Нынешние дни приносят неожиданную радость от поставленных точек или обдают мягкой прохладой трезвого и одновременно светлого мышления. Вокруг разложены грабли и подводные камни, которые совсем не страшат. Больше никаких окопов – я готов к новым преодолениям.
Водопад закуривает и не смущается моим молчанием, сидит рядом, наслаждается тишиной пролива, по которой с черепашьей медлительностью передвигаются большие корабли.
– Так странно, они даже не гудят, не разбивают с громким треском встречные волны. Будто все происходящее поставлено в беззвучный режим, да?
Я вытаскиваю из ее руки зажигалку, смотрю под ноги, на брызги волн. Они, несмотря на жару, не высыхают. Утром все всерьез, это вам не ночь, разжигательница эмоций.
4
Пешком по шумным улицам. Вечереет, мы выпили по чайничку мате, теперь не душно. Жара прорезает город раскаленным мачете посередине, мы с Водопад остаемся на правой стороне, продуваемой мятным бризом. Скучающие таксисты подзывают нас, предлагают довезти «быстро и недорого куда угодно». Водопад подходит к ним с вопросом: «До счастья довезете?» Они оглядывают нас как сумасшедших. Один, седой и пузатый, кричит вслед: «Зачем ехать за счастьем, объясни?»
Пестрые рекламные вывески, веселая компания девиц выходит из грузинского ресторана, длинная очередь в клуб – и большеносый громила на входе. У мусорного бака скулит серо-белая дворняга, укрывая собой пищащие клубочки щенят. У нее тревожный взгляд, безнадежный, весь вид ее говорит – воевать. Не за себя. За тех, кто без нее не выживет. Из соседнего квартала доносится вой сирены, огромная афиша на боковой стене высотки приглашает на премьеру очередного фильма о вампирах. Большой город, мы – его маленькие герои.
Водопад курит на ходу, затягиваясь жадно, отчаянно. Нам немного грустно. Устали возвращаться в себя. Каждому было бы неплохо уйти в кого-то, хотя бы на время, если не навсегда.
– По Кастанеде бы – стереть всю личную историю, начать заново, как это принято, с понедельника. Упасть в воскресенье в постель уставшей, со сладко ноющей спиной, и проснуться утром совсем другой. Сильнее, свежее, чуточку циничнее.
– Ха, почему все стремятся стать циничнее? Устали бороться за душевность? Она явно не в почете.
– Ты утрируешь, Погода. Цинизм нужен для противостояния, как кирпичам цемент, чтобы дом не разрушала непогода. А душевность… От нее никто не отказывался, но давай отдавать ее тем, кто ценит. Разбрасываться ею ради того, чтобы доказать кому-то свое превосходство, мол, посмотрите, какое у меня сердце, или изменить другого – непробиваемого – таким образом… Ерунда! Те, кто не хочет видеть свет, так и не увидят его, хоть весь мир обвешай прожекторами, бесполезно.
Садимся на пустую скамейку в маленьком сквере между домами. Здесь тише.
– Я когда-то думал, что спрятаться легко. Отойти от всего происходящего, скрестить руки на груди, поменять номер мобильного, заходить в Интернет невидимкой. Заблуждался.
Она возмущенно мотает головой, достает из сумки зеркальце:
– Еще как! Знаешь, Погода, в детстве я очень любила раскраски. Рисовать я не умела, отсутствовало пространственное воображение. Поэтому с удовольствием разукрашивала готовые рисунки. Так и с жизнью. Она нам дается бесцветной, с четко очерченными контурами и общим рисунком. Нам решать, с кого или чего начать и каким цветом раскрашивать. Это мы определяем. Ты пытался от этого убежать, отбрасывая карандаши в сторону. Тогда твоя раскраска и оставалась никакой, серой. В итоге серость обложила тебя со всех сторон, ты начал сливаться с ней. Так нельзя! Нужно самому выбрать цвета. Первым делом – раскрась солнце желтым. Или, хочешь, зеленым!.. Правда, порой силы иссякают, карандаши стираются. Но на то и придумали точилки…
* * *
Я сижу у открытого окна, наедине с сигаретами и мыслями ни о чем. Со двора доносятся редкие мужские голоса, за стеной шумит лифт, автоответчик в прихожей мигает красным, отсвечивая туманными вспышками в темном пространстве. Мне не спится, хотя зевота временами накатывает. Голова не отключается, не тянется за телом на боковую. Выдыхаю дым в открытое окно, он просачивается сквозь темно-зеленую сетку от мошкары и зависает облаком в ветвях тополя, растущего у нашего подъезда.
Водопад спит на моей кровати, я на диване. Когда-то мы чисто по-дружески спали вместе, не задумываясь о чем-либо другом. Сейчас что-то изменилось, между нами словно магнит, начинающий действовать, стоит нам коснуться друг друга дыханиями. Вчера чуть было не поцеловал ее в губы. Не знаю, что это было за желание, но мне невыносимо захотелось этого, что-то подталкивало меня к ней. Будто на ее губах – последняя капля моего противоядия и, если я не получу его, спасение станет невозможным.
У нее красивые губы. Маленькие, чуть пухлые, бледно-розовые, матовые. Сухие. Их хочется откусить, попробовать. Думаю, вкусом они напоминают дольку абрикоса. Снаружи бархатную, внутри – сочную. Я стал бояться нашего общения, даже находиться в одном пространстве. Меня тянет к ней. Стараюсь, отчаянно стараюсь смотреть на нее прежними глазами. Бесполезно. Я хорошо себя вижу, но плохо знаю. Точнее, уже не узнаю.
В отношении к Водопад я расслоился на две части – друг и кто-то другой, не похожий на прежнего. И с ее стороны чувствую волнение, особенно когда она просыпается и видит меня, сидящим на краю кровати с кружкой горячего чая. Она любит по утрам сладкий чай, я помню. Считается, если на женщину обрушивается внимание и забота со стороны мужчины, пусть и друга, она непроизвольно задумывается о возможности быть вместе.
Нет, только не она. Моя гавань, мое начало и продолжение, другая, совсем не похожая на меня, порой не оправдывающая моих надежд, но все равно часть меня, которая никогда не станет моей половинкой. Эй, сентиментальный болван, ты же не верил в половинки? «Сегодня половинка, а завтра – нет. Что за страсть разбрасываться словами? Есть близкий, любимый, в конце концов, человек, который рядом. Откуда взялись эти четвертинки, половинки? Мы рождаемся целыми!» Забыл свои же слова?
Сложно смотреть ей в глаза. Я прячу взгляд, изображаю задумчивость, лишь бы не задеть ее распирающими меня чувствами. Что это такое? Желанием спастись друг в друге? Или вполне ожидаемый итог продолжительного нахождения рядом? В отношениях сложно удержать равновесие, особенно когда оба сомневаются в том, насколько объективно оценивают происходящее. Что-то обострилось за последнюю неделю. Неужели назревало давно?
5
Я не выдерживаю груза мыслей, выбегаю на улицу. Когда хожу, думается легче. На часах три ночи, мне бы побольше воздуха – даже такого, перекипяченного дневным солнцем. Ощущение дежавю. Вижу, как каких-то полгода назад так же бежал под утро на воздух. Гулял по пустым мостовым, томился в муторных загвоздках, смотрел на парочки, сидящие в обнимку на набережной, и мне казалось, что уж со мной-то такого не случится.
Часы тянулись утомительно, я возвращался домой, дав себе слово больше не смотреться в зеркала, не глядеть в ночные окна, ни во что вообще гладкое, блестящее. Во всем видел иллюзии, я любил их и одновременно начинал ненавидеть. Такое происходит, когда кого-то любишь безответно. Возможно, любовь сменяется ненавистью для восстановления энергетического равновесия – много хорошей энергии теряешь, без эффекта бумеранга, без понимания. А любовь долго не может так, без обратного адреса.
Сейчас все стало иначе, я снова слышу себя, перестав задавать себе вопросы: честно или нечестно, верно или ошибочно, умно или глупо. Живу в заново открытой жизни, прикасаюсь к легкой свободе внутри и не верю, что она вернулась в меня. И со мной рядом, буквально на расстоянии вытянутой руки, человек, которого я ждал и буду ждать. Водопад.
А ведь были дни, когда я писал ей в окошке скайпа, как тоскую по нашим живых беседам. С долгими объятиями, красноречивыми молчаниями, многочасовыми увлекательными беседами. «Так много хочется тебе рассказать, Водопад, так многим поделиться… Но я не могу писать – это не то. Когда я приеду в твой маленький город беззвучного ветра, я буду тебе рассказывать. С самого начала и потом, каждую главу, до конца».
Мы по-прежнему дорожим друг другом, но теперь с еще большей силой, и это крещендо пугает, оно непривычно, необъяснимо, но его не изменить – это ж не в магазин сходить. Надо думать, как принять новое и сохранить то, что было.
Мчащиеся мимо такси, пугливые дворняги, порванные страницы вчерашних газет. Я – тень на фоне спящего города. Пустые улицы, которые через считанные часы накроет волной суетливых людей. Я наблюдаю за временем вокруг себя и понимаю, что, наконец, нашел свой смысл. Ни от кого никогда раньше я не получал внятного ответа о смысле – только заезженные фразы вроде «в любви, конечно, в чем же еще».
