сидя за пишущей машинкой. Им все еще владел ужас, передавшийся от колдуна во сне. Впрочем, и наяву ничто не поспособствовало его успокоению.
При свете керосиновой лампы, продолжавшей ровно гореть на столе рядом с «ремингтоном», Ла Порт обнаружил прямо перед собой все тот же сатанинский лик со взором василиска, какой ранее в его сне возникал из старой карты. Держалась эта голова на такой же чешуйчатой змееподобной шее коричневато-зеленого цвета с пепельными пятнами. Утолщаясь книзу, шея как будто вырастала из чистого листа бумаги, вставленного в машинку. Лишенные зрачков глаза испускали два луча света, прозрачные и с виду твердые как сосульки; а их взыскующее, жгучее сияние, казалось, до костей пронзало Ла Порта и проникало в самые темные клеточки его мозга.
Тягостно, дюйм за дюймом, как паралитик, он отвернул голову от этого видения – только чтобы узреть фигуры и гримасы адского сборища. Если в недавнем сне элементали огня поднимались над холодной жаровней колдуна, то здесь они возникли над потухшими углями камина и скользили по комнате, изрыгая дым и пламя. Из массы рукописей тянулись нескончаемые спирали тумана, разрастаясь и принимая облик демонов власти и господства. Эти монстры зависали в воздухе, клонясь и плавно продвигаясь к Ла Порту; их телеса содрогались, как омерзительные медузы, и толстые ярко-красные языки свисали из уродливых пастей.
От всех этих тварей, пребывавших в непрерывном бурлящем движении, исходил нестерпимый ужас, нацеленный на Ла Порта; этот ужас был древнее рода людского, древнее этого мира и глубже, чем недра земли или потаенные уголки сознания.
Похоже, он так и не пробудился ото сна и по-прежнему был колдуном в окружении мстительных демонов, над которыми ла Кудрэ хотел получить неограниченную власть. Но в то же время он оставался и Фрэнсисом Ла Портом, по неведению завлекшим в наш мир этих тварей, когда воображал их, а затем описывал в своих незавершенных историях, что было сродни прерванным магическим обрядам, в которых не произнесены заклинания, способные подчинить либо изгнать однажды вызванные силы.
Наяву или во сне, он осознавал грозящую опасность. В нем нарастало умоисступление сверх того безумия, что пронизывало ночные кошмары, а его рассудок как будто падал в пропасть первобытного ужаса. Не зная, откуда явились эти твари, и уже не помня, из каких темных источников почерпнул сведения о них, он начал громко произносить каббалистическую формулу изгнания бесов:
– Заклинаю вас именем Живого Бога, Эль, Эхоме, Этрха, Эйел ашер, Эхьех Адонай Ях Тетраграмматон Шаддай Агиос отер АГЛА исхирос атанатос…
Длинное витиеватое заклинание подошло к концу. Призраки как будто слегка отступили и полукругом выстроились перед Ла Портом. Но, даже не оборачиваясь, он знал, что другие заняли позицию у него за спиной. Они преграждали ему путь к двери; они взяли его в кольцо; они лишили его всех надежд на спасение. По правде говоря, он все равно не смог бы их изгнать без колдовских защитных средств: магических кругов и пентаграмм, намагниченного жезла и кинжала с крестообразной гардой.
Пульсирующий ужас нарастал; кольцо вокруг сжималось все быстрее… Однако среди всех этих жутких существ не было ни одного, ранее не описанного в незавершенных историях Ла Порта. И он стал убеждать себя в том, что все это лишь образы и мысли, в свое время застрявшие у него в голове. Тогда от них можно избавиться другим способом, более простым и действенным, чем ухищрения колдунов.
Стараясь не смотреть на этих тварей, он склонился над «ремингтоном» и нащупал пальцами знакомые клавиши…
[На этом месте текст обрывается. Видимо, последняя страница рукописи была утеряна.]
Повелитель крабов
Помнится, я немного поворчал, когда Миор Люмивикс разбудил меня. Прошлый вечер выдался довольно утомительным, с одним из так знакомых и ненавистных мне бдений, когда я постоянно клевал носом. От заката до того времени, когда с неба исчезло созвездие Скорпиона, что в эту пору происходит далеко за полночь, мне пришлось следить за тем, как готовится отвар из скарабеев, который Миор Люмивикс так любил добавлять в свои пользующиеся большой популярностью приворотные зелья. Он неоднократно предупреждал меня, что нельзя допускать, чтобы варево густело как слишком быстро, так и слишком медленно, поэтому я должен был поддерживать под котлом ровное пламя. Мне уже не раз доставалось от учителя за испорченное зелье, поэтому я изо всех сил старался не поддаться дремоте до тех пор, пока оно не было благополучно перелито из котла и процежено трижды через сито из продырявленной акульей кожи.
Неразговорчивый больше обычного, учитель рано удалился в свою комнату. Его что-то беспокоило – я это понимал, но слишком устал для того, чтобы строить предположения на этот счет, а спросить прямо не осмеливался.
Казалось, я проспал всего несколько мгновений, когда сквозь мои смеженные веки пробился желтый свет фонаря, а жесткая рука учителя стащила меня с койки. Я понял, что больше этой ночью спать мне не придется, ибо старый колдун надел свою однорогую шапку, плащ его был плотно запахнут и подпоясан, а на поясе висел атам в ножнах из шагреневой кожи, с рукояткой, почерневшей от времени и множества рук прикасавшихся к ней когда-то волшебников.
– Ах ты, ленивый недоносок! – бушевал учитель. – Поросенок, объевшийся мандрагоры! Ты собираешься дрыхнуть до посинения? Нам нужно поторапливаться – я узнал, что этот Сарканд добыл карту Омвора и пошел к пристани. Нет никаких сомнений в том, что он собирается погрузиться на корабль и отправиться на поиски храмовых сокровищ. Надо спешить за ним, ибо мы и так уже потеряли уйму времени.
Теперь я вскочил на ноги без дальнейших пререканий и проворно оделся, отлично понимая всю важность этого сообщения. Сарканд, лишь недавно поселившийся в Мируане, уже превратился в самого грозного соперника моего учителя. Говорили, что он родом с Наата, острова в ужасном западном океане, что отцом его был один из тех колдунов-некромантов, которыми так славится Наат, а матерью – женщина из племени чернокожих людоедов, что обитают за горами в центральной части острова. Сарканд унаследовал свирепый характер матери и темное колдовское могущество отца, а кроме того, приобрел множество диковинных знаний и весьма сомнительную репутацию за время своих странствий по восточным странам еще прежде, чем поселился в Мируане.
О легендарной карте Омвора, начерченной в незапамятные времена, грезили многие поколения колдунов. Омвор, древний пират, чья слава не померкла до сих пор, успешно осуществил деяние неслыханного безрассудства. Со своей небольшой командой, переодетой в одежды жрецов, на украденных храмовых барках он под покровом ночи пробрался в
