Разговор коснулся новой темы – о нашей критике.
– Вот вы говорите – у поэтов идет оживленная дискуссия. В газетах появились статьи о поэзии. Поэты спорят: критики одних хвалят, других ругают1. Но эта дискуссия имеет один существенный недостаток: в ней кричат многие из тех людей, которым «наступили на мозоль». В этой дискуссии некоторые выступают не с высоких принципиальных позиций, а говорят о поэзии, привнося сюда много мелкого, личного. Критик должен уметь находить сильные, мужественные слова, чтобы дать правильную оценку произведению. И будь то маститый или молодой писатель, ему нужно откровенно говорить о недостатках. Смело, без детской боязни, нужно выдвигать талантливую литературную молодежь, не ждать, пока за молодого писателя «замолвят словечко». Такой критики – смелой, мужественной у нас еще мало. А трусливое молчание критики иногда приводит к тому, что, спекулируя на актуальности самой темы, кое-кто проталкивает плохие, бездарные сочинения.
…Большую часть года Шолохов проводит в Вешках, в ста пятидесяти километрах от железной дороги. Он редко бывает среди профессиональных литераторов, но это не мешает ему резко оценивать некоторые пороки этой среды.
– Отдельные литераторы вместо своей прямой обязанности писать занялись дележкой «министерских» портфелей несуществующего литературного ведомства.
В этом Шолохов видит основной порок многих писателей. Как бороться с этим?
В первую очередь личным примером писателя-большевика.
С особой теплотой Шолохов вспоминает Николая Островского.
Разговор прерывается, наступает пауза. Шолохов знает, что сейчас, как обычно, его спросят:
– Над чем вы работаете?
Вопроса этого Шолохов не любит и чаще всего отвечает на него шуткой. И действительно, ответить на этот вопрос трудно.
Писатель знает, что миллионы читателей ждут окончания его романа. Шолохов работает много и напряженно, но утверждать, что книга закончена, еще рано.
В «Тихом Доне» осталось дописать только восьмую – последнюю часть. Она составляет 9—10 печатных листов. И Михаил Александрович думает закончить ее очень скоро.
Планы и наброски второй книги «Поднятой целины» не раз подвергались изменениям. Читатели вновь встретятся с героями первой книги – Давыдовым, Нагульновым, Лушкой, Кондратом Майданниковым. Желание сделать книги наиболее выразительными, живыми, яркими заставляет писателя вновь и вновь переделывать уже законченные куски, исправлять и шлифовать каждую фразу. Требовательный к себе, он упорно и вдохновенно работает.
С радостью встретит сегодня советская молодежь весть об избрании любимого своего писателя Михаила Шолохова в действительные члены Академии наук СССР.
Пример Шолохова – государственного деятеля, писателя, крепчайшими узами связанного с народом, черпающего свою силу в общении с массами, – должен быть образцом для многих писателей нашей страны.
И. Экслер
У Михаила Шолохова
Лаборатория писателя, разумеется, не лаборатория химика. Писатель не может подойти к тиглю и колбам и показать гостю, как он, проделав 2000 опытов с неким веществом, на опыте 2001-м добился того, о чем мечтал в течение многих лет своей жизни.
Но даже химик не всегда может объяснить человеку непосвященному то сокровенное, те муки и радости, те подъемы и спады, через которые он прошел в неустанном труде, прежде чем нашел истину.
А ведь путь писателя зачастую не менее сложен, чем путь ученого.
Художник Шолохов открыл нам новый мир. Эпопея «Тихого Дона» и «Поднятой целины» (оба эти романа – лишь фрагменты одного и того же, еще полностью не раскрытого шолоховского мира) до сих пор не получила достойного разбора со стороны нашей критики. Однако прекрасное не нуждается в подчеркивании. С трепетом входят миллионы читателей в этот шолоховский мир и наслаждаются им.
Вольно или невольно, но с биением сердца следим мы за каждым шагом Григория Мелехова. А сколько женщин плачут слезами истинного горя у бездыханного тела Натальи! С какой гордостью и вместе с тем с какой нежной грустью следуем мы за
Аксиньей, этой чуть ли не первой крестьянкой, так широко и смело шагающей рядом с Анной Карениной и другими бессмертными женщинами русской литературы.
Шолохов создал Григория, Аксинью, Наталью, Лушку, Кондрата Майданникова и многих других. Он вдохнул в них жизнь, и они живут.
Известно, что Шолохов живет в станице Вешенской на Дону. Известно также, что герои его произведений живут и действуют на том же Дону, вблизи той же Вешенской. Но было бы ошибкой делать отсюда вывод, что Шолохов пишет своих героев с натуры. Когда приезжаешь в станицу Вешенскую, с душевным трепетом ходишь по ее улицам. На эту обыкновенную станицу мы смотрим сквозь поэтически преображенную призму «Тихого Дона». То же и с людьми. Посторонний наблюдатель может лишь смутно догадываться, какая громадная работа была проделана Шолоховым, когда он создавал своих героев.
Мы знаем, что Шолохов ведет сейчас большую работу – накапливает материал для романа о наших днях. Художник жадно впитывает в себя жизненные явления нашей действительности. Он внимательно следит за каждым появляющимся в нашей литературе произведением на злободневные темы. И как часто негодует он по поводу приспособленчества и схематичности в них!
Когда Шолохов рассказывает, он говорит главным образом о «маленьких» людях, часто своих односельчанах. Обыкновенные, как будто совсем «серые» люди. Но вот Шолохов берет какую-нибудь женщину или старика и начинает лепить. Два-три слова, иногда только один штрих, – и словно молнией освещена фигура. Сидишь, слушаешь его, как кудесника, и в памяти возникает Чехов, который, взяв в руки первую попавшуюся на глаза вещь, пепельницу, заявил своему собеседнику:
– Хотите, – завтра будет рассказ… Заглавие: «Пепельница».
Чуткий и тонко чувствующий Шолохов словно перевоплощается в только что нарисованного человека.
О том, насколько Шолохов в творческие минуты бывает захвачен своими мыслями, своими образами, может свидетельствовать случай, рассказанный нам одним из его земляков, товарищем по рыбной ловле.
Забросив удочки, Шолохов присел на берегу Дона с трубкой в зубах. Он просидел так, не шевелясь, смотря в одну точку, более часа. Напрасно спутник заговаривал с ним, – он не получал ответа. Напряженная поза, неподвижный, устремленный в воду взгляд, полное безразличие к окружающему испугали товарища. Он решил следить за каждым шагом Шолохова. Наконец, словно очнувшись от забытья, Шолохов начал собирать снасти и побежал домой.
Весь день и всю ночь сидел он затем за столом и писал…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
