Поскольку Аламо привлекает к себе толпы туристов, здесь частенько бывает не протолкнуться, особенно днём. Для послесветов такие места — просто сумасшедший дом. Огромное количество живых тел, которые шествуют прямо сквозь тебя — и в любом другом месте Междумира не очень-то приятное явление, а уж в междувороте, где оба мира как бы целуют друг друга, послесветы, фактически, в состоянии ощутить движущуюся сквозь них «тушку». Сами тушки, кстати говоря, тоже иногда могут чувствовать, слышать, а изредка даже видеть потерявшихся в Междумире духов — вот откуда многочисленные рассказы о привидениях, бытующие среди живых людей по всему миру.
Поэтому Светящиеся Кошмары решили обосноваться в самом потаённом месте Аламо, куда не заглядывает никто.
В подземелье.
В живом мире экскурсоводы расскажут тебе, что никакого подземелья в Аламо нет. Любой техасец поднимет тебя на смех при одном только предположении о его существовании. Но правда в том, что под Аламо находится целая сеть подземных туннелей и потайных ходов, соединяющих между собой складские и прочие помещения; вот они-то и образуют что-то вроде подвала, перешедшего в Междумир. Здесь, под междуворотом, располагалось жилище Светящихся Кошмаров.
Авалон провёл своих пленников по тайному проходу позади полок с пресс-папье в сувенирном киоске, затем вниз по узкой каменной лестнице. У подножия начинался тесный туннель, ведший в большой сумрачный зал, на полу которого валялось множество спальных мешков — это был общая жилая комната Кошмаров. Спящих междусветов понесли по запутанным коридорам дальше, в помещение, где им предстояло находиться до пробуждения. И только стеклянный гроб Авалон распорядился поставить перед собой в общем зале, чтобы как следует рассмотреть спящую внутри него девушку.
— Как её зовут? — спросил он Джикса и, не дожидаясь, когда тот откроет рот, рявкнул: — Отвечай, кому говорят! — Таким образом получилось, будто пленник подчиняется требованию Авалона, а не просто отвечает на его вопрос.
— Мэри Хайтауэр, Восточная Ведьма, — сказал Джикс, и по залу прошёл шепоток: в сознании Кошмаров спящая девушка начала окутываться могущественным мистическим ореолом.
Видя такую реакцию своих подчинённых, Авалон проговорил:
— Теперь она принадлежит мне! Как проснётся, сделаю её своей личной служанкой.
Джикс, однако, подозревал, что всё случится с точностью до наоборот.
Авалон приказал носильщикам забрать гроб и поместить его туда, где находились остальные междусветы, тем самым низведя Мэри Хайтауэр до уровня рядовых спящих душ. Но, похоже, она уже завладела умами Кошмаров, поскольку все они проводили гроб глазами, пока он не скрылся за поворотом коридора.
По отношению же к Джиксу и Джил, стоящим со связанными за спиной руками, захватчики такого пиетета не испытывали и только и знали, что насмехались и издевались над пленными.
— Какая у тебя дурацкая боевая раскраска! — сказал Джиксу кто-то из Кошмаров.
— Это не раскраска, — гордо ответил тот. — Я сын богов-ягуаров!
— Эй, — прошептала ему Джил, — кончай ты с этими «богами-ягуарами», уже не прикольно!
— Если мне поверит хотя бы один из пяти, — так же шёпотом ответил Джикс, — то это составит больше двадцати в общем счёте. Поверят — испугаются. А это значит, что когда мы попытаемся совершить побег, в драке будет на два десятка противников меньше.
Джикс осмотрелся в поисках возможного пути на волю. В зале было несколько дверей — они вели либо в другие комнаты, либо в другие туннели. Пока не узнаешь расположения помещений, не стоит и пытаться бежать.
У дальней стены зала юноша-ягуар заметил большой предмет, накрытый цветастым стёганым покрывалом. Предмет был около четырёх футов в высоту и с закруглённым верхом. Джикс терялся в догадках, что же это такое.
— Мы раздобыли две монеты! — объявил Авалон своему воинству, похлопывая себя по карману, чтобы убедиться, что его сокровища ещё при нём. Кошмары возликовали. Авалон одарил Джикса и Джил пренеприятнейшей улыбкой, обнажив зубные скобки с застрявшими в них чёрными крошками. — Будь моя воля — запер бы вас в старом складе и забыл бы на год-два. Но решать, к сожалению, не мне.
— А я думал, что ты здесь хозяин, — сказал Джикс.
Авалон покачал головой.
— Нет. Я только верховный жрец.
Джил окинула его уничтожающим взглядом.
— Тоже мне ещё жрец нашёлся.
Авалон резко замахнулся, словно собираясь хлестнуть её по лицу тыльной стороной ладони, но на самом деле он лишь хотел, чтобы Джил в испуге отшатнулась. Не на такую напал. Джил никогда не отшатывалась.
Тогда Джикс заглянул ему глубоко в глаза и очень спокойно промолвил:
— Если тронешь её хоть пальцем, я открою такую широченную пасть, что ты уместишься в ней целиком, проглочу, прогоню тебя по кишкам и выпущу с другого конца.
Авалон скривил губы.
— Ну да, как же. Так я тебе и поверил.
— А ты попробуй, — посоветовал Джикс. Авалон отпрянул, а потом в ярости понёсся на другой конец комнаты.
Джикс подмигнул своей спутнице:
— Один из пяти уже есть.
Кошмары почтительно расступались перед начальством, которое большими шагами спешило к спрятанному под покровом предмету у дальней стены.
— Интересно, что это такое? — прошептала Джил.
— Алтарь, наверно, — ответил Джикс. И в этот миг Авалон упал на колени, а вслед за ним то же самое сделали и остальные присутствующие.
— На колени! — заорали оба стража и толкнули пленников вниз.
Авалон снял покров.
В Междумире существует много любопытных предметов с необычными свойствами. Джикс перевидал всякое, отчего не раз в удивлении выгибал брови, но то, что предстало его взору сейчас, било все рекорды странности. Юношу изумила не вещь сама по себе. Его поразило то, какое применение ей нашли.
Итак, это был музыкальный автомат. Джикс видел подобные в барах и ресторанах, куда водил туристов-иностранцев. В одних, тех, что постарше, крутились маленькие виниловые пластинки; в других, поновее, использовались CD или цифровые записи — и всё же новые автоматы внешне стилизовали под старые. Но эта машина была подлинным антиквариатом: построенная где-то в пятидесятых годах двадцатого века, с круглым верхом, она сверкала хромом и кричаще яркими красками: красной, жёлтой, зелёной — то есть цветами боевой раскраски Светящихся Кошмаров.
— Такого я ещё не видала, — пробормотала Джил, за что страж хорошенько встряхнул её и прошипел:
— Молчать перед лицом великого Вурлитцера!
Машина, на которой и в самом деле красовалось название компании-изготовителя «Вурлитцер», терпеливо ждала, когда выберут пластинку. Но, сами понимаете, за музыку нужно платить...
— Великий Вурлитцер, заклинаем тебя, — нараспев заговорил Авалон, — ответь нам!
— Ну и дурдом, — пробубнила Джил, за что схлопотала по новой.
Авалон опустил монетку в прорезь. Протарахтев по внутренностям механизма, дайм со звоном упал в монетоприёмник. Тогда предводитель Кошмаров задал свой вопрос:
— Что нам делать с этими двумя пленниками? — и нажал на одну из кнопок.
Вурлитцер зажужжал, пластинки задвигались.
— Постой-ка, — обратился Джикс к своему стражу. — Какая же это справедливость, если ваш вожак сам выбирает песню?
— Не имеет значения, чтó он там выбирает. Вурлитцер живёт своим умом.
Автомат наконец нашёл нужную музыку, и через маленькое окошечко Джикс увидел, как старинная виниловая пластинка опустилась на диск проигрывателя и к ней подвинулась игла. Зашипело, защёлкало, и надтреснутый голос запел:
— Отпусти меня, прошу...[14]
Толпа испустила единодушный стон. Авалон повернулся к своим подчинённым.
— Молчать! — прогремел он и выспренно произнёс: — Великий Вурлитцер выразил свою волю.
Стражи немедленно развязали пленников.
— Какое счастье, что великий Вурлитцер не сыграл «Вознеси меня на Луну»[15], — съязвила Джил.
Музыка продолжала звучать. Авалон подошёл к бывшим пленникам.
— Я думал, что Вурлитцер захочет держать вас в плену, пока мы не раздобудем ваше дурацкое ведро с монетами, но ему, видимо, безразлично, что с вами станется. Вы для него ноль без палочки.
— А с чего ты взял, что Вурлитцер — он? — ехидно поинтересовалась Джил.
— Темнота необразованная! — презрительно ответил Авалон. — К твоему сведению, Вурлитцер может быть и парнем, и девчонкой. Зависит от того, кто поёт.
Когда музыка отзвучала, Авалон вновь накрыл автомат, и вояки вернулись к своим привычным занятиям, которые мало чем отличались от времяпрепровождения детей Мэри, разве что разговоры и игры Кошмаров носили более грубый и буйный характер.
Авалон, верный приговору Вурлитцера, вздохнул:
