грязные игры. Другого способа разобраться с ней я не видел.
О’Брайан не сомневался, что девушку убил Джонни. Но не ожидал такого нахальства.
– И сколько, по твоему мнению, тебе осталось гулять на свободе?
Джонни рассмеялся:
– Ну что ты как маленький! Мой будущий зять – видный политикан. Само собой, я имею право убить распутную стерву, если она напрашивается. Поверь, проблем у тебя не будет. Когда я ее прикончил, с ней был какой-то парень. Сдай его копам, для тебя это несложно. Комиссар полиции ест у тебя с руки, разве нет? Сделает все, что скажешь.
– Тебя послушать, так я уже согласился помочь, – тихо сказал О’Брайан. – А если откажусь?
– Не откажешься, – беззаботно сказал Джонни. – Ты не допустишь, чтобы копы меня взяли, Шон. Не сможешь на это пойти. Ты же по уши влюблен в Гильду, и это вполне понятно: взять в жены такую сексапильную красотку – мечта любого нормального парня. Но если копы меня загребут, ты не осмелишься на ней жениться. Я же знаю, ты стараешься не привлекать к себе внимания – с тех пор, как взял власть над администрацией. Кого ты хочешь обмануть, Шон? У тебя есть секреты, и чего тебе не нужно, так это интереса к твоей персоне.
О’Брайан смотрел на него, как на вошь. Его охватила холодная ярость, но лицо оставалось невозмутимым.
– Может, ты и не убивал ее, – медленно произнес он.
Джонни рассмеялся снова.
– Не веришь – пожалуйста. Дело твое, – равнодушно сказал он. – Убить ее было проще простого. Эта дура постоянно забывала ключ от дома: дырявая память, что с нее взять. Поэтому держала под ковриком запасной. Я пришел к ней домой, отомкнул дверь и спрятался в спальне. Она вернулась в компании этого парня. – Лицо его ожесточилось. – Я уже взял на кухне нож для колки льда. Она так испугалась, что даже не крикнула. Видел бы ты ее лицо. Она разделась, встала перед зеркалом и принялась собой любоваться. И тут подхожу я. Она видит меня в зеркале, оборачивается… Не думал, что человеческое лицо способно на такую гримасу. Я ударил ее ножом: проще простого. Она упала на кровать. Все смотрела на меня. Парень в гостиной крикнул: «Ты скоро?» – я выкрутил пробки и свалил. Вот именно: проще простого, Шон.
– Кто-нибудь видел, как ты выходишь из квартиры? – спросил О’Брайан.
– Нет, конечно. Что, за дурака меня держишь? Никто ничего не заметил.
– Гильде известно, что ты в городе. Кто еще об этом знает?
Джонни отвел взгляд:
– Никто.
– Как ты узнал адрес Фэй?
– Она часто появлялась в «Голубой розе». – Глаза его забегали. – Я решил попытать счастья. Заглянул туда, увидел ее и проследил до квартиры.
О’Брайан раздраженно взмахнул рукой:
– Хватит врать! Ты только что сказал, что пришел раньше и ждал ее в спальне. Как ты мог за ней проследить?
Джонни усмехнулся:
– А ты прирожденный коп, да, Шон? Ладно. Чтоб ты знал, я зашел к Херувиму Луи и спросил, где она ошивается.
– То есть ему известно, что ты искал Фэй? Болван! Думаешь, он об этом не растреплет?
– Это тебе решать, – беззаботно ответил Джонни. – Луи тебя послушает. На твоем месте я съездил бы к нему и все уладил.
Уставившись себе под ноги, О’Брайан глубоко задумался.
– Я знаю, ты меня прикроешь. Иначе не тронул бы ее. – Джонни свесил с койки вторую ногу. – Знаешь, мне надоело сидеть в этой вонючей каюте. Зайди в банк, сними со счета десять штук, и я тут же свалю в Нью-Йорк.
О’Брайан поднял взгляд.
– Ты хоть сам себя не обманывай, Джонни. – В голосе его звенела ярость. Он встал, открыл дверь и поманил Такса: – Войди.
Такс бесшумно вошел в каюту, закрыл дверь и прислонился к ней спиной.
С тревогой взглянув на него, Джонни попятился.
– Слушай, Шон, я не собираюсь терпеть такое обращение. Давай без новых фокусов, а не то пожалеешь.
О’Брайан не обратил на него внимания.
– Джонни останется здесь, – сказал он Таксу, – пока я не велю его отпустить. Будешь за него в ответе. Если попробует сбежать, сделай так, чтобы больше не пробовал. Поступай, как сочтешь нужным. Если не будет вести себя прилично, можешь хоть череп ему проломить!
– О’кей, босс. – Жесткое лицо Такса просветлело.
– Со мной так нельзя! – крикнул Джонни. – Если бросишь меня здесь, я тебя уничтожу!
– Безмозглая тварь! – рявкнул О’Брайан. – Будешь сидеть, пока не выпустят. Захлопни пасть! Или помочь?
Джонни рванулся к нему, размахивая кулаками. Не успел он подойти на расстояние удара, как Такс вышел вперед, остановил его и оттолкнул так, что Джонни едва устоял на ногах.
– Ты за это заплатишь, – прохрипел Джонни, прожигая О’Брайана свирепым взглядом. – Я сделаю так, что Гильда не пойдет за тебя. И твой гонор тебе не поможет!
Взглянув на Такса, О’Брайан кивнул и открыл дверь каюты.
Такс шагнул вперед, легонько похлопал Джонни по плечу, чтобы тот обернулся, и врезал ему в челюсть.
Ударившись головой о стену, Джонни упал на четвереньки.
Стоя у двери, О’Брайан наблюдал за происходящим.
– Ты его слегка утихомирь, – сказал он, – но не увлекайся.
Когда он вышел в коридор, Такс, отступив, ударил Джонни ногой по ребрам. Тот завалился на спину.
О’Брайан закрыл дверь. Поднялся на палубу и спустился в моторную лодку. На лице его застыла безрадостная ухмылка.
II
Рафаэль Сластинс, стоя на тротуаре, ждал возможности перейти дорогу. Пекинес у него под мышкой следил за машинами с тем же нетерпением, что и хозяин.
Дождь только что закончился. Из-за влажной жары Сластинс обливался потом. Наблюдая за транспортным потоком, он думал, как приятно было бы иметь собственную машину. Вот только нет у него таких денег.
На данный момент Сластинс располагал капиталом в два доллара шестьдесят центов. Несмотря на несгибаемый оптимизм, он знал, что до конца недели ему не удастся приумножить свое богатство.
Этим утром, несмотря на все заминки, визит полицейского и вынос тела Фэй (за которым он с болезненным интересом следил, выглядывая из-за шторки), Сластинс написал и отправил свои обычные пятьдесят писем с мольбой о помощи. По опыту он знал, что ответы начнут приходить не раньше чем через десять дней. И понятия не имел, сколько денег ему пришлют.
Уже много лет Сластинс зарабатывал на жизнь, полагаясь на людскую доверчивость и милосердие, и страшно этим гордился. Еще бы, ведь ему не приходилось вкалывать на дядю. Вместо этого он писал трогательные письма всем, кто светился в последних новостях: в первую очередь тем, кто получил наследство или добился заметного успеха. В письмах Сластинс красочно рассказывал о том, как он бедствует, и просил прислать несколько долларов: отпустить, как говорится, хлеб свой по водам. Это занятие позволяло ему жить в относительном комфорте. Когда доходы падали, Сластинс опускался до шантажа или карманных краж. На этом поприще ему везло значительно меньше: восемь из последних двадцати лет он провел в тюрьме
