- А! - воскликнул вдруг Хайнц. - Я ж тебе еще сотню должен. Не будешь стрелять, если я еще раз залезу в карман? - под пристальным взглядом молчавшего Фридриха он осторожно достал из куртки тонкую пачку разномастных российских банкнот, нашел среди них сотенную - возможно, даже ту самую - и протянул бывшему другу. Власов вдруг почувствовал, что совершенно невозможно протянуть руку и взять эти деньги - словно эта сторублевка была взяткой за то, что он давал преступнику уйти. Глупое ощущение, конечно...
Эберлинг, видя его замешательство, усмехнулся и засунул купюру в карман висевшей на вешалке в прихожей власовской куртки.
- Прощай, Фридрих, - обернулся он на пороге. - Ne pominai lichom. Время покажет, кто из нас был прав.
- Прощай.
Дверь захлопнулась. Фридрих не сомневался, что видел Хайнца в последний раз.
Kapitel 56. 17 февраля, воскресенье, предутренние часы. Москва, улица Роммеля, 9 - Можайское шоссе.
Так. Первым делом следовало проинформировать Мюллера - и так, чтобы не выдать при этом Эберлинга. И так, чтобы суметь оправдаться за эту невыдачу позже - ибо с объяснениями насчет честного слова офицера к старику, конечно, лучше не соваться... Чертов Хайнц, задал задачку.
Ладно. Пока - только самый минимум, необходимый для спасения Ламберта. И, конечно, электронной почтой, а не по телефону: прямой разговор с проницательным шефом сейчас совсем ни к чему... ну, это как раз предотвратить проще всего: Фридрих достал целленхёрер и нажал кнопку "снять трубку". Затем он уселся за нотицблок и быстро сформулировал нужные фразы: заговор, в который вовлечены сотрудники дойчских и русских спецслужб, Ламберт, бомба в микрофоне на Манежной площади. Информация из агентурного источника, непроверенная, в процессе уточнения. Фамилии предателей среди московской агентуры... - Власов стер "агентуры", написал "оперативников", выводя из-под подозрения Эберлинга - ...будут установлены позже.
Он выставил флажок "особо важно и срочно" - спит Мюллер или нет, письмо с таким флажком его разбудит - и нажал "отправить", затем зашел в личный раздел береха и кратко дополнил информацию об Эберлинге - на сей раз не скрывая основных фактов - одновременно передвинув срок автоматической рассылки на 13:05. Он, конечно, надеялся, что до необходимости в автоматической рассылке не дойдет, но кто знает... В любом случае, ошибки Вебера он не повторит.
Теперь проблема посерьезнее. Зайн. Пока что Фридрих не написал о нем Мюллеру. Формально что с санкции шефа, что даже без таковой следовало действовать одинаково: поднимать оперативников, согласовать операцию с русскими и проводить захват. Ситуация осложнялась тем, что Власов не был уверен ни в своих, ни тем более в русских оперативниках. Даже если Хайнц действительно назвал всех, кого знал, он сам признавал, что знал не всех, вовлеченных в заговор. Конечно, уйти Зайну не дадут в любом случае. Но, как только станет ясно, что план заговорщиков раскрыт, одной из главных их задач станет ликвидация старого бандита. Каковая, собственно, планировалась и изначально, что лишь облегчит им дело. Не столь даже важно, окажутся предатели в группе захвата или нет. За домом на улице Роммеля наверняка наблюдают, и наблюдатели будут действовать соответственно... А Фридриху очень не хотелось, чтобы один из важнейших свидетелей по этому делу умер прежде, чем даст показания, позволив высокопоставленным участникам заговора выйти сухими из воды. Власов мог дать шанс на спасение Эберлингу - но не им, возомнившим, что ради личных амбиций позволительно играть судьбами Райха и заниматься убийствами политических конкурентов. Фридрих не испытывал симпатий к Ламберту ни как к политику, ни как к человеку. Но Райх стоит и будет стоять на порядке - или не будет стоять вообще. Возможно, когда-то Сентябрьские убийства, кто бы их ни организовал, и стали спасительными - но если ссылаться на этот пример всяких раз, когда кому-то захочется кого-то убрать...
Конечно, громкий скандал в преддверии референдума не нужен. Ну пусть не будет открытого процесса, пусть будут пистолеты с одним патроном... главное, чтобы эти люди не оставались у руля Империи. Чтобы дело не было спущено на тормозах. И чем больше Власов об этом думал, тем больше убеждался, что никаких гарантий нет даже в случае успешного ареста Зайна. На другой день сообщат о его смерти в тюрьме от сердечного приступа, и дело с концом... Тем более что перечень высокопоставленных заговорщиков на данный момент неизвестен, и отстранить их заранее не представляется возможным. Какая-то гарантия появится лишь в том случае, если то, что знает Зайн, станет известно кому-нибудь еще - еще до того, как он попадет в руки Управления.
Идея, некогда с порога отвергнутая Фридрихом, при новом рассмотрении уже не казалась такой неприемлемой. Райхспрезидент не в курсе заговора и, следовательно, не имеет личных причин покрывать его участников. Он может исходить лишь из соображений государственного престижа. Но если компромат уже будет на руках у другой стороны, тогда единственным разумным ответным ходом станет упреждающий удар. Честное и открытое расследование и разоблачение заговорщиков. Если оно начнется не под давлением снизу, не из-за утечек в иностранной и полулегальной прессе, а будет инициировано с самого верха, то не станет политической катастрофой - напротив, дело можно будет представить в выигрышном свете, как доказательство, что система эффективно очищается от перерожденцев, какие бы высокие должности они ни занимали. Ретивые пропагандисты наверняка еще и припишут заговорщикам связи с атлантистами, что будет, конечно, неправдой, но, пожалуй, тоже не повредит... Правда, Ламберту и его ортодоксам эта история пойдет на руку. Его обвинить не в чем - разве что в том, что он геройски рисковал собой, дабы покончить с Зайном, и был жестоко обманут подлыми заговорщиками. Хотя, с другой стороны, политик, позволивший обвести себя вокруг пальца, заметно теряет авторитет. Дойчлянд - это не Россия, где принято жалеть неудачников...
Фридрих подумал о Бобкове - вот уж кто точно был заинтересован в раскрытии заговора - но личность генерала с его, мягко говоря, сомнительной лояльностью Райху не вызывала у него энтузиазма. Еще, чего доброго, поднимет шум до того, как Райхспрезидент успеет начать действовать... Опять же, чтобы его соединили с генералом посреди ночи, придется убеждать по телефону нескольких человек, и неизвестно, что это за люди.
Власов отыскал в стопке визиток синюю карточку. Лучше бы всего, конечно, заручиться предварительным согласием Мюллера. Старик отнюдь не дурак, и все соображения, промелькнувшие в уме Власова, понятны и ему. И недаром он сам дал санкцию на контакт с израильтянами и "неточное следование инструкциям". С другой стороны, Мюллер, особенно в свете открывшегося заговора, понимает и тот факт, что кресло под ним шатается. И что даже в случае победы - особенно если она будет не абсолютной - любое сомнительное решение может быть истолковано не в его пользу. А решение сдать Зайна Израилю уж точно из категории сомнительных. Одно дело - сотрудничать с Моссадом, когда ничего еще толком не известно и любая информация может быть полезной, пусть за нее и придется платить собственной информацией. И совсем другое - отдать Зайна, когда он уже практически в руках РСХА... А если Мюллер не согласится, против прямого запрета Власов, конечно же, не пойдет. Значит, единственный выход - действовать на свой страх и риск... Фридрих нажал на целленхёрере "сброс" и набрал номер. Он еще не был уверен, что станет продолжать разговор, если ответит какая-нибудь секретарша...
- Слушаю, - раздался в трубке голос Гуревича уже после второго звонка. Стало быть, тот дал Власову прямой телефон. Прямой телефон, позволяющий позвонить послу Израиля во втором часу ночи... Голос, кстати, не заспанный.
- Вы узнаете, кто это? - спросил Фридрих так же по-русски. Он понимал, что уж этот-то разговор точно пишется, хотя бы из утилитарных соображений - дабы не пропало ни слова из информации, которую он собирается сообщить. Как, впрочем, понимал и то, что при необходимости его нетрудно будет вычислить. И все же предпочел не говорить напрямую.
Крохотная пауза, затем все такой же внешне спокойный ответ: - Да.
- Каждый охотник желает знать, где сидит фазан, - сказал Власов. Слышанная в детстве от отца присказка, означающая цвета радуги, пришлась на удивление в тему.
- И? - в тоне Гуревича не было удивления. Он явно понял, о чем, точнее, о ком идет речь.
- Некоторые охотники уже знают. Другие скоро узнают. И застрелят фазана, чтобы он не достался никому.
- Если те, кто хотят поймать фазана, не будут расторопны, - подхватил мысль Гуревич. - Но они будут. Итак, где?
- Сначала мне нужны гарантии, что вы поделитесь с нами всем, что достанете из фазана, - ответил Фридрих и решил для определенности все же отойти от иносказаний: - Все записи. Все протоколы.
