Как раз перед поездкой я прочитал книгу Джона Кракауэра «Навстречу дикой природе». Это история молодого Криса Маккэндлесса, который оставляет привычную жизнь для того, чтобы путешествовать по стране. Книга очаровала меня, и я начал мечтать о жизни на колесах и «резиновой поступи» через все США. Я так вдохновился приключениями Алекса Супертрампа (кличка Криса), что таскал книгу через Гранд-Каньон все путешествие «Г в кубе».
Одно место в этой книге, из письма Криса другу, которого он встретил в пути, звучало как манифест:
Так много людей несчастны и при этом не в состоянии изменить ситуацию, поскольку слишком привыкли жить в безопасности, комфорте и консерватизме, что на первый взгляд умиротворяет, но на самом деле нет ничего вреднее для ищущего человеческого духа, чем обеспеченное будущее. Основой жизненных сил человека является его страсть к приключениям. Удовольствие от жизни черпается из наших встреч с новым, а потому нет большего счастья, чем постоянно менять свои горизонты, встречая каждый день под иным солнцем.[31]
Я хотел отбросить уютную безопасность службы в корпорации, освободить свою душу и испытать эту радость — радость приключения. Но прежде чем отправиться в серьезную экспедицию, мне следовало набраться опыта, научиться выживать. Чтобы свести риск моих предприятий к минимуму, я должен был быть подготовлен. Если говорить о более приземленных вещах, следовало для начала купить пикап, а уже потом оставлять работу. В общем, всех дел — начать и кончить.
«В разреженный воздух» — еще одна книга Кракауэра, которая поразила мое воображение в 1998 году. Это описание трагедии на Эвересте, в результате которой погибло одиннадцать человек. Книга меня настолько затянула, что я ощущал себя участником группы Нила Бейдельмана, спускающейся на Южное Седло после штурма вершины и заблудившейся на высоте восьми тысяч метров, в нескольких сотнях метров от Четвертого лагеря. Я спрашивал себя: что я делал бы на их месте? Может, просто лег бы и умер — обмороженный, вымотанный до предела, оставшийся без кислорода, после почти суток в лютой пурге выше восьми тысяч метров? Или оставил бы других, чтобы спастись самому? Возвратился бы я к умирающим товарищам, если бы добрался до лагеря? Как бы я вел себя в ситуации, которая полностью обнажила бы всю сущность моего характера? Эта трагедия вдохновила меня на то, чтобы проверить самого себя. Я хотел твердо знать, кто я есть: человек, который сдастся и умрет, или человек, который преодолеет все неисчислимые трудности и выживет и сможет спасти себя и других? Нет, я не хотел отправиться в Гималаи, чтобы подняться на самую высокую в мире гору, я хотел исследовать глубину своего духа.
Эти размышления привели к тому, что 8 марта 1998 года я вышел на соло-восхождение на пик Хамфрис — самую высокую гору Аризоны. Марк одолжил мне снегоступы, ледоруб и справочник по альпинизму «Свобода на высоте», — мол, я должен овладеть ледовой техникой и навыками использования ледоруба именно так, как там написано. К северу от горнолыжного курорта Сноубоул, в восьми километрах к северо-западу от Флагстаффа,[32] я встал на снегоступы и двинулся через сосновый лес. Через два часа я достиг высоты три тысячи метров и вышел к широкой долине, от которой начинался длинный снежный склон. Там я взял в руки ледоруб Марка и, поднявшись по пологому склону почти на восемьсот метров, вышел на вершинный гребень, где и оставил снегоступы, быстро занесенные пургой. Гребень покрывали кучевые облака, и я не мог видеть крутых обрывов с правой стороны. Но я надежно стоял на жестком, уплотненном ветрами снегу левой стороны гребня. Через полчаса хождения по усыпанному скальными обломками краю вулканического кратера, содрогаясь от сильных порывов ледяного ветра, я все-таки вышел на вершину. Там, на высоте 3850 метров, я пристроился на корточках под защитой стенки, сложенной из камней. С юга донеслись три далеких раската грома, блеснули молнии.
Я не мог оставаться на вершине, рискуя попасть под удар молнии, но также не мог и покинуть свое убежище за стенкой. На минуту я глубоко проникся ощущениями тех альпинистов, заблудившихся и замерзающих на Южном Седле. Я и сам был в белой вьюжной мгле, растерянный, напряженный и апатичный. И вот я на личном опыте осознал, как это соблазнительно: угодив в экстремальную ситуацию, ждать, когда обстоятельства переменятся к лучшему, впасть в смертельное бездействие. Собравшись, я вылез из-под защиты стенки, и ветер сразу ударил мне в лицо. Борясь со встречным ветром, я шел в мутно-сером покрывале, окутавшем все вокруг. Чтобы не потерять направление гребня, я постоянно сверялся с компасом, потому что мои следы, оставленные при подъеме, замело в считаные секунды.
Спускаясь, я постоянно шарил глазами по склону в поисках снегоступов Марка, оставленных мной перед вершинным гребнем. Они отмечали поворот с гребня к снежному полю, по которому я спущусь к лесу и наконец смогу укрыться от пурги. И вдруг через вой ветра и рев пурги до меня донесся свист. Звук шел из моего рюкзака. Я остановился, покрутил головой — и увидел, что между концами моих лыжных палок проскакивают синие искорки. Палки я засунул в рюкзак весьма по-дурацки — концы их на метр торчали над моей головой и притягивали молнии. Я сбросил рюкзак и нырнул в снег быстрее, чем вообще сегодня делал что-нибудь на горе. Задыхаясь, волоча рюкзак за собой, я полз по гребню, а когда почувствовал, что можно встать, припустил со всех ног, спасая свою жизнь. Через минуту я притормозил: облака на мгновение разошлись, и чуть выше себя я увидел Марковы снегоступы. Я бросил рюкзак, вернулся к ним, а потом за два часа спустился к своему пикапу без каких-либо еще приключений.
Восхождение на Хамфрис помогло мне понять многое в себе как в горном туристе: что я предпочитаю лезть в одиночку, не боюсь пурги, умею принимать сложные решения по выбору маршрута в экстремальных условиях и что мне везет с молниями. Это восхождение придало мне веру в себя: мое понимание жизни было подтверждено, и это понимание делало мою жизнь более полной.
После этого приключения на Хамфрисе мы с Марком часто обсуждали мой проект одиночного зимнего восхождения на все четырнадцатитысячники Колорадо. Марк считал, что я еще слишком неопытен, но он видел, насколько серьезно я настроен. Он преподал мне первые уроки по скалолазанию, работе с веревкой, снежной технике, пониманию лавин и их опасности. В Центральной Аризоне мы совершили несколько выездов с восхождениями начального уровня. Мы тренировались на скалолазных стендах в залах Темпе и других. На День труда[33] Марк сводил меня и моего друга Говарда на первое настоящее скальное восхождение с несколькими техническими участками — это был пик Вестал в колорадских горах Сан-Хуан.
