Потребовалось некоторое время на то, чтобы фоторепортер обрел утраченное душевное спокойствие. Отказавшись от мордобоя, он с некоторым усилием изгнал из воображения образ невесты в натуральном виде, в чем ему помог редактор, принявшийся вслух развивать свою гениальную идею. С трудом переключившись с личного на общественное, фоторепортер трезво заметил:
— Тогда появляется возможность вызвать их еще засветло, в сараюшке темно, кино можно смотреть. А они успеют тогда к моменту приземления. Вот только как их заманить в сараюшку? Что ты им скажешь? Точнее, что скажет анонимный информатор?
— Да что угодно! Это не имеет значения. Да хотя бы об… о торжественном открытии памятника Ленину.
— В сараюшке?
— А что? Образец народного творчества, деревянная скульптура в национальном стиле. Заглянут они, значит, в сарай, Ленина там не обнаружат, зато автоматический проектор начнет им показывать фильм. Как ты думаешь, многие из них покинут сарай?
— Да ни один!
— То-то. И уверен, потом не станут предъявлять претензии. Наоборот, может, примутся разыскивать проектор, чтобы ленту присвоить…
— И найдут?
— Не дай Бог! Пленку я обязан буду вернуть. А вообще неплохо было бы им там бутылку-другую поставить. Не водки, разумеется, они только виски уважают. Придется разориться, купить в валютном магазине.
— Еще чего! — возразил фоторепортер. — У нас еще за прошлый год остались неиспользованными лимиты на культуру, проведем по этой статье.
Редактор понял, что зарапортовался, и охотно признал свою ошибку.
— Правильно, молодец, что напомнил, там как раз на две бутылки. Ну вот, вроде все продумали, за работу!
Нельзя сказать, что будущие астронавты не были морально готовы к предстоящему эксперименту, но только теперь, когда срок последнего приблизился вплотную, они осознали во всей полноте, насколько страшное испытание их ждет.
В соответствии с разработанным редактором планом они должны были глубокой ночью, еще до наступления рассвета, пробраться в дорожных костюмах в вертолет и в нем дожидаться полудня, ибо приземление в Гарволине должно произойти обязательно средь бела дня. Взволнованный редактор вдохновенно излагал участникам экспедиции разработанный по минутам план действий, а запершиеся вместе с ним в комнате художника пришельцы хранили страшное молчание, удрученные предстоящим кошмаром.
Поэтому редактор был безмерно удивлен, когда из уст коллег одновременно вырвался вопль недовольства. Остановившись на всем скаку в своем радостном энтузиазме, редактор удивленно вопросил:
— Вы чего? Что вас не устраивает? Все продумано до мельчайших подробностей.
— Пошел ты со своими подробностями знаешь куда? — яростно просипел сатирик, больше других травмированный неземным одеянием. — В дорожных костюмах! Как ты себе это представляешь? Вот здесь, в этой комнате переоденемся и трамвайчиком поедем на аэродром, так?
Его поддержал художник, саркастически добавив:
— А потом, на рассвете, начнем искать ягодки в лесу.
— Уже не мы начнем, а наши трупы, — подхватил столь же горячо консультант по науке и технике. — Сообразил бы, болван, кто в состоянии выдержать столько часов?
— Нас обязательно заметит кто-нибудь из местного населения, — присоединился к протесту коллег социолог, хотя и в более мягкой форме. — А если коровы увидят, наверняка молоко потеряют, — озабоченно добавил он.
Молчал лишь один фоторепортер. Его удручали еще и вопросы личного порядка. Поддавшись на ловкие дипломатические уговоры редактора, секретарша выразила согласие побегать по рощице в купальном костюме телесного цвета. В нем она выглядела столь завлекательно (он в этом уже смог убедиться лично), что без труда была в состоянии удержать на какое угодно время не только телевидение и кинохронику, но и стройные ряды трудящихся в бесчисленных первомайских колоннах, вот только он не был уверен, что имеет моральное право согласиться на это. Молодого человека разрывали противоречивые чувства: общественные интересы требовали его согласия, личные категорически возражали. Занятый разрешением своего внутреннего конфликта, фоторепортер не принимал участия в общем галдеже.
Сатирик уже совсем не владел собой, художнику же стало весело, и он предложил время ожидания провести, забравшись на ветви деревьев. Все кричали одновременно, не слушая аргументов друг друга. И хорошо, потому что консультант, не стесняясь, яркими красками сочно характеризовал состояние умственных способностей начальства, а тот неудачно огрызался, ибо коровы социолога окончательно сбили его с толку.
Самым рассудительным оказался пилот.
— Минутку, панове, потише, пожалуйста! — мощным рыком ворвался он в нестройную дискуссию и, дождавшись установления относительной тишины, продолжал уже нормальным голосом: — Зачем вам вообще лететь со мной, чтобы потом торчать в лесу до установленного часа? Я и без вас доставлю вертолет, куда договорились.
— А как же неземные существа? — попробовал вякнуть редактор.
— Доберутся своим ходом. На любом транспорте, кто как сможет. В нормальном обличии. Ну, пусть выйдут из домов пораньше, ранним утром. Я же на вертолете доставлю все снаряжение. Могу, на худой конец, прихватить одного автоматического подъемника, а уж остальные пусть добираются сами. Понятно? И никаких проблем. Вечерком доставите в ангар незаметно все оборудование и снаряжение. И мне будет спокойнее. Моя машинка не очень-то стабильна, и чем меньше времени в ней будут находиться люди, тем для них лучше. Откровенно говоря, в испытательный полет я на всякий случай прихватил с собой парашют…
Парашют решил дело. Редактор поджал хвост и перестал возражать, отстаивая свой превосходный план. Приняв озабоченное выражение лица, он сначала взглянул на часы, а потом на лежащий перед ним график операции.
— Раз так, — важно заявил он, — транспортировку начинаем в семнадцать двадцать три…
Поздней ночью из ворот ангара выкатился летательный аппарат странной формы, поднялся в воздух и с тихим рычанием поплыл куда-то в юго-восточном направлении. Обслуживающий персонал в лице двух механиков и одного электрика какое-то время пялился на него, задрав головы, а затем, отерев пот со лба, как-то ошалело уставился друг на друга.
В лесу за Гарволином, на опушке довольно большой поляны, стояли, потушив фары, два военных грузовика, один «газик», микроавтобус марки «нисса» и одна легковая машина марки «вартбург». Вокруг них суетились люди с электрическими фонариками в руках. Установленные на грузовиках локаторы были направлены в небо.
И когда над верхушками темных деревьев послышалось негромкое урчание вертолета, для ожидающих оно прозвучало ангельским пением…
Так случилось, что возвращающийся после ночного вызова в Хрубешев гданьский врач задавил по дороге зайца. Вспомнив, как сердилась жена из-за ночного вызова, как не хотела его отпускать, врач решил, раз уж так случилось, умилостивить супругу, привезя ей в подарок незапланированную дичь. Остановив машину, он вышел из нее и с фонариком в руке принялся разыскивать то, что осталось от сбитого зайца. Кажется, того отбросило в кювет.
Ночь была светлая, на усеянном звездами небосклоне светила еще и полная луна, так что при желании можно было обойтись и без фонарика. Врач действительно нашел в придорожном рву свою жертву, без признаков жизни, но в очень неплохом состоянии. Он поднял зайца за задние ноги и тут услышал над головой негромкое урчание. Странным оно показалось врачу, нетипичным, не похожим ни на что, напоминающее привычный шум самолетов или вертолетов. Стоя на обочине шоссе с зайцем в руке, врач задрал голову и на фоне звездного неба ясно разглядел неспешно проплывающий мимо странной формы летательный аппарат. Проплывал он на небольшой высоте и летел в направлении Люблина.
А надо заметить, что у доктора Зайончковского было хобби — моторизация в самом широком понимании этого слова. Его интересовало все, что ездит, плавает, летает, все механические аппараты. И он очень неплохо в них разбирался. В данной области его познания не уступали познаниям специалиста-инженера. Доктор читал много литературы по интересующему его предмету, выписывал даже иностранные специальные журналы, следил за всеми новинками в интересующей его области и хвастался тем, что может определить любой движущийся аппарат, созданный гением и руками человека.
И вот теперь никак не мог понять, что же он видит, хотя, задрав голову, напряженно всматривался в проплывающий над ним почти бесшумно в ночном небе темный предмет. От напряжения глаза чуть не выскочили из орбит, а шея одеревенела.
Нет, на вертолет эта штука никак не походила, а врач знал все системы вертолетов. Контуры не те. На самолет — тем более. И уж, разумеется, не воздушный шар, не говоря о том, что воздушный шар не урчал бы вовсе. В какой-то степени силуэт проплывающего воздушного корабля напоминал бокастую лодку, но сама мысль о том, что какая-либо лодка была в состоянии летать по небу, показалась ученому доктору абсурдной.
