Тогда осколки разлетаются во все стороны, и вероятность нового столкновения значительно увеличивается. Обычно долго ждать не приходится. Количество осколков растет… и теперь очередное столкновение практически неизбежно.
В течение ближайших недель почти каждая станция Блистающего Пояса получила осколочные ранения – увы, зачастую смертельные. Даже если все живое на борту не погибало при разгерметизации, осколки обычно несли заразу, которая погубила первый анклав. Мертвые станции плыли по орбите, темные и покинутые, точно сброшенные панцири гигантских ракообразных. Когда прошел год, уцелели от силы две сотни анклавов, в основном самые старые – с прочной конструкцией и оболочками из камня и льда для защиты от вспышек радиации. Кроме того, эти станции были оснащены батареями антиколлизионных лазеров, благодаря чему смогли уничтожить основную часть крупных осколков.
Это было шесть лет назад. С тех пор, по словам Квирренбаха, обстановка на Ржавом Поясе стабилизировалась. Почти все осколки удалось выловить и спрессовать, а потом огромные смертоносные глыбы были отправлены в кипящие недра Эпсилона Эридана. По крайней мере теперь Пояс уже не рассыпается на части. Опустевшие анклавы тоже не остались без внимания: время от времени роботы-буксиры водворяли их на место. Но лишь малую толику удалось снова заселить, восстановив герметичность. И разумеется, по всей системе ползали всевозможные слухи о зловещих обитателях заброшенных станций.
Вот и весь мой улов. Но воистину, лучше раз увидеть, чем сто раз услышать. Желтовато-бурая громада Йеллоустона уже заслонила полнеба. Теперь он куда сильнее напоминал покинутый мною мир, чем тот плоский бледный диск, который плыл на фоне звезд несколько часов назад. «Стрельников» заложил вираж и понесся к ближайшей станции, где собирался встать на причал. Я смотрел, как наискось по лику Йеллоустона уродливыми силуэтами проплывают мертвые станции – искореженные, обгорелые, испещренные сквозными пробоинами и кратерами от чудовищных столкновений. Пожалуй, крови было достаточно, чтобы Блистающий Пояс заржавел. Когда начались столкновения, на многих станциях уже полным ходом шла эвакуация, но спасти миллион человек за столь короткое время просто невозможно.
Анклав, к которому мы направлялись, имел форму сигары и вращался вокруг продольной оси, как и «Айдлвилд», что создавало искусственное тяготение. Сестра Амелия называла это местечко Нью-Ванкуверской «каруселью». На грязно-сером ледяном панцире ярко сверкали пятна – следы недавних столкновений. Из невидимых отверстий то и дело беззвучно вырывались ленивые клубы пара, придавая станции сходство с гибридом осьминога и спиральной галактики. Сбоку к причалу прилип огромный субсветовик, похожий на ската с рядами крошечных сверкающих иллюминаторов по кромке крыльев.
Но вот «Стрельников» устремился к ближайшему концу «сигары», и навстречу нам гостеприимно распахнулась змеиная пасть о трех челюстях. Мы нырнули в камеру, стены которой представляли собой переплетение трубопроводов и топливных баков. Я увидел еще несколько шаттлов, втиснутых в причальные доки: два обтекаемых атмосферных катера, напоминающие бутылочно-зеленые наконечники стрел, и пару близких родственников нашего тихохода – те же скругленные углы и торчащие наружу механизмы. Вокруг кораблей, болтаясь на «пуповинах», суетились ремонтники в скафандрах и с инструментальными чемоданчиками. Среди них я заметил несколько роботов, но в основном починкой корпуса занимались люди или животные-киборги.
Похоже, мои прежние опасения подтверждались. Я ожидал, что окажусь в мире, который опередил мою планету почти во всех отношениях на несколько веков, и мне останется только хлопать глазами, точно деревенскому олуху, которого занесло в столицу. То, что я наблюдал сейчас, вполне могло происходить в отдаленном прошлом на моей планете… а то и во времена старта Флотилии.
Нас основательно тряхнуло – «Стрельников» ткнулся в причал. Я прихватил свои пожитки, а заодно и то конфискованное у Вадима и полез наверх, к выходу из корабля.
– Что ж, попрощаемся, – промолвил Квирренбах, высовываясь из очереди ожидающих высадки на Нью-Ванкувер.
– Конечно.
Если он рассчитывал на другой ответ, то ему не повезло.
– Я… заходил проведать Вадима.
– Такая мразь сумеет о себе позаботиться. Надо было выкинуть его из воздушного шлюза, пока была возможность. – Я криво улыбнулся. – Правда, он называет себя местной достопримечательностью. Мне бы ужасно не хотелось быть последним, кто ее увидит.
– Вы здесь надолго? То есть в НВ?
Я не сразу понял, что он говорит о Нью-Ванкувере.
– Нет.
– Значит, сядете на первый «бегемот» и отправитесь на планету?
– Вполне вероятно.
Я посмотрел через его плечо на проем выхода; там протискивалась толпа. В иллюминатор было видно, как рабочие прилаживают на место кусок обшивки «Стрельникова», отвалившийся в процессе швартовки.
– Да, я тоже намерен как можно скорее оказаться на планете. – Квирренбах похлопал по своему кейсу, который прижимал к груди, словно ребенка. – Чем скорее начну работать над «Симфонией эпидемии», тем лучше.
– Я уверен, ей обеспечен потрясающий успех.
– Благодарю. А вы? Может быть, я слишком любопытен… но вы уже решили, что будете делать там, внизу?
– О да, кое-что решил.
Уверен, он бы еще долго – и безрезультатно – пытался меня расколоть. Но внезапно в толчее перед нами образовалась разреженная область, и я незамедлительно вклинился туда. Через пару минут я уже вышел из зоны досягаемости Квирренбаха.
Изнутри Нью-Ванкувер совершенно не походил на хоспис «Айдлвилд». Ни искусственного солнца, ни общей атмосферы. Вся конструкция являла собой подобие пчелиного улья, где лепились друг к другу тысячи крошечных замкнутых ячеек, или внутренностей старинного радио. Я даже не надеялся, что Рейвич все еще ошивается где-то неподалеку. В Город Бездны ежедневно отправлялись не менее трех «бегемотов». Как пить дать, он покинул анклав при первой возможности.
И все же не стоит терять бдительность.
Оценка Амелии оказалась безошибочной: валюты Йеллоустона, которую я взял с собой, хватило как раз на рейс в Город Бездны. Путешествие на «Стрельникове» сократило мои ресурсы наполовину, а остаток должен был уйти на оплату приземления. Правда, я прихватил кое-какую мелочь у Вадима. Однако после подсчета обнаружилось, что сумма конфиската не превышает остатка моих собственных финансов. Очевидно, его жертвы-иммигранты не принадлежали к числу толстосумов.
А теперь сверим часы.
Концентрические циферблаты на часах Вадима позволяли определить время для обеих временны́х систем Йеллоустона – для суток из двадцати шести и двадцати четырех часов. До старта шаттла около двух часов. Я решил прогуляться по НВ, чтобы скоротать время, а заодно разузнать что-нибудь из местных источников информации. Но вскоре выяснилось, что люди, летающие
