393
В 1928 г. Людвиг фон Мизес признавался: «Я не мог понять, отчего банки не учатся на собственном опыте. Я полагал, они непременно будут придерживаться политики осторожности и сдержанности, если только внешние обстоятельства не вынудят их поступать иначе. Лишь позднее я убедился, что для того, чтобы изменить поведение банков, бесполезно обращаться к внешним стимулам. Лишь позднее я убедился также в том, что колебания конъюнктуры полностью зависят от соотношения между объемом фидуциарных средств в обращении и спросом на них… Легко понять, что банки, эмитирующие фидуциарные средства, чтобы улучшить свои шансы на получение прибыли, могут быть готовы расширить объем выдаваемых кредитов и количество эмитируемых банкнот. Но вот что требует особого объяснения: почему вновь и вновь предпринимаются попытки улучшить общие экономические условия путем расширения фидуциарного кредита, несмотря на впечатляющие провалы таких усилий в прошлом. Ответ должен быть таков: согласно преобладающей идеологии деловых людей и экономистов, участвующих в разработке экономической политики, снижение ставки процента рассматривается как важнейшая цель экономической политики. Кроме того, расширение фидуциарного кредита рассматривается как подходящее средство для достижения этой цели» (Mises, “Monetary Stabilization and Cyclical Policy,” in Mises, On the Manipulation of Money and Credit, pp. 135–136). Эта работа – английский перевод важной книги Мизеса, вышедшей в 1928 г. под названием Geldwertstabilisierung und Konjunkturpolitik.
394
Впервые мы получили возможность выдвинуть тезис о том, что к банковскому делу с частичном резервировании следовало бы применить теорию «трагедии общинных выгонов», на региональной встрече Общества Мон-Пелерен 5–8 сентября 1993 г. в Рио-де-Жанейро. Там мы отмечали, что типичная «трагедия общинных выгонов» совершенно очевидно применима к банковскому делу, учитывая, что процесс экспансии в целом вытекает из привилегии против прав собственности, так как каждый банк полностью интернализует выгоды от расширения своего кредита, в то же время оставляя соответствующие издержки другим банкам и экономической системе в целом. Кроме того, как мы увидим в главе 8, межбанковский клиринговый механизм в пределах свободной банковской системы может сорвать индивидуальные, изолированные попытки экспансии, но он бесполезен, если все банки, в процессе типичной «трагедия общинных выгонов», движимые желанием прибыли, более или менее охвачены «оптимизмом» при выдаче кредитов. По этому вопросу см. наше «Критическое предисловие к испанскому изданию» книги Веры Смит «Происхождение центральных банков» (“Introduccion Critica a la Edicion Espanola,” in Vera Smith, Fundamentos de la banca central y de la libertad bancaria, (Madrid: Unión Editorial/Ediciones Aosta, 1993), p. 38, note 16.
395
Для объяснения того, каким образом банки как мощная группа давления мобилизуются на защиту своей привилегии, подводят под нее правовую базу и получают правительственную поддержку всякий раз, когда это необходимо, также можно упомянуть стандартный анализ «школы общественного выбора». Таким образом, неудивительно, что такие ученые, как Мюррей Ротбард, приходят к выводу, что «банкиры по своей сути склонны к этатизму». Murray N. Rothbard, Wall Street, Banks, and American Foreign Policy (Burlingame, Calif.: Center for Libertarian Studies, 1995), p. 1. См. также исследования экономических последствий, связанных с депозитами до востребования в современных денежно-кредитных системах с центральными банками, в том числе: Douglas W. Diamond and Philip H. Dybvig, “Bank Runs, Deposit Insurance and liquidity,” Journal of Political Economy, vol. 91(3) (1983), pp. 401–419; Itay Goldstein and Ady Pauzner, “Demand-Deposit Contracts and the Probability of Bank Runs,” Journal of Finance, vol. 60, no. 3, June 2005, pp. 1293–1327.
396
Поэтому центральный банк – наиболее конкретное историческое доказательство теоретического и практического провала попыток застраховаться от изъятия депозитов при частичном резервировании. Тот факт, что этот кредитор последней инстанции для создания и обеспечения ликвидности, требующейся во времена паники, обоснованно и со всей очевидностью показывает, что такая гарантия невозможна и что единственный способ избежать неминуемого ущерба от последствий, порождаемых институтом банковского дела с частичным резервированием, состоит в создании и сохранении института, держащего под абсолютным контролем кредитно-финансовую систему и в любой момент способного создавать необходимую ликвидность. Иными словами, привилегия частичного резервирования, кроме всего прочего, в конечном счете стимулирует грубое и частое вмешательство центрального банка в работу финансовой системы, которая оказывается исключенной из процессов свободного рынка, подчиненных традиционным принципа права. В начале этой книги я заявил, что главный теоретический и практический вызов, стоящий перед экономикой в начале нового столетия заключается в том, чтобы положить конец вмешательству и систематическому принуждению со стороны государства и покончить с привилегиями в финансовой системе, подчинив ее тем е традиционным требованиям права, которые неизменно предъявляются ко всем остальным экономическим агентам, действующим на свободном рынке. Теперь это заявление становится совершенно понятным.
397
Moss and Vaughn, “Hayek’s Ricardo Effect: A Second Look,” p. 555. См. также прим. 91 на с. 291.
398
Комментируя экономический кризис, разразившийся в конце 1970-х годов, Хайек признавался: «Я ожидал, что инфляционный бум продлится пять-шесть лет, как это и бывало исторически, забыв, что прежде их прекращению способствовал золотой стандарт. В отсутствие золотого стандарта, т. е. если вы можете продолжать инфляцию достаточно долго, весьма трудно предсказать, сколько времени будет продолжаться бум. Разумеется, он продолжался куда дольше, чем я предполагал. Конечный результат был тем же». Хайек говорит о распространившемся в 1960—1970-е годы по всему миру инфляционном процессе, который был поддержан историческими обстоятельствами, подобными войне во Вьетнаме и другим событиям, вызвавшим почти неограниченную всемирную кредитную экспансию и запустившим тем самым процесс, который позднее привел к жестокой стагфляции и высокому уровню безработицы конца 1970-х – начала 1980-х годов. См.: Hayek on Hayek: An Autobiographical Dialogue, Stephen Kresge and Leif Wenar, eds. (London: Routledge, 1994), p. 145.
399
Мюррей Ротбард оценивает возможность отсрочить наступление депрессии в следующих выражениях: «Отчего бумы исторически продолжаются несколько лет? Что мешает началу обратного процесса? Ответ заключается в том, что, когда бум, спровоцированный инъекцией кредитной экспансии, начинает иссякать, банки впрыскивают следующую дозу. Короче говоря, единственный способ предотвратить начало процесса корректировки в форме депрессии состоит в том, чтобы продолжать раздувать денежную массу и кредит. Лишь непрерывное вливание все новых доз дополнительных денег на кредитный рынок поддерживает продолжение бума и прибыльность новых стадий. Более того, лишь постоянно увеличивающиеся дозы смогут усилить бум, еще более понизить процентные ставки и расширить производственную структуру, так как по мере роста цен для выполнения одного и того же объема работы требуется все больше и больше денег… Но ясно, что такое продление бума при помощи растущих доз кредитной экспансии будет иметь лишь один результат: депрессия, неминуемо следующая за бумом, будет более долгой и более изнуряющей» (Rothbard, Man, Economy, and State, pp. 861–862).
