— …А твой братец тяжеловат, еле дотащили! — пожаловались из кромешной темноты.
Себастьян застонал и задвигал пальцами. Веки задрожали.
— Очухивается. Это хорошо. Ты за него ручаешься? — наверное, собеседнику надоели все вопросы, и знакомый голос просто отрезал:
— Ручаюсь.
Молчание.
Пахло костром. Уютом. Они точно под крышей. В стенах уютного дома. Себастьян, наконец, разомкнул веки.
Как долго хотелось спать и не просыпаться. Не возвращаться в жестокий и нечестный к нему мир, но мозг работал против его воли, вернув в бренную, телесную оболочку.
— Ну, здравствуй! Как себя чувствуешь?
Себастьян не мигая, смотрел перед собой, не ведая как себя повести, перед ним стояли двое, один из них Шост, второй… а вот второй… Себастьян уже неоднократно видел людей в такой форме, даже воевал с ними. Храмовник! Каким-то чудом он оказался в стенах храма и кажется в плену храмовников? Судьба распоряжается с ним крайне беспринципиально, без доли жалости!
Он попробовал подвестись и тихо застонал от боли. Плечи и руки пронзила невыносимая боль.
— Лежи-лежи, не вставай! Нет необходимости подыматься… Окрепнешь, тогда познакомимся.
С кем именно человек не закончил, в поле зрения Себастьяна явилось чудо. Крылатое и воинственное. Себастьян широко распахнув глаза, таращился на сильфида. А Рихтор абсолютно не обращал на полуэльфа ни малейшего внимания. Их патруль сделал дело и на этом хорошо. Они вовремя пришли на выручку Шосту и полукровке…
— Меня зовут Войчек. Я старейшина храма. Возрождающего храма! — щека Войчека дрогнула. — Цитадель в Откосых горах навеки потеряна, а вместе с нею много… старых дорог. Мы выбрали Необжитые земли. Нашли этот заброшенный форт и наполнили его древней магией, теперь Хизельмаш здесь. Теперь и ты здесь. И тебе выбирать — быть нашим другом. Или быть нашим врагом?
Себастьян приходя в себя, молчал, оказывается кроме боли, судьба способна преподнести ему и такой сюрприз?
— Я думаю, ему необходим еще отдых. Он не готов сделать выбор, — вмешался Шост Брамт.
— Согласен. Пускай отдыхает.
Они ушли. Комната наполнилась полумраком, и никто не увидел, как по щекам обессиленного Себастьяна покатились слезы. Слезы нераскрывшегося наполную счастья. Надежды на будущее. Неужели он за столько лет нашел семью, способную его приютить?..
* * *
Хрипы и стоны Сурка не смолкали, мне пришлось оторваться с Желудем от сосредоточенных исследований и вернуться к расположившемся на ночлег товарищам. Волшебный свет бросал на наши лица блеклые, неживые тени. Становилось моторошно от одного вида изможденных, перекошенных гримас. О Сурке страшно и говорить, парень вовсе сдал. Кожа на скулах ввалилась, пролегли темные круги, набухли свинцовые мешки под очами и даже в искусственном свете стали характерно видны мертвенно-бледные пятна на щеках и руках. Сурок готовился нас покинуть и явно навсегда. В тот день, когда мы оторвались от настигающих нас гоблинов, Башня доброжелательно приоткрыла перед нами свои ворота, мы даже забыли в панике их запечатать, отрезать путь шаманам в рукотворное чудо. Но через несколько дней, в меру, очухавшись от бега и усталости, выяснили, что аборигены и их твари, даже и не думали проникать в святилище древних эльфов, их полчища сосредоточились вокруг круглого реликта, и до слуха постоянно долетали пронзительные вои и визги шакалов, рычания оборотней и лайка между собой шаманов. Оказывается путь в Башню мохнатым закрыт. Табу! Что в некотором роде нас и успокоило, вселило надежды на выживание.
Отставший ото всех Бородавка подпал под шаманские чары и погиб, мне с особым трудом пришлось в тот день осознать, что "колючие" морозы на самом деле оказались не природным явлением, а наоборот, детищем шаманского колдовства. Рукотворной, нацеленной стихией. Я мысленно ужаснулся. Выходит, нет реальной защиты от ужасающей угрозы, превратиться в холодный, промерзший кусок льда? Мне понадобилось немедленно обо всем побеспокоиться у специалиста свергилльского быта Борнаса. Желудь ответил мне без утаек, ибо нас в тот момент никто не слышал, и его слова мне ранили сердце очень и очень глубоко. "В годы освоения Рудень, комендант запросил у Академии и орденцов помощи, и архимаги прислали ведущих адептов. Началась масштабная операция по освоению пещер и штолен. Копались до тех пор, пока не уперлись в гранитные скалы и не в конец не растревожили гоблинское отродье. Вот тогда и в полную потребовалась самоотдача магиков. Сперва ввязались в скоротечные бои с шаманами, а когда с жертвами, но переломным исходом люди начали теснить гоблинов к Позвонку, шаманы включили в свой главный арсенал переломный козырь — магию "колючих" морозов. Уже тогда маги поняли природу черного колдовства, но абсолютно не представляли, как с ним бороться. Ведь те морозы били сверхлокально, обтекали всевозможные щиты и доставали наши шеренги с разных сторон. Ясно одно: "колючие" морозы — это низкотемпературное облако-волна, устремляющаяся в направленные точки с предельно-высокой скоростью. Спасает от этой ужасии лишь быстрые, очень быстрые ноги. Что с нами и произошло в прошлый раз".
А Сурок? — тут же спросил я.
А Сурок, к сожалению, умудрился замешкаться, чем и поплатился.
Что с ним будет?
Желудь не спешил отвечать и мне его скептицизм совсем не понравился, мы теряли людей, а еще предстоял, Аллон побери, переход назад. Чем меньше прикрытия, тем больше шансов не дойти до Гранитки, чего тут не ясного?
Попытаюсь помочь, — обронил, вконец задумавшийся магик.
Мы бросили, наконец, всякие попытки обшаривать холл Башни в отсветах магии и вернулись к парням. Крики Сурка стали отрывистыми, а мольбы неразборчивыми, кажется, он впадал в бред? Тем лучше для него, будет, меньше мучится.
— Кручень, дай я осмотрю его руку!
— Ему совсем плохо, — на физиономии наемника застыло скорбное выражение. Я содрогнулся изнутри, всемилостивый Аллон, я навлек на этих ребят столько горя!
И зачем я согласился на эту операцию? Можно ведь было отказаться. Отправили б к Башне армию, может, что и получилось бы? Больше шансов прорваться с помощью численности и силы. Видение скользнуло в воспаленном бессонницей мозгу: груды кровавого льда — все, что осталось от бравых солдат и магиков. Меня аж передернуло всего. Я едва не задохнулся от кошмара. Ну не стоят! Не стоят какие-то раздолбанные, сранные писульки остроухих умников человеческих жертв — не стоят!!
Бледные Рейван и Рыжик, неугомонный и надорванный горем Кручень, Сурок ведь ему самый близкий друг и товарищ. И в самой крайней черте света: скрюченная на полу, прислоненная к стене Башни фигурка Конька, — тускло горящие маслянисто-влажные глазки. Предательски сонные глазки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
