад Австрия наконец-то смогла отомстить. Печально известная Статья 25 Берлинского трактата отняла Боснию у Турции и передала ее под австрийский «протекторат». Кроме того, австрийским войскам разрешалось стать гарнизоном в Нови-Пазар, наиболее дальней точке продвижения Турции на запад и на север вглубь Европы. Соглашение предусматривало, что однажды Австрия уйдет, и Турция восстановит свое владычество, но ни одна власть не спешила на это соглашаться. Всё казалось незыблемым. Но неожиданно в Константинополе эти Младотурки совершили революцию, и кто знает? Они могут потребовать фактического соблюдения договора! Поэтому Франц-Иосиф, по требованию гнусного Аренталя, превентивно издает рескрипт, присоединяя Боснию к Дуалистической Монархии. Вряд ли Сербия на это не отреагирует, а Россия должна поддержать Сербию, точно так же как Германия должна уважать свои обещания Австрии, и так далее, и так далее, три четверти суши и всеобщая Европейская война.
— Но, — Киприан вежливо моргал, — неужели они там в Вене действительно такие тупые? Я всегда считал их сверхактуальными, такими, знаешь ли, трезвомыслящими, всё схватывающими на лету.
— О боже, — Рэтти посмотрел на Киприана с некоторым беспокойством. — Определенно похоже, что и Император, и Султан считают Россию своим врагом. Ни один из этих джентльменов со мной не разговаривал, так что откуда мне знать. Австрия согласилась выплачивать Турции репарации за отъем Боснии, а потом, что довольно странно, вывести свои войска из Нови-Пазар, благополучно вернуть город туркам и отказаться от своей давней мечты о железной дороге из Сараево в Митровицу и, следовательно, к Эгейскому морю. Но что бы это ни значило «на самом деле» — может быть, какое-то австрийское представление о взятках или что-то в этом роде, Босния до сих пор аннексирована. Это роковой шаг, и меры, которые Германия принимает в его поддержку, свидетельствую о том, что ничто больше не будет, как прежде. Извольский и Грэй требуют созвать конференцию. Дарданеллы вступили в игру, мы должны взять на себя еще и Болгарию...Берлинский трактат, может быть, не мертв, но жив он лишь условно, без сомнения, это некий зомби, блуждающий по коридорам Европы и выполняющий приказы своих хозяев. В дипломатическом сообществе делают ставки, многие — на солидную сумму. Тотализатор Европейского Апокалипсиса среди сотрудников заинтересованных бюро насчет даты всеобщей мобилизации. В этом году, в следующем, скоро. Она уже неизбежна.
Рэтти смотрел на него уже почти с мольбой, словно новообращенный в чужую религию, который не уверен, что друзья его поймут.
— На самом деле они никогда тебе об этом не говорили. Ну а как бы они могли сказать — профессор Рэнфрю лелеял подозрения. В теории. Передавал то, что, как ему казалось, знал. Но поскольку уж мы, Кипс, по уши в этой похлебке, необходимо найти свой собственный выход, или не найти — смотря как сложатся обстоятельства. Это как на время включить свет, на время, достаточное для того, чтобы увидеть, как ужасающе много стоит на кону...масштабы возможностей здесь...
