Может быть, это их утешит? Приятно сознавать, что у мужа такая красивая могила далеко за морем, — продолжал терзать себя Виглаф.
— Жаль, что не было вас здесь со мною, не смогли вы, настрадавшиеся от жестокого Гренделя, увидеть чудовище в момент его поражения и страдания, — разглагольствовал Беовульф в Хеороте.
— Что ж, он прав, — шепнул Виглаф в чутко шевелящееся ухо лошади. — Я действительно похож на старуху. Да и чувствую себя не лучше. — Он всматривался в сторону Хеорота, вслушивался в гулкий голос Беовульфа, перешедшего к восхвалению доблести своих соратников. — Помилуй, государь мой Беовульф, не осыпай нас такими похвалами, — пробормотал Виглаф себе под нос. — Оставь немного на потом.
Трещал огонь, сыпались искры, ломалось растрескавшееся, сгоревшее в уголь полено, разваливалось на куски. Виглаф тронул пятками бока лошаденки, дернул повод, пустил ее в направлении берега.
* * *
Прошли многие часы. Снова гнала богиня Соль своих коней на запад. Серый день померк, ночные облака расступались, выпускали луну и звезды, заливающие землю холодным светом. В Хеороте собравшиеся чествовали Беовульфа и его танов. Позади многие беспросветные месяцы ужаса, Хеорот гудел на всю округу, не опасаясь вызвать из мрака черную тень смерти. Изрядно потрепанный, частично разрушенный, зал все же оказался вполне пригодным для пира, а для ремонта помещения и приведения его в порядок найдется время и позже. Ведь этот дар короля любимому народу именно для торжеств и предназначен, для веселья зал и построен, чтобы могли мужчины короля нырнуть на дно глубоких чаш с медом и изведать дно чресел своих подруг, забыть заботы и вознестись к высотам удовольствий этого скудного мира, в ожидании момента перехода в мир иной, высокий и великий.
Беовульф остался один на тронном помосте. Он осушал чашу за чашей, любовался своим призом, золотым рогом дракона Фафнира. Теперь этот рог принадлежал ему, добыт он геройским подвигом, непосильным никакому иному воину. Время от времени Беовульф обводил взглядом зал, следил за своими танами. Они тоже веселились, как могли. Но короля Хродгара не видать, как и Унферта-братоубийцы, как и королевского герольда Вульфгара. Не было в зале и королевы Вальхтеов. Король, должно быть, уже захмелел и заснул в объятиях своих крестьянок или служанок. Легко вообразить себя коронованным королем всех собравшихся, более подходящим правителем для страны, чем старый толстяк, озабоченный скорее пьяным медом и сельскими прелестницами, нежели благосостоянием страны.
Воздух в зале загустел от дыма и испарений, от множества самых разнообразных запахов. Беовульф прихватил свой золотой рог и оставил трон. Его то и дело останавливали мужчины и женщины, все хотели прикоснуться к герою, поблагодарить, поговорить. Но в конце концов он добрался к короткому коридору, который вел на балкон, озирающий море.
— Так быстро напраздновался? — спросила его Вальхтеов, стоящая на балконе в лунном свете, оживляющем ее бледную кожу и золотые волосы. Она поеживалась на холодном ветру, куталась в тяжелый плащ из тюленьих и медвежьих шкур. Беовульф удивился, увидев ее без сопровождения.
Он взглянул на свой рог и поразился его блеску. Казалось, лунный свет творил чудеса. Снова посмотрел Беовульф на Вальхтеов.
— Я теперь с ним никогда не расстанусь, — сказал он, поднимая рог повыше. — Умру с этим сосудом, полученным из рук твоих, государыня.
— В нем нет ничего от меня, в этом роге, — равнодушным тоном возразила королева. — Никогда ничего не было. Всего лишь один из предметов похвальбы моего мужа. Говорят, что в молодости он из-за этой безделушки убил дракона. Не знаю, не видела.
Беовульф опустил рог, почувствовал себя каким-то дурачком. Палец его огибал золотой чеканный узор.
— Государыня осуждает убийство драконов?
— Я этого не говорила Хотя можно усомниться, что живой дракон стоит чего-либо большего, чем надутое чванство сына Хальфдана.
— Мужчины ищут славу. — Беовульф старался придать голосу ту же уверенность, с которой он разглагольствовал в зале. — Они должны стремиться найти свой путь в Асгард… И защитить жизнь и честь тех, кого любят.
— Должна признать, такое положение вещей всегда казалось мне несправедливым, — сказала Вальхтеов и подошла ближе к краю балкона. Внизу волны бились о берег, окатывая пеной песок и гальку.
— То есть как? — не понял Беовульф.
— Что мужчина — к примеру, мой муж — в молодости может убить чудовище, дракона, совершить славное дело. Божественный, можно сказать, поступок. Но если, к несчастью, он при этом выживет, то может состариться и умереть слабым и хилым, зачахнуть в своей постели. И вот, даже убив дракона, храбрейший может оказаться перед вратами Хель. Или в твоем случае, славнейший Беовульф…
Она зябко повела плечами, запахнулась поплотнее и прищурилась, вглядываясь в море.
Беовульф выждал момент и спросил:
— Итак, в моем случае?..
Она повернулась к нему, глядя куда-то вдаль, сквозь него, как будто не проснувшись от глубокого сна.
— Ты жив, убивший Гренделя. Ты не в Вальхалле, не с павшими. Что ты получил взамен? Золотой рог.
— Я могу найти свое счастье в другой раз. — Беовульф снова посмотрел на рог. — А вещица эта на диво хороша.
Вальхтеов вздохнула.
— Золото недолговечно. И оно часто меняет владельцев. Разве к этому ты стремился, Беовульф? К сосуду для пьяниц, который когда-то принадлежал гигантскому крылатому червяку? Есть у моего мужа и иные сокровища.
И она посмотрела ему прямо в глаза. И он глядел в ее фиалковые глаза, которые сейчас казались ледяными, но по-прежнему прекрасными.
— Король Хродгар обещал мне, что я получу все, что пожелаю, — сказал Беовульф, шагнув к Вальхтеов. — И не делал никаких оговорок, не делал никаких исключений из этого своего обещания. Так что ты можешь бросить своего мужа и прийти ко мне.
Вальхтеов негромко засмеялась, звук ее смеха был почти неслышен, терялся в шуме ветра и волн.
— Мой муж и не догадывается, что за чудовище прокралось в его дом. Сначала его мотивом была жадность. Теперь ее сменила похоть. — Она улыбнулась. — Ты прекрасен, спору нет, сударь мой Беовульф, сын Эггтеова. Ты храбр. Но сердце у тебя, боюсь, не мягче, чем у Гренделя.
Она как будто вспорхнула и, коснувшись губами его щеки, отняла у него дыхание. Он все еще искал ответ, когда она уже покинула балкон и вернулась к шумному сборищу пирующих.
12 Морская нимфа
За лесами и болотами, в пещере под пещерой, в глубине гранитной кожи земли, в одиночестве скорбела мать Гренделя. Она принесла сюда изуродованное тело сына, нырнув с ним в пещерный омут, проникнув в озеро под верхним озером, осторожно подняла тело и возложила его на каменный уступ. Когда-то этот уступ служил алтарем, сооруженным людьми в честь какой-то забытой богини забытого народа. По сей день разбросаны по уступу угли и остатки жертвоприношений: обгоревшие кости людей и животных, яркие камни, кусочки золота, серебра, бронзы. Неважно, что здесь было раньше, теперь это место успокоения ее мертвого сына, его последняя постель. Она нагнулась к телу сына, коснулась его безжизненной кожи губами, ее минные смертельные когти нежно ласкали его сморщенный труп. Она очень стара, стара, как горы, как Асгард и Ванахейм[59], как гиганты Етунхейма[60], но возраст не притупил остроты чувства потери. Наоборот, она более остро ощутила пустоту, оставленную утратой, ее невосполнимость.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
