— Настала его очередь покачать головой. — Мы обязаны им всем, чем мы являемся или можем когда-либо надеяться стать. Как они могут требовать от нас «слишком многого»?
Епископ откинулся на спинку стула, его глаза сузились, и он нахмурился.
— Я знаю тебя и работаю с тобой уже несколько лет, Ливис, — медленно произнес он. — Думаю, что за это время довольно хорошо узнал тебя.
— Я бы согласился с этим, — признал Тирск.
— Исходя из того, насколько хорошо я тебя узнал, думаю, что ты просто очень тщательно подбирал слова.
— Потому что я это сделал. — Здоровой рукой Тирск указал на графин с виски и стаканы на маленьком столике у локтя епископа. — Не нальете ли нам, милорд? — Он слабо улыбнулся. — Это Глинфич… из Чисхолма.
— Это так? — Мейк слегка улыбнулся, откупоривая графин и наливая янтарную жидкость в стаканы. — Уверен, что бутылка была импортирована задолго до того, как великий инквизитор запретил любую торговлю с Чисхолмом.
— О, конечно!
Тирск принял свой стакан, а епископ снова сел и с удовольствием отхлебнул. И все же его глаза не отрывались от лица графа, и в заставленной книгами комнате скромных размеров чувствовалось едва уловимое напряжение. Потрескивание углей в камине казалось неестественно громким в тишине, и Тирск позволил этой тишине задержаться, делая медленный, неторопливый глоток своей порции виски и задаваясь вопросом, был ли он прав насчет человека, сидящего напротив него. Он надеялся, что так оно и было. Он верил, что так оно и было. Но он также знал, что Стейфан Мейк был выбран Уиллимом Рейно и Жэспаром Клинтаном для его нынешнего назначения из-за того, насколько безоговорочно они доверяли его суждениям и его преданности Матери-Церкви.
Конечно, есть лишь крошечная разница между преданностью Матери-Церкви и преданностью Жэспару Клинтану, не так ли? — Тирск задумался. — А время и опыт имеют обыкновение менять мнение человека, если у него доброе сердце и работает мозг.
Библиотека была меньше, чем его официальный кабинет, и это также была внутренняя комната без окон, хотя она была хорошо освещена при дневном свете благодаря обширному куполообразному потолочному люку. Ее размер и внутреннее расположение означали, что в это время года здесь, как правило, было теплее, несмотря на большое стеклянное окно в крыше, но тепло не было главной причиной, по которой он пригласил интенданта королевского доларского флота присоединиться к нему здесь. Отсутствие окон и тот факт, что никто не мог войти в нее — или подслушать любой разговор внутри нее — не пройдя сначала мимо Сабрэхэна и сэра Абейла Бардейлана, флаг-лейтенанта Тирска, были гораздо более уместны в данный момент.
— Рад видеть, что ты так хорошо выглядишь. Конечно, говоря условно, — сказал Мейк в тишине. — Я был… обеспокоен тем, что слышал.
— Вы имеете в виду, что слышали, как я делал все возможное, чтобы упиться до смерти. — Тирск покачал головой и помахал стаканом в руке, когда Мейк начал протестовать. — Уверен, что это то, что вы слышали, милорд, поскольку это именно то, что я пытался сделать.
Епископ закрыл рот, и граф тихо усмехнулся. В этом звуке было очень мало юмора.
— Боюсь, я пришел к тому же выводу, что и вы, милорд, — что от меня потребовали слишком многого. Я просто не думал, что у меня просили именно Бог или архангелы.
Гудящее напряжение внезапно усилилось, и Мейк медленно откинулся на спинку стула.
— Это… очень интересное заявление, — сказал он наконец.
— Почему-то сомневаюсь, что это стало для вас полной неожиданностью, милорд. Помню тот день, когда вы упомянули мне шестую главу Книги Бедар. Я пришел к выводу, что слишком долго ждал, чтобы выполнить заповеди святой Бедар в этой главе.
— Едва ли это была твоя вина, Ливис, — тихо сказал епископ.
— Возможно, и нет. — Тирск отхлебнул еще виски и уставился в свой стакан. — Нет, определенно нет — вы правы насчет этого. Но тот факт, что это была не моя вина, не меняет того факта, что моя ответственность заключалась в том, чтобы доставить мою семью в безопасное место. И теперь, когда это… больше не имеет значения, я был вынужден пересмотреть все свои другие обязанности, как старшего офицера военно-морского флота его величества, так и… — он внезапно поднял глаза, пронзая взглядом своего интенданта, — как сына Матери-Церкви.
— Правда, сын мой? — очень тихо спросил Стейфан Мейк.
— Да, правда. — Глаза Тирска выдержали пристальный взгляд епископа очень, очень спокойно. — И истинная причина, по которой я пригласил вас сюда сегодня, милорд, заключается в том, что одна из этих «других обязанностей» включает в себя объяснение вам как моему интенданту, моему духовному советнику и — я полагаю — моему другу, как это переосмысление… сформировало мое мышление.
— Вы использовали термин «духовный советник», — сказал Мейк. — Должен ли я предположить, что вы говорите мне это в моем священническом кабинете, и относиться ко всему, что вы говорите, как к конфиденциальному признанию?
— Нет. — Голос Тирска был очень мягким, но в нем не было колебаний. — Я хочу, чтобы вы чувствовали себя свободно и относились к тому, что я собираюсь сказать, так, как вам кажется наилучшим. Доверяю вашему суждению — и вашему сердцу — так сильно, как никогда не доверял ни одному человеку. И, честно говоря, вы и ваш офис занимаете… довольно центральное место в моем нынешнем мышлении. Ваш ответ на это, вероятно, точно определит, что я делаю — или
