Когда она включала приемник, ее руки уже не дрожали. Сначала приемник гудел, потом пробудился. Мы прослушали сообщения об уличной катастрофе на бульваре Сан Сет и о нападении гангстеров на станцию самообслуживания.
— Для нас ничего интересного, — сказал я. — Веда, смотри — перед нами Альтадена.
— На этот раз никакой остановки у поста. Вдруг механический голос из приемника торопливо заговорил:
— Служба полиции Лос-Анджелеса. Всем патрульным машинам! Убийца Бретта. Ищите «бьюик», в котором, возможно, Флойд Джексон пытается уйти от преследования. (Голос сообщил номер и подробные данные нашей машины.) Водителем, вероятно, является Джексон, разыскиваемый по делу об убийстве Бретта. С ним женщина, худая и темноволосая, одетая в брюки и блузку. Последний раз ее видели на дороге в Пасадену. Слушайте наши сообщения.
Мы не обмолвились ни словом. Я продолжал вести машину. В Альтадене, казалось, никто не интересовался Флойдом Джексоном. Мы ехали по главной улице со скоростью сорок километров в час. Было немногим позднее десяти часов. Машин и прохожих было мало. Никто не смотрел в нашу сторону.
Мы молча ждали. Ни у кого мы не заметили оружия. Из приемника доносилось лишь потрескивание.
Я думал о полицейских машинах, которые жаждали новых сообщений, чтобы ринуться по нашим следам.
Я с такой силой сжал руль, что пальцам стало больно. Повернув голову в сторону Веды, я рассмотрел ее профиль в свете уличного фонаря. Она была бледна и напряженна.
— Всем машинам, всем… лицом, разыскиваемым для допроса, является Джон Руке… а возможно, Флойд Джексон. Приметы: рост 183, вес 82 килограмма, темные волосы, крашеные. Крепкий, атлетического сложения, одет в светло-серый костюм и серую фетровую шляпу. Второе: Веда Руке. Приметы: рост 165, вес 53 килограмма. 24 года, волосы темные. Глаза голубке. Одета в черные брюки и красную шелковую блузку. Эти люди ехали на Пасадену, но, вероятно, изменили маршрут. Особое внимание патрульным машинам обратить на дороги: 2, 67, 70, 99. Будьте бдительны. При последней остановке Руке прошел через заставу с помощью гранаты.
Я нажал на тормоз и остановил машину.
— А они не промах, а? — сказала Веда тихо и протяжно. — Никак не думала, что они сумеют так быстро нас засечь… Если бы ты не бросал эту проклятую бомбу…
Я был настолько выбит из колеи, что не сразу заговорил.
— Мы должны свернуть с дороги в горы, ничего другого не остается.
Повернув машину, мы съехали с шоссе на грунтовую дорогу. Когда мы подъехали к подножию гор, кругом было темно, пустынно и молчаливо. У меня не было ни малейшей мысли о том, куда ехать и что делать. Голова была пуста. Я мог думать только о рыщущих патрульных машинах, набитых вооруженными до зубов полицейскими. Если поймают, ничто уже не спасет меня. Если только поймают…
Я обнял Веду за плечи:
— Что ж, старушка, может, они и не промах, но мы хитрее, вот увидишь.
Но это были пустые слова.
Глава 12
Меня разбудил запах кофе. Было темно. Я уселся и почувствовал, как холодный ветер пахнул в лицо. Веда сидела на корточках перед спиртовкой. Голубоватое пламя освещало ее лицо, сосредоточенное и мрачное. Она выглядела опрятно в черных брюках и толстом свитере. Ее волосы были перехвачены красной лентой.
Глядя на нее, я вспомнил историю, рассказанную ею о шоферах грузовиков, с которыми она встречалась в амбаре. Спокойная, равнодушная к оценивающим взглядам шоферни, она, наверное, казалась им непроницаемой.
— Доброе утро, — сказал я, вставая и сбрасывая одеяло. Посмотрев на часы, я обнаружил, что было немногим позднее пяти утра.
— Ты не спала?
Она подняла голову и улыбнулась, отрешенное выражение исчезло.
— Ты хочешь кофе?
— Спрашиваешь!
Наливая кофе в чашки, она сказала:
— Слушала радио. Они думают, что мы едем к мексиканской границе.
— Правда? Башковитые парни, ничего не скажешь. Она улыбнулась, протягивая мне чашку, но в глазах читалась озабоченность.
— Они расставили посты на всех крупных магистралях и заявляют, что нам не прорваться.
— Нам лучше забыть о своих планах насчет Тигуаны.
— Да.
Я медленно выпил кофе. Самое страшное было то, что я не знал, куда нам ехать.
— Нам нужно двигаться на север, — сказала она, словно читая мои мысли.
— Мы не можем вторую ночь подряд проводить под звездами.
— Может быть, этого они от нас и ждут. Они могли специально сказать про Мексику. Редферн далеко не дурак. Я встал.
— Мне нужно все обдумать и переварить, но прежде необходимо умыться и привести себя в порядок. Дай мне несколько минут, и я буду как огурчик.
Я взял бритвенный прибор и направился к журчащему поблизости ручью.
Вода оказалась холодной, и процедура бритья вызвала самые мучительные ощущения за последние годы.
Когда я вернулся, Веда поджаривала на спиртовке бекон.
— Может, нам следует остаться здесь и никуда не двигаться до тех пор, пока не уляжется шум?
— Неплохая мысль, — сказал я. — Во времена сухого закона здесь обитали самогонщики. Будет не трудно разыскать их хижину или какое-нибудь другое убежище. Мы останемся здесь, я с тобой согласен. Пройдет неделя, и преследователи станут не настолько бдительными, чтобы мы не смогли этим воспользоваться. А у меня к тому же за это время усы вырастут!
Теперь, когда у нас был план, напряжение ослабло. За завтраком я рассказал ей о самогонщиках и о том, как они прятались здесь со своими аппаратами, как перевозили сивуху в город на двуколках. Здесь была построена не одна хижина, и мы обязательно найдем место для укрытия.
Когда она мыла посуду в проточной воде, я сказал:
— Сегодня ночью я еще раз обдумал историю, в которую мы влипли. До сих пор у меня не было времени спокойно все обдумать. Я хочу понять только одну вещь — кто убил Бретта?
— А разве не ты?
Эти слова вырвались у нее раньше, чем она подумала. Сказав, она в испуге поднесла руки ко рту и побледнела.
— Неужели ты думаешь, что это я? Я же тебе рассказывал, как все произошло. Значит, ты мне не веришь?
— Не знаю, как это у меня вырвалось. Конечно, Флойд, я тебе верю… Прости, бога ради, прости!
Она схватила меня за руку и прижалась к моей груди.
— Мне все равно, ты это сделал или нет! — воскликнула она. — Я хочу быть только с тобой!
— Но ведь это же бред, Веда! Ты же все время будешь думать, что я убийца!
Она отстранилась от меня:
— Хорошо, не ты убил его. Я же сказала тебе, что мне все равно.
Я взял ее за руку, она заплакала.
— Веда, ты должна мне поверить, иначе мы не сможем быть вместе. Его убили в то время, когда я искал пудреницу. Когда прогремел выстрел, я стоял на постаменте, а когда вошел в комнату, он сидел в кресле лицом ко мне. Пистолет лежал возле его ног. Кто же мне поверит, если даже ты… — — Конечно, дорогой, — она скорее уговаривала себя, чем меня.
— Бред какой-то! Если уж ты мне не веришь, дела мои плохи.
— Да нет же, нет, я верю тебе, верю! Ты очень расстроился?
— Если ты думаешь, что я убил Бретта, зачем же со мной поехала?
— Что бы ты ни сделал, для меня ничего не изменится. Ты для меня — все.
— Допустим. Итак, я для тебя все, но Бретта я все же не убивал.
— Конечно, дорогой.
Я смотрел ей вслед, когда она понесла посуду к ручью. Самое страшное, что она все же не верит мне. Я подошел к ней, как только она вернулась.
— Послушай, Веда, есть причина, по которой я не мог убить Бретта. Ведь он должен был мне передать деньги. Я не принес их, следовательно… Неужели ты считаешь, что я убил его ради собственного удовольствия?
— У него были приготовлены деньги для тебя, но по радио об этом ни слова. Ты думаешь, их украли? Это было озарение.
— Вот и разгадка! — воскликнул я. — Теперь понятно, почему его убили! Кто-то знал, что он должен был передать мне деньги, дождался подходящего момента и застрелил Бретта.
— Похоже, мы докопались до истины, — сказала Веда задумчиво.
— Значит, ты думаешь, что деньги взял я? Ты думаешь, что я поехал к Бретту и убил, чтобы заполучить и кинжал и деньги?
— Умоляю, дорогой… ты делаешь мне больно.
— Герман! — воскликнул я. — Я сказал только ему! Как я раньше не догадался. Он знал, что я собираюсь к Бретту за деньгами. Он мог приехать туда раньше, убить Бретта и свалить все на меня. Ведь официально приехать должен был я. Об этом знали и секретарша и охранники. Стало быть, подозрение падет на меня. Ну, Герман, все продумал, подлец!
Она резко поднялась, взволнованная не меньше моего, и вцепилась мне в руку.
— Ох, дорогой, скажи, что это не ты сделал! Вообще-то, не надо. Я теперь и сама вижу, какой я была дурой. Я думала… неважно, о чем я думала. Прости меня, дорогой!
— Да не за что тебя прощать, — ответил я, привлекая ее к себе. — Это был Герман, только Герман, в этом я уверен!
— Об этом мы поговорим по дороге. Нужно ехать, Флойд. Смотри, уже почти день.
