Она не смогла сдержать вырвавшийся из груди отчаянный крик и кинулась вверх по лестнице.
— Джо!
Она не обратила внимания на его голос. Кровь стучала в ушах, шаги сзади раздавались все ближе.
— Прекрати! Ты что делаешь? — Лайам успел вставить ногу в проем, когда Джо, тяжело дыша, попыталась захлопнуть перед ним дверь спальни. Он нажал на дверь плечом, и Джо почувствовала, что сопротивление бесполезно. Стиснув зубы, она навалилась на дверь всем телом, но та уже распахнулась, и Лайам оказался в комнате.
— Уходи!
— Ты что, убить себя хочешь?
— Ты трогательно заботлив! — бросила она. Она посмотрела ему прямо в глаза, и Лайам отпрянул от горевшей в них ненависти.
— Не знаю, что ты там услышала… — осторожно начал он.
— Все, что надо.
— Это… Я думал, ты знала. — Он потер ладонью подбородок. — Я хотел сказать тебе, но не знал, как ты это воспримешь.
— Что ж, теперь знаешь. — Она стояла к нему лицом, подбоченясь, высокая грудь выпирала из-под нежных сливочных кружев.
— Для тебя это было ударом? — Загорелая кожа на его лице стала серой.
— Да я вообще дура! Почему-то решила, что значу для тебя больше, чем какой-нибудь… ходячий инкубатор!
Его крупное тело застыло, темные брови сошлись в прямую черту.
— Что?!
— По-моему, я говорила, что не собираюсь отказывать тебе в праве на воспитание ребенка. Мне казалось, ты будешь хорошим отцом. — Она презрительно рассмеялась и проглотила всхлип. — Но мои слова тебя явно не удовлетворяли, ты хотел юридических гарантий, и тебе было все равно, каким способом их добиться. А я клюнула и проглотила все: крючок, леску, грузило… Я даже думала, будто ты искренне веришь, что у нас могло бы получиться.
— Боже, вот что ты слышала. — Он диковато рассмеялся.
— А что, было и хуже?
— Ну, это зависит от точки зрения. — Он усмехнулся.
Джо не могла понять, что значит это странное выражение, она только знала, что ей больно.
— Ты не так поняла, Джо.
— И почему это, — саркастически рассмеялась она, — твои слова не кажутся мне неожиданностью?
У него на лице мелькнуло раздражение.
— Ты долго еще собираешься упиваться жалостью к себе?
Джо издала яростный визг.
— Только не ставь все снова с ног на голову, Лайам Рафферти! Не я…
— Ничего я не ставлю, — резко перебил он, — я просто хочу, чтобы ты заткнулась и выслушала меня.
— Ты очень этого хочешь, да? — Она наслушалась его столько, что ей хватит на несколько жизней. — Не трать слов попусту, Лайам, ты уже все сказал.
Он вызывающе ухмыльнулся.
— И что же это я такого сказал?
— Сам знаешь. — Джо задыхалась от отвращения.
— Ах ты, боже мой! Только не жди, что я начну бить себя в грудь и посыпать голову пеплом. Ты услышала всего лишь обрывок разговора…
— Ты сам признал, что дальше было хуже.
— Если ты перестанешь острить и дашь мне слово вставить, то поймешь… Она отмахнулась.
— Ты, конечно, рассчитывал через суд получить ребенка в опеку. Какой срок ты дал этому браку? Три года? Год? Небось уже набрал адвокатов для сражения за опекунство. — А без сражения он ничего не получит!
— Боже мой, ребенок еще не родился! В жизни не встречал более твердолобой бабы. Ты слышишь только себя.
— Но ты же не станешь отрицать, что не мог вынести и мысли о том, чтобы Джастин воспитывал твоего ребенка?
— Конечно, не стану. Я же не идиот, чтобы отдать своего ребенка этому истукану. Я только не понял, при чем тут твой бывший любовник?
— А, ну да, тебя беспокоят мои будущие любовники.
— Не будет никаких будущих любовников. Ты моя жена, не забывай об этом.
— Ну, это, — рявкнула она, дергая с пальца золотое кольцо, — легко исправить.
Лайам машинально шарахнулся, и кольцо пролетело у него над головой.
— Ты что предлагаешь? Развод? — с сарказмом подсказал он.
В черном пиджаке и брюках в тонкую полоску, с распущенным галстуком и волосами, стоящими дыбом, с проступающей на щеках щетиной он был наисексуальнейшим, восхитительнейшим мужчиной из всех, что когда-либо дышали на земле. Даже его издевка действовала на нее покоряюще. От этой мысли Джо охватило отчаяние.
— Давай! — выдохнула она.
— Что ты сказала? — произнес он неожиданно тихим голосом. Она даже не знала, что он может говорить таким тихим голосом.
— Я сказала… — Черт, что это она такое сказала? Джо сама была в шоке. Однако хода назад не было, самолюбие требовало мщения. Подбородок у нее вызывающе поднялся, а противный голосок в голове уже вопил, что она совершает грубую ошибку. — Я сказала, что не хочу быть твоей женой.
— Остерегись, Джо.
— Остерегаться надо было вчера. Сейчас надо спасать то, что еще можно спасти в этой ситуации, которая мне явно не по нутру.
Лайам вскинул голову — смысл ее слов дошел до него, и он шумно вздохнул.
— Не по нутру, значит… — Белый ободок проступил по краям его чувственных губ. — Интересно ты выражаешься.
— Я никогда не хотела быть твоей женой. — Джо уже не могла остановиться, слова сами срывались с губ. — На меня давили, заставили думать, что так будет лучше. — Рана, нанесенная Лайамом, саднила, и Джо отвечала ударом на удар.
Лицо у Лайама окаменело, глаза будто подернулись пленкой, стали холодными и пустыми.
— Мне нечего тебе сказать.
Как это? Джо остановилась, она не верила своим ушам. Он даже не попытался ничего опровергнуть, успокоить ее. Джо знала, как умеет Лайам упорствовать. Она думала, что наткнется на стену, но под ногами разверзлась пропасть, которую она сама вырыла.
У нее тошнотворно свело живот, когда до нее дошел смысл его капитуляции, — он явно испытывал облегчение.
— Думаю, будет лучше, если мы уйдем отсюда вместе и не станем пока разглашать твоего решения.
— Что? — непонимающе спросила она. Он так спокоен и рассудителен, когда вокруг рушится мир.
— Думаю, будет милосерднее объявить об этом в более узком семейном кругу. Можешь потерпеть?
— Они будут ошеломлены… — Она закусила дрожащую губу и отошла к окну, чтобы скрыть навернувшиеся слезы. Ошеломлены? Они будут сражены. Жениться и разойтись в тот же день. Джо сдернула фату и швырнула ее на пол. Она еще была в растерянности, оглушенная быстротой происшедшего. — Это ты, ты заставил меня думать, что мы ищем в браке одного и того же. — Она не собиралась брать всю ответственность на себя.
— Я надеялся, что в конце концов так и будет, но ты ясно дала мне понять, как глупо с моей стороны было воображать…
Ее тошнило от его таинственных намеков.
— Если ты, вместо того, чтобы хоть что-нибудь объяснить, собираешься швырять в меня словами, как в стену, о чем тогда вообще говорить?
