Он так и не ухватил сути. Ни в чем.
После одного особенно изнурительного занятия на татами, убедившись, что ему не суждено превзойти белый пояс начинающего, Хоб поинтересовался у инструктора:
— А нет ли какого-нибудь боевого искусства, не требующего учебы?
Гуру улыбнулся.
— Есть чудеснейшее из искусств, превосходящее карате и айкидо, превосходящее нинджитсу — сан-ли, искусство непредумышленного нападения. Оно не требует учебы. Правду говоря, учеба вредит его результативности.
— Похоже, это мне подойдет, — заметил Хоб.
— Чтобы воспользоваться им, сердце человека должно быть чисто, а разум пуст.
— Мой разум всегда пуст, но чистое сердце… Тогда я за бортом. Разве что взамен сгодится наивность.
— Ты не понял, что я имею в виду под чистотой. Это не оценка твоей жизни. Речь идет лишь о твоем состоянии в момент действия. Чистота — отсутствие идеи первенства.
— То есть?
— То есть: «я сумел то, я сумел это». Как только у тебя возникает подобная мысль, спонтанность действий исчезает, а с ней и твое искусство. Тебе остается лишь бесполезный жест эго. Когда вступаешь в поединок, твой противник может потерпеть поражение, но не от тебя.
— Я запомню, — сказал Хоб.
Фрак наступал. Хоб прищурился; уж лучше не смотреть. Тело его оцепенело в явно неуклюжей позе, предвещающей приближение сан-ли. Фрик надвигался слева, Фрак — прямо. Его фигура, освещенная сзади лампочкой, покачивающейся на конце провода в белой пластиковой изоляции, отбросила тень на Хоба за долю секунды до появления самого противника. Тем временем Фрик, ссутулившись и подогнув колени, чтобы уменьшить свой и без того ничтожный рост — отброшенная в сторону тень стала куда выше владельца, — семенил к Хобу, как громадный паук, куда более грозный в нападении благодаря своей внешней никчемности.
И в этот критический момент тело Хоба отключилось от его рассудка. Голова с плавным изяществом дернулась сама по себе, позволив похожей на окорок ручище Фрака безвредно просвистеть в доле дюйма от виска Хоба. В тот же миг нога Хоба коротко, экономно сместилась, Фрик пронесся мимо, крепко врезался в стену и сполз по ней с ошеломленным выражением на лице, будто злобный карлик, порожденный упырем.
Конечно, Хоб заметил это лишь уголком глаза, потому что его внимание было поглощено более крупным и грозным Фраком. Небольшое перемещение, прекрасно устранившее Хоба с дороги Фрика, никак не повлияло на его местоположение прямо по курсу сокрушительного натиска Фрака. Для последующего маневра роль играл только момент маневра, который будет санкционирован в доджо будущего, но в наши дни не слыхан и не видан: Хоб выставил локоть, позволив Фраку напороться на него носом и остановиться, словно налетев на стену.
В этот миг, прекрасно восстановив равновесие, Хоб в мощном прыжке налетел на тяжеловесного, но на секунду притихшего Фрака, врезавшись плечом в кадык громилы. Фрак дважды моргнул, вытаращив глаза, будто голубоватые яйца вкрутую, и грудой рухнул на пол на манер какого-нибудь бронтозавра, чей крошечный мозг вышибла пуля охотника из будущего, вооруженного слонобойной винтовкой и неутоленной жаждой крупной дичи.
Хоб отступил на шаг. Губы его сами собой растянулись в ликующей ухмылке. Враги повержены и обездвижены.
— Я сумел! — воскликнул он.
И тут, конечно же, искусство сан-ли покинуло его. Восторг перед собственным умом, неизбежная идея первенства притупили его чувства. Он не слышал звука шагов позади, но позднее, в минуту сухой ретроспекции, понял, что по логике вещей этих звуков не могло не быть, поскольку они обязаны были сопровождать продвижение того, кто подобрался достаточно близко, чтобы ударить его по затылку.
Без натяжки можно сказать, что перед глазами Хоба вспыхнули звезды. Он обнаружил, что лежит на бетонном полу, а рука его тянется к блестящему черному предмету, лежащему в удобной близости, но так и не сыгравшему спасительной роли, потому что он оказался всего-навсего галошей, да притом стоптанной. Авроре легко было говорить об этом позже, когда неприятности остались позади. Но откуда Хобу было знать в тот миг, что это резиновая галоша, а не резиновая дубинка? А если на то пошло, откуда ему было знать о том, что было очевидно для нее с момента возвращения с пистолетом в руках: что доносящийся сверху скрежет сулит кому-то беду. Потому что под стропилами висел бункер, набитый чугунными чушками, одна из которых пролетела не далее фута от Хоба, а другая, отскочив от гнилой балки, врезалась во Фрака с изрядной силой, напомнив обладателю одутловатой физиономии, что котлету можно получить и без хлеба.
Хоб понял, что сие вывело упомянутого мокрушника из боевых действий, ППП — пришел полный писец, как говаривали в Радужном дивизионе, и вынудило Фрика, оставшегося соло, мгновенно изменить план операции. Худосочный мокрушник в длинном черном пальто, смахивающий на усеченную версию Уильяма Барроуза, наполненную ядовитым зеленоватым желе, пощечиной привел напарника в чувство, после чего оба уставились на Аврору, целившуюся в них из «люгера».
— Хоб, возьми пистолет, — распорядилась она.
Хоб послушался, не преминув отметить, что оружие вроде бы снято с предохранителя и вполне готово к стрельбе.
Затем оба мокрушника вскарабкались на ноги и побежали — громадный, колышущийся Фрак, несущийся довольно быстро для толстяка с миниатюрными ножками танцора, и семенящий рядом Фрик, ядовитый человечек-паук. В мгновение ока они растворились в сумраке склада.
Хоб и Аврора остались одни, а вокруг царило безмолвие, не считая стрекота мотоцикла, несущегося вниз по улице.
Вел его невысокий мужчина в обширной кожаной куртке, лысый и лопоухий. Спешившись, он поставил мотоцикл на подножку, заглушил мотор и осведомился:
— Хоб Дракониан?
— Собственной персоной, — подтвердил Хоб.
— Хорошо. Гарри Хэм позвонил мне. Сказал, что стряслась беда. Я приехал сюда из Квинса на своем «Би-Эс-Эй». Что за беда?
— Она уже позади, — промолвил Хоб. — Вы опоздали. Но все равно спасибо.
Глава 31
В кабинете Фошона на Ки-де-Уверев в Париже зазвонил телефон.
— Фошон, — сказал старший инспектор Радон, — мне звонят из Нью-Йорка. Мистер Эмилио Вазари, спецагент отряда по борьбе с наркотиками. Инспектор, я уже говорил с начальником бюро Паскино, и тот рекомендовал оказать всяческую поддержку. Приставил к работе с мсье Вазари вас, потому что вы говорите по-английски.
— Да, я немного говорю, — подтвердил Фошон.
— Переключаю его на вас.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
