и так… Но всё же мы знакомы не первый год и вроде как не чужие люди, надо пойти на выручку этой стоеросовой дубине с золотым ролексом на запястье.
— Дети — это радость. А мы планируем свадьбу на Сейшелах.
— Правда? — оживляется маман. — Мы с отцом мальчиков были там несколько раз. Весной это место просто чудесно.
— Очень хочу попробовать мясо летучей мыши и найти остатки пиратского клада. Но зачем нам ждать весны, правда, милый? — Поднимаю руку, хлопаю тритона по спине, теперь мы как будто обнимаем друг друга. — Мы через неделю планируем.
Снова тереблю лопатки босса через пиджак.
— И куда вы так торопитесь? — влезает заторможенная Сабина, которая, как и тритон, проглотила кол и теперь не может поворачивать голову.
Значит, когда она побежала замуж за брата — это нормально, а моему боссу и пожениться ни с кем нельзя? Смотри-ка, какая умная выискалась.
Тритон опять вздыхает, как будто у нас поминки, а не свадьба на Сейшелах планируется. Жаль, нельзя ему врезать при гостях как следует, чтобы капельку встряхнуть. Если так сильно любил, отчего позволил ей выйти за другого? Молчит, опечалился, мне не помогает. Ну ладно, не первый раз у нас бабы на амбразуру лезут. Привыкли.
— Нас скрутило бешеной страстью, и мы не можем ждать, — объявляю я.
А тритон собирает платье на моей спине в кулак. Что опять я плохого сделала? Я, между прочим, стараюсь вернуть ему достоинство. Сам же этот движняк с фиктивным браком придумал, а виновата опять Аня. Со злости делаю то же самое: сгребаю его пиджак в ответ. Вообще, мне не нравится с ним обниматься. Ведь планировали же без рукоприкладства, но разве с этим чёртом рогатым можно что-то придумать заранее?
— А как это так, расскажите! Вы столько работали вместе, и вдруг вспыхнули чувства?
Вот всё надо знать этой Сабине. Другим давно по фигу: мамка себя в зеркало разглядывает, жена другого брата ещё ни разу не произнесла ни слова, а Сабине прям неймётся.
Поворачиваюсь к тритону, пусть батенька сам придумывает, он же у нас мастер сочинительного жанра. А то опять что-нибудь не так скажу, и он начнёт щипаться.
— Что-то всё я да я. — Бью его кулачком между лопаток. — Расскажи нам, Герман, как у нас всё вышло.
— В тот вечер мы просто работали. У нас горел объект, мы не успевали по срокам. Аня переделывала документы в десятый раз, я волновался за неё.
Смотрим друг на друга.
— Та-а-ак, — улыбаюсь, стимулируя его рассказывать.
— И, чтобы её как-то поддержать, я предложил ей выпить чаю.
— Да, он очень переживал за меня, — задрав голову, разглядываю его лицо. — А дальше?
— А дальше, — зевнув. — Аня забралась ко мне на стол и соблазнила меня, сняла, так сказать, напряжение. Как делают все секретарши. Мне понравилось, и мы решили пожениться, вот и вся история.
Меня парализует. Я опускаюсь на дно собственных иллюзий. Меня душит внезапной болью в левой половине тела, как будто там что-то разорвалось. Я?! Забралась?! К нему на стол?!
— На тебя не похоже, Герман, — улыбается Сабина.
Ну да! За ней-то он небось ухаживал!
— Конечно, не похоже, потому что всё было не так. — Впиваюсь ногтями в его спину.
— А как же было? — допытывается неугомонная жена брата.
— Просто Герман стесняется...
Глава 24
— В общем, дело было так, — решительно бросаюсь в бой.
— Только не надо про собачек. Эта история никому не интересна, Аня, — косится на меня Герман, его прекрасное лицо выражает ужас, он уже всё осознал, наверняка жалеет, но колесо мести за мою поруганную честь уже не остановить.
В следующий раз пусть думает, прежде чем выставлять меня жрицей любви или девушкой без комплексов. Но мне приятно, что он удерживает в памяти мой прошлый рассказ о том, как я потеряла кольцо.
— А-а-а, ты про приют, Герман?
— Какой ещё приют? — Перемещает ладонь на мою талию и так стискивает бок, что я капельку взвизгиваю.
Завтра вся спина в синяках будет.
— А мне вот интересно про собачек, — томно вскидывает ресницы Сабина.
Они у неё похоже наращённые. Блин, она молодец, хорошо следит за собой. Для мужа старается или его брата, или для обоих сразу. Чёрт ногу сломит в этой Санта-Барбаре.
— Не знаю, можно ли об этом рассказывать, — наигранно рассмеявшись.
— Нельзя! — однозначно отрезает основательно помрачневший тритон.
Заметила одну закономерность: когда тритон демонстрирует наши «чувства», он почему-то всё время ко мне приклеивается. Так, видимо, в его понимании выглядит любовь — когда двое не отлипают друг от друга.
У меня от его объятий скоро сколиоз разовьётся.
— Я по натуре кошатница…
— Помню, у Дубовских ты говорила другое.
— Я передумала. Так вот... — Поворачиваюсь к своему любимому боссу, ощущаю урчащий желудок и решаюсь воспользоваться служебным положением: — Принеси-ка мне бутербродик, Гермуся, а мы тут пока с твоей мамой и Сабиной по-свойски, по-женски поболтаем. Очень кушать хочется.
Услышав то, как я его назвала, тритон раздувает ноздри от возмущения. Его глаза вылезают из орбит. Он возмущён. Но молчит, держится. Не орёт и не дерется, уже хорошо.
А что он думал, фиктивный брак — это прям манна небесная? Это тяжёлый, каторжный труд, и позориться в нём должны оба партнера.
— Уйти и оставить тебя с твоими историями, Нюня?
— Нюня?! — Поворачиваюсь к нему с выражением крайнего недоумения, но при этом не могу сдержать накатывающей усмешки.
— Можно ещё Нюра, Нюрася, Нюраха, Нюша, Анюта, Ася…
— А ты, я смотрю, подготовился! — Меня распирает от желания искусать его, но я продолжаю свой рассказ: — Так вот, Герман меня давным-давно уламывал посетить приют для бездомных животных. Он такой добрый, просто не может пройти мимо собачек.
— Не замечала, — вставляет Сабина.
— Это с возрастом пришло, — поясняю.
— Нюрася острит, она умеет, — сжимает губы и недобро смотрит. — Я люблю бойцовских собак на турнирах и в будках.
— Гермуся, я сама лично видела, как ты подсыпал пёсику сухой корм возле мусорных баков бывшей котельной. Это была брошенная кем-то мальтийская болонка.
— Болонка? — ошарашенно шепчет он, боясь даже звуком
