Я передам через тебя ему хороший подарок, чтобы он не обижался… А ты Альфредо сказала обо всём этом?
— Нет. Я ему сказала, что доктор сейчас занят, а ему лучше свою девушку не по врачам водить, а с ней самой как следует поговорить!
— Это правильно, Ин! Полностью с тобой согласен. Спасибо тебе!
— Ладно, мне пора, — свернула она разговор и попрощалась недовольным тоном, едва успел её поблагодарить ещё раз за помощь.
Так-так-так… Интересно, а что же скажет Инга Альфредо? Но особо размышлять об этом мне было некогда, скоро уже надо будет ехать в Министерство обороны, а я ещё не обедавши…
Уже собравшись, проверил по привычке кошелёк, чтобы там деньги были. Машина есть машина, мало ли что случиться может? Опять же билет надо Эмме купить… Это тебе не двадцать первый век, когда можно позвонить кому-нибудь и тебе тут же недостающую сумму на карту подкинут. Хотя, и без карт бывало обходились… Помню, мать как-то пришла и рассказывала отцу, что дала в долг незнакомой женщине в каком-то центральном магазине, сейчас уже не помню, в каком.
— Мы вместе в очереди стояли, ей восемь рублей не хватало, — рассказывала мама. — Поезд вечером, город чужой, она никого здесь не знает… Она адрес наш записала, обещала вернуть.
— Обещала вернуть… Ну, считай, ты ей эти деньги подарила, — недовольно сказал тогда отец и мама сильно расстроилась.
Однако, недели через две или больше пришёл перевод, кажется, из Кирова на восемь рублей. Родители оба уже забыли про тот случай и очень удивлялись, поняв, что к чему, что есть ещё честные люди.
Проверяя кошелёк, наткнулся на талон в «Детский мир» и сразу выложил его на трёхканальник, чтобы жена увидела.
В этот раз Эмма уже меньше волновалась, тем более, что говорил, в основном, я. Генерал Ветров выслушал нас, с любопытством посматривая на Эмму. Я ему объяснил, всё как есть, что жених Эммы сейчас служит, осталось ему полгода. Что на самой Эмме двое младших братьев и бабушка с дедом после инсульта. Что надо переводить опеку на малышей на Эмму…
— Когда мать родительских прав лишали, Эмма ещё несовершеннолетняя была. Опеку на Эмму и малышей пришлось на дядьку оформить, чтобы они в детский дом не отправились. Сейчас Эмма уже выросла, а братья так на её дядьке числиться и остались.
— А что же он на девчонку несовершеннолетнюю племянников-то повесил? — возмутился генерал.
— Ему только я племянница, а братья от второго маминого мужа родились, — поспешила объяснить Эмма. — Они только мне по маме братья, а дяде — никто.
Федор Данилович завис на некоторое время, оценивая поступок Германа.
— После войны и не такое, конечно, бывало, — наконец, проговорил он. — Но чтоб сейчас кто-то так же поступил… Это поступок с большой буквы…
— Да, пока не задумаешься над этим, то и не поймёшь, — согласился я. — А тогда!.. Эмма в коме, дед едва ходит после инсульта, бабушка с инфарктом в больнице, дети по соседям… Тогда у нас была одна задача, быстро опеку над детьми оформить, чтобы их в детдом не забрали…
Генерал заинтересовался, почему Эмма в коме оказалась и мне пришлось рассказать и про аварию, и про то, как мы всем городом похитителя люков искали. Про то, как обходы подворовые делали и засады устраивали… Как Славка после аварии весь в гипсе лежал, и экзамены выпускные в гипсе сдавал. А до этого мы с одноклассниками в больнице дежурили, чтобы он мог готовиться к экзаменам хоть как-то…
Вернулись мы к теме трудоустройства Эммы только минут через двадцать. И хорошо, что так получилось, и Федор Данилович познакомился с ней поближе, и про причину её шепелявости, кстати, тоже узнал…
— Не знаю, будет ли через полгода ещё в силе конкретно это предложение, — сказал Эмме Ветров на прощанье, — но работой мы и вас, и вашего жениха, в любом случае, обеспечим. И вам обязательно надо писать, у вас талант.
Он проводил нас до своей приёмной, мы попрощались с генералом, и он передал нас с рук на руки своему адъютанту. Душевно пообщались, приятно, когда человек на такой высокой должности уделяет не таким и значимым посетителям, по большому счету, столько времени.
* * *
Генерал смотрел вслед этой девчонке и думал, что талант талантом, но тут ещё кое-что. Эта с виду хрупкая девушка, оказывается, успела через многое пройти. У неё мозги работают теперь иначе, чем у многих… Что-то подобное бывало, когда офицеры и солдаты возвращались с войны, а тут мирная жизнь и всё по-другому… Но словами это трудно объяснить. Вот потому она, наверное, смогла и понять, и написать ту статью так хорошо. У неё тоже взгляд на жизнь другой, ценности другие, как у ветеранов, поэтому и впечатление у него такое мощное было от её статьи…
* * *
— Ну, пока что всё хорошо, — проговорил я мысли вслух уже в машине, когда мы ехали с Эммой на вокзал. — Сейчас вернёшься, начинай сразу опеку на детей на себя переоформлять. Как будешь готова, поможем вам дома продать в Святославле и Брянске и будем в Москве вам что-то искать…
— Угу, — кивнула Эмма, совсем успокоившись.
Мы быстро взяли ей билет обратно и поехали домой. Она попыталась со мной расплатиться за него, пришлось на ходу сочинять что-то про служебную бронь и про то, что мне вернут на службе за него деньги.
Когда мы подъехали ко двору, он был перекрыт грузовиками, въехать было нельзя. Пришлось оставить машину в соседнем дворе. Дмитрий Васильевич, наш председатель кооператива, стоял с деловым видом рядом с главным инженером завода «Полёт» Прокофьевым. Порадовался, что оставил его телефон нашему председателю и они без меня согласовали начало работ. А то мне самому сейчас совсем было бы не к месту ещё и детской площадкой заниматься. В конце концов, пусть Ларионов отрабатывает зарплату председателя.
Увидев меня, Алексей Ильич Прокофьев протянул мне руку и поздоровался.
— Вот, привезли центральную группу, — доложил он.
— Очень хорошо, — искренне порадовался я.
На самом деле, радовался не только я. Вокруг стояли и с живейшим интересом наблюдали за разгрузкой наши соседи и с детьми, и без. Загит с авоськой в руках тоже оказался здесь. Увидев меня, подошёл к нам и поздоровался.
— Дмитрий Васильевич, — обратился я к нашему
