Мастера, занятые на строительстве университета, в свою очередь, обучались в бомбейской Школе искусств сэра Джемшеджи Джиджибоя, которая тоже была своего рода совместным предприятием. Это образовательное учреждение финансировал магнат морских грузоперевозок, опять-таки из парсов. После того как в 1842 году он первым из индийцев получил рыцарский титул, его стали называть не иначе как «сэр Джей-Джей». Свое состояние сэр Джей-Джей нажил, экспортируя опиум в Китай. В «китайскую торговлю», как тогда стыдливо именовался наркобизнес, он попал совсем молодым человеком, когда, отправившись в Поднебесную на корабле, ему посчастливилось подружиться с судовым врачом – не кем иным, как шотландцем Уильямом Жарденом. Когда пронырливый доктор забросил медицину ради торговли наркотиками и основал Jardine, Matheson & Co., будущий сэр Джей-Джей стал его индийским поставщиком. Сколоченное на опиуме состояние и позволило ему основать Школу искусств. Ее задачей он сделал модернизацию индийских художественных ремесел, необходимую, чтобы они смогли выжить в эпоху господства европейских промышленных товаров. Именно питомцы его школы создавали самобытный архитектурный декор, во многом определивший образ зданий бомбейской готики.
При всем великолепии неоготических сооружений Бомбея для успеха его кампании по завоеванию умов и сердец Фреру было мало, чтобы город казался не хуже европейских – он должен был не уступать им по сути. Если бы британцев можно было уличить в том, что индийцам они предлагают нечто, не соответствующее их собственным стандартам, схема не сработала бы. Пока Фрер был губернатором, последние технологические новшества появлялись в Бомбее одновременно с Западом. Газовые фонари появились на улицах города уже в 1865 году. Контролируемая британцами бомбейская газета The Times of India с изрядной дозой патернализма сообщала тогда о «толпах любопытствующих индийцев, которые следовали за фонарщиками от фонаря к фонарю, в немом восхищении взирая на новое западное чудо, появившееся в их краях»37.
Небывалого улучшения санитарных условий удалось добиться с помощью целого комплекса мер вроде централизованного сбора нечистот, найма дворников и создания общественных мясных рынков, лотки которых мылись каждый вечер. В 1850-х годах Бомбей считался одним из самых зловонных городов планеты, «где 700 тысяч обитателей живут среди ими же производимых гниющих нечистот и где лихорадка таится за каждым углом каждого проулка»38. Но со временем Фрер удостоился полного восторгов письма от самой основательницы современной сестринской службы Флоренс Найтингейл: «За последние два года уровень смертности в Бомбее стал ниже, чем в Лондоне – самом здоровом городе Европы. Это целиком и полностью ваша заслуга»39.
Важнее всего было то, что Фрер понимал – будущее Бомбея зависит от упрочнения его ключевого положения в глобальной сети торговых путей. Город уже был основным узлом первой в стране железной дороги, однако для облегчения товарообмена с материковой Индией Фрер непрерывно работал над продлением путей все дальше в глубь плодородных индийских равнин. О разнообразии устремляющихся в Бомбей и из Бомбея потоков можно судить по опубликованному в 1865 году алфавитному указателю грузов, перевозимых бомбейскими железными дорогами. Брошюра включает в себя буквально все от А («Абрикосы») до Я («Ядра пушечные»), между которыми уместились и «Опиум» с «Оранжадом», и «Цинковая руда» с «Циновками»40. Все тот же Фрер обеспечил Бомбею и оперативную связь с метрополией: телеграфный кабель Бомбей – Лондон заработал 1 марта 1865 года, раньше чем линия между Соединенным Штатами и Британией. Дальновидный губернатор сделал все, чтобы его urbs prima in Indis соответствовал этому амбициозному девизу.
Грандиозные планы Фрера по преображению Бомбея удачно совпали с небывалым экономическим подъемом. Новым источником процветания стал хлопок, который из-за Гражданской войны в Америке стал приносить Бомбею даже большие прибыли, чем опиум. И хотя на самом острове Бомбей никогда не собрали ни единой коробочки хлопчатника, город стал экспортными воротами для всего несметного индийского урожая. Когда груженые хлопком корабли перестали ходить между Новым Орлеаном и Ливерпулем в результате установленной северянами блокады, в поисках нового источника сырья Британия обратила свой взор на Южную Азию. В 1862 году в The Times без обиняков писали: «Американские “сложности” обернулись великолепными “возможностями” для Индии»41. Колониальный мегаполис Фрера строился на доходы от торговли хлопком, поскольку он умело направлял в нужное ему русло состояния сэра Редимани, Премчанда Ройчанда и прочих. Некий бомбейский британец уже тогда считал эту связь очевидной: «За четыре года войны [в Америке] по всему городу выросли великолепные здания»42.
С 1859 по 1864 год цена на хлопок взлетела в четыре раза, а экспорт из Индии в Европу увеличился более чем вдвое43. Поговаривали, что некоторые бомбейцы принялись распарывать свои матрасы, чтобы продать хлопок по небывало высокой цене. Хлопковый бум привел к огромному наплыву жителей материка, искавших работу в быстро растущем порту Бомбея. Между 1852 и 1864 годами население города увеличилось более чем вдвое и превысило 800 тысяч человек44. Вместе с ростом спроса на жилье подскочили до небес и цены на недвижимость. Участки в одном из самых престижных районов города, расположенном на вершине врезающегося в Аравийское море и потому отлично продуваемого Малабарского холма, в 1830-х не стоили и 500 рупий, а в 1864-м продавались по 30 тысяч45. Даже за самые обычные участки в менее фешенебельных кварталах теперь просили в пятнадцать раз больше, чем два десятилетия назад46. Вскоре строительный бум стал подпитывать сам себя, поскольку привлекал в город все новых рабочих, которым требовалось все больше жилья. Рано или поздно кому-то в голову должна была прийти безумная идея: «Если земля так высоко ценится, почему бы не сделать побольше земли?»
В Бомбее уже имелся опыт масштабного осушения для объединения архипелага в единый остров. Но на этот раз отвоевывать землю у моря собирались исключительно ради спекулятивной выгоды. Наряду с банками и страховыми компаниями, на волне бомбейского экономического бума возникло и несколько корпораций по осушению территорий. Самой крупной из них стала Back Bay Reclamation Company, планировавшая отвоевать землю у Аравийского моря для строительства железнодорожного вокзала и жилого квартала. Компания, во главе которой стоял британский партнер сэра Редимани и Премчанда Ройчанда, начала с масштабного открытого размещения акций в 1864 году. «Все население города, как иностранцы, так и местные, буквально помешались на… планах осушения залива Бэк-Бэй. Безудержные спекуляции привели к тому, что прибыль на одну акцию составила 2,5 тысячи фунтов еще до того, как в залив высыпали первую тачку гравия», – писал очевидец47.
Ройчанд стал главной движущей силой этого проекта, да и всего бомбейского бума в целом. Недаром получив прозвище «первоиерарха биржевых спекуляций»48, он одинаково свободно чувствовал себя и в официозном европейском мире Бомбейской биржи, и на неформальном «базаре акций», где в тени раскидистого баньяна возле здания городского совета каждый день собирались туземные торговцы ценными бумагами. Всегда готовый поделиться своим мнением о бумагах любого из 62 акционерных обществ, появившихся в Бомбее с 1855 года49, он особенно любил расхваливать собственный инвестиционный портфель, в котором имелись доли дюжины банков и компаний по осушению территорий. Как ведущий предприниматель бомбейского бума Премчанд Ройчанд де-факто встал во главе учрежденного правительством Банка Бомбея. Тем самым он получил в свое распоряжение стопку пустых вексельных бланков, на которых мог проставлять любую сумму, – нередко используя их как дополнительное обеспечение стоимости прочих своих компаний.
По мере того как «биржевая лихорадка» охватывала город, все большее распространение получали «пари на время» – сегодня мы назвали бы их фьючерсными контрактами или деривативами. Они позволяли делать ставки на будущих колебаниях стоимости, скажем, хлопка или акций Back Bay Reclamation Company. Спекулянты, которых мало интересовало само владение реальными активами, попросту перепродавали такие контракты как товар. На гребне бума бомбейские юристы, способные составить устав корпорации и залоговый договор, оказались настолько востребованными, что взяли за правило требовать место в совете директоров и опционы от каждой консультируемой компании. Фрер пытался обуздать безудержную спекуляцию, но даже когда ему удалось провести закон, запрещавший «пари на время», его начальство в Лондоне не спешило его утверждать. Наблюдатель записывал: «Все вдруг стали миллионерами… Соблазну поддался весь город»50.
