беспокойными, гривы топорщились, ноздри с храпом втягивали воздух. Один из львов вдруг припал к трупу женщины с разодранным лицом и, положив на тело передние лапы, принялся слизывать змеистым языком присохшую кровь, другой приблизился к христианину, державшему на руках дитя, зашитое в шкуру олененка. Ребенок весь трясся от крика и плача, судорожно цепляясь за шею отца, а тот, пытаясь хоть на миг продлить его жизнь, силился оторвать от себя и передать стоявшим подальше. Однако крики и движение раздразнили льва. Издав короткое, отрывистое рычание, он пришиб ребенка одним ударом лапы и, захватив в пасть голову отца, в одно мгновенье разгрыз ее. Тут и остальные львы накинулись на группу христиан. Несколько женщин не смогли сдержать криков ужаса, но их заглушили рукоплескания, которые, однако, быстро стихли, — желание смотреть было сильней всего. Страшные картины предстали взорам: головы людей целиком скрывались в огромных пастях, грудные клетки разбивались одним ударом когтей, мелькали вырванные сердца и легкие, слышался хруст костей в зубах хищников, некоторые львы, схватив свою жертву за бок или за поясницу, бешеными прыжками метались по арене, словно искали укромное место, где бы сожрать добычу; другие, затеяв драку, поднимались на задних лапах, схватившись передними, подобно борцам, и оглашали амфитеатр своим ревом. Зрители вставали с мест. Многие спускались по проходам, чтобы лучше видеть, и в толчее кое-кого задавили насмерть. Казалось, увлеченная зрелищем толпа, в конце концов, сама хлынет на арену и вместе со львами примется терзать людей. Временами слышался нечеловеческий визг, и гремели рукоплескания, раздавались рычанье, вой, стук когтей, скулеж собак, а временами — только стоны. Однако впустить зверей на арену оказалось легче, чем прогнать. Император все же нашел средство очистить ее, да еще доставить народу новое развлечение. Во всех проходах цирка появились группы черных, украшенных перьями и серьгами нумидийцев с луками наготове. Народ догадался, зачем они тут, и приветствовал их радостными криками, а нумидийцы, приблизясь к барьеру и наложив стрелы на тетивы, стали стрелять по скоплениям зверей. Это и впрямь было зрелищем еще не виданным. Стройные, черные торсы ритмично откидывались назад, натягивая тугие луки и отправляя стрелу за стрелой. Пенье тетив и свист длинных оперенных стрел смешивались с воем зверей и возгласами изумления. Волки, медведи, пантеры и люди, еще оставшиеся в живых, падали друг подле друга. Иной лев, почувствовав в своем боку стрелу, резко оборачивал искаженную яростью пасть, чтобы ухватить древко зубами и разгрызть его. Другие выли от боли. Мелкое зверье металось в перепуге по арене или билось о решетки, а между тем стрелы свистели, пока все живое на арене не полегло, дергаясь в смертных конвульсиях. Тогда на арену высыпали сотни цирковых рабов с заступами, граблями, метлами, тачками, корзинами для внутренностей и мешками с песком. Одна партия сменяла другую, работа закипела. Быстро очистили арену от трупов, крови и кала, перекопали, заровняли и посыпали толстым слоем свежего песка. После чего выбежали амурчики и стали рассыпать лепестки роз, лилий и других цветов. Снова зажгли курильницы и убрали веларий, так как солнце уже стояло довольно низко.
(Сенкевич Г. Quo vadis? — Мн.: Мастацкая лiтаратура, 1990)
На арене — слоны
Несмотря на некоторую утрату боевых достоинств слонов, римляне не отказывались от их применения. Они добывали слонов у побежденных врагов или же получали их в виде подарков от дружественных африканских государей. Но в их войнах эти животные никогда не играли решающей роли. Слонов часто использовали в цирках и на арене. Древнеримские устроители празднеств не могли устоять против сенсации, которую таит в себе появление на арене серого гиганта! И хотя римская публика не отличалась тонкостью чувств, она, видимо, не желала, чтобы арена несла слону смерть. Когда Помпей во время игр по случаю освящения храма Венеры выпустил на арену для единоборства с пленными гетулами, вооруженными копьями, двадцать слонов, зрители не только не порадовались этому зрелищу, но, наоборот, сочувствовали обреченным на смерть животным и осуждали Помпея.
В начале нашего века, когда на индийских аренах устраивались бои слонов, для них находили если и не достойную одобрения, то все же гуманную форму.
Обычно слоны относятся друг к другу прекрасно. Они и не помышляют о том, чтобы причинять боль своим собратьям или набрасываться друг на друга. Совсем иное дело, если самец находится в состоянии муста — тогда он становится ненадежным и злобным, легко возбуждается. Внешне это выражается в том, что железа, находящаяся у самцов между глазом и ухом, набухает и выделяет жидкость. Вот таких-то животных и выпускают друг против друга, хоть и не с той целью, чтобы они изувечили или даже прикончили друг друга. Индийцы, не настолько кровожадны, да и никому не интересно ради сенсации бессмысленно жертвовать драгоценными слонами. Устроители подобных зрелищ находят удовольствие в том, чтобы просто заставить животных померятся силами.
Как же вели себя на арене слоны, каждого из которых сопровождал десяток служителей с длинными копьями? Нагнув голову и дико трубя, они мчались друг на друга, сталкивались лбами и стремились оттеснить противника. Когда же более слабое животное начинало сдавать, оно, как правило, отскакивало в сторону и несколько раз как бы в смущении обходило арену. В конце концов оно вновь вступало в бой, и при каждом удобном случае противник стремился повалить его на землю.
Как удавалось разнять животных? Очень просто: между ними бросали ракеты фейерверка, дым и треск которых приходились им в высшей степени не по вкусу. После этого к ним быстро подбегал сторож, стреноживал их, и они, не сопротивляясь, позволяли увести себя прочь.
(Бауэр Г. Книга о слонах. — М.: Мысль, 1964)
Слоновый тореадор
Надо сказать, что индийская арена знает и бой слона с человеком. В круг вступает огромный самец. Он явно не ищет ссоры, его добродушное или по крайней мере нейтральное настроение ему быстро портят люди, которые неустанно колют его копьями. Как бы терпелив ни был слон, но это причиняющее боль поддразнивание в конце концов, становится несносным. Издавая горловые звуки и хлопая ушами, он хоботом начинает искать возмутителя своего спокойствия. Но его продолжают дразнить, и слон раздражается все сильнее и сильнее. Наконец он бросается на одного из своих мучителей. Если слон дотянется до него хоботом, то дело кончится плохо. Хотя у пикадора достаточно быстрые ноги, долго выдержать темп, чтобы сохранять дистанцию между собой и своим преследователем, он не в состоянии. Расстояние постепенно сокращается. В этот момент ему на помощь приходят товарищи. Несколько уколов в заднюю часть тела
