Стоит нам подъехать к дому, я ахаю — такая красота. Виднеются всего лишь две величественные каменные колонны дома, а весь фасад полностью увит плющом, словно волшебный особняк прямо из сказки.
Дом поворачивается ко мне.
— Нравится?
— Нравится ли мне? Дом, сказочно, я в полном восторге, — я поворачиваюсь к нему. — Здесь никто не живет, пока ты находишься в Лондоне?
— Не совсем, у меня здесь есть домработница, а ее муж работает садовником. Они ночуют в доме, когда меня здесь нет, но когда я здесь, они живут в том летнем домике. — Он указывает на небольшой коттедж, обвитый глициниями и плетистыми розами. В настоящем английским стиле — небольшой загородный домик.
— Итак, — говорю я, возвращая взгляд на волшебный особняк.
Дом паркует машину, и мы пересекаем дорожку из гравия, поднимаясь по каменным ступеням. Он толкает красивые старинные двери.
— Ты не запираешь дверь?— с удивлением интересуюсь я.
— Только в Лондоне.
Внутри зеленовато-голубые стены с белым декором, блестящие дубовые полы, оконные рамы открывают прекрасный вид, под которыми стоят кресла и диваны у окна, антикварная мебель изысканно сочетается с пастельными тонами. Просторно и элегантно. Рядом у окна стоит кресло, и книга лежит на маленьком круглом столике. Я почти представляю себя, сидящей в этом кресле, читающей книгу, оставив потом ее на столике.
Я перевожу взгляд, смущаясь. Почему я представляю себя здесь?
Он ведет меня в гостиную с золотыми обоями, черно-белыми занавесками. Из гостиной можно попасть на французскую кухню, с шиком отделанной под старину метлахской плиткой. На солнечной стороне стоит симпатичный столик для завтрака.
— Хочешь выпить? — спрашивает он.
— Я выпью чаю.
Он наполняет чайник и включает.
Я сажусь на стул у кухонного островка.
— Дом, мне нужно кое-о-чем тебя спросить. Это важно для меня, пожалуйста, ответь честно, насколько сможешь.
Он опирается бедром о столешницу и с опаской поглядывает на меня.
— Спрашивай.
— Ты считаешь, что тебе не стоит платить налоги, потому что очень богатые люди их не платят? Но что будет, если все не будут платить налоги?
Он внимательно смотрит, как бы оценивая меня.
— Я хотел бы, чтобы все не платили. Может тогда эта бесконечная продажная карусель наконец-то остановится. Они не смогут посадить всех, и им придется придумать что-то другое. Не такую коррумпированную систему, в руках которой сосредоточена половина мировых богатств одного процента населения, позволяющая восьмидесяти пяти гребанным индивидуумам накопить столько, что заработало для них аж три с половиной миллиарда людей вместе взятых!
Он замолкает, чтобы я осознала услышанное.
Он, что,на самом деле, говорит это все всерьез?
— Для меня это непостижимые вещи, что восемьдесят пять человек могут владеть половиной мировых богатств! Как такое возможно?
— Не только возможно, но исследования показали, что существует лишь один процент, владеющий более чем всем остальным населением планеты!
Я прикусываю подушечку моего большого пальца правой руки и задумываюсь о своих претензиях. Думаю, что он ошибается, поскольку кажется слишком уж невероятным.
— Откуда ты берешь цифры?
Он скрещивает руки на груди и прищурившись смотрит на меня.
— Это открытая информация, Элла. Ты можешь отыскать ее на сайтах BBCили Forbes, или New York Times, где угодно, на самом деле.
Я хмурюсь. Неужели такая информация может быть достоянием общественности, есть же и другие программы на ТВ, типа Benefit Street, когда показывают самых бедных, нуждающихся людей, получающих ничтожно мизерные подачки от правительства.
В этот момент я думаю, что не только я смотрела эти программы, меня тоже обманули,вызывая презрение к этим бедным людям, пока истинные виновники оставались невидимыми, кому на самом деле стоило ощутить мой гнев и осуждение. Ловкость рук и никакого мошенничества — вот политика этого одного процента!
Закипает чайник, и он отодвигается от столешницы, опускает пакетик чая в кружку, наполняет ее кипятком. Он поднимает на меня глаза.
— Молоко? Сахар? Лимон?
— Черный и два сахара, — автоматически говорю я.
Он бросает кусочки сахара и ставит кружку передо мной.
Я улыбаюсь ему.
— Ты сделал мне чай?
Он хмурится и, выглядит сам удивленным.
— На самом деле, это впервые, когда я делаю кому-то чай. Раньше я такого не делал.
Я опускаю кружку на столешницу и начинаю копаться в сумке, висящей у меня на плече.
— Я хочу тебе кое-что показать, — говорю я и достаю сложенный листок, отдаю ему. Он молча разворачивает. Я наблюдая за ним, пока он читает.
Он открывает глаза от бумаги и улыбается мне, довольной, радостной улыбкой.
— Знаешь, когда мы учились в школе, нас учили только одному, что самое важное — это система. Несмотря на то, что каждая школа во всем мире имеет свои программы обучения, во всех школах все равно существует что-то общее.
— Что же?— с любопытством интересуюсь я.
— Школы приручают детей к повиновению.
— Повиновению?— медленно переспрашиваю я, на вкус пробуя данное слово.
— Повиновению с помощью оценок, учителей, правил, систем образования, формы, посещаемости. Это метод контролирования масс, — он складывает мой лист бумаги. — Заявление об увольнении— твой первый акт неповиновения. И с этим я хочу тебя поздравить.
Я смотрю на него, очарованная и заинтригованная. Я не могла предположить, что такой самоуверенный, на первый взгляд,самец имеет такие скрытые глубины.
— Система когда-нибудь изменится, Дом?
Он пожимает плечами.
— Не знаю, Элла. Трудно бороться с тем, кем мы сами являемся. Мы именно те, кто делает эту систему работающей, с нашей вялостью, нашим нежеланием и нашим повиновением, — он улыбается и указывает на заявление у меня в руках. — Но каждый раз, когда кто-то напишет такое заявление, дает мне надежду, что однажды, когда-нибудь, видно не в моей жизни, в один прекрасный день, мир станет другим.
Совершенно бесшумно на кухню входит женщина средних лет, с плохо прокрашенными светлыми волосами и широкой улыбкой на лице.
— Привет, мистер Иден, — бодро говорит она.
— Привет, миссис Би, позволь представить это Элла. Элла, моя экономка, миссис Биенковски.
— Привет, миссис Би, приятно с вами познакомиться.
Миссис Би оказывается очень доброй и дружелюбной. Как только Дом исчезает у себя в кабинете, чтобы сделать несколько звонков, она поднимается со мной наверх в огромную спальню с цветочными шторами, кремовыми коврами и массивной кроватью со множеством подушек. Она показывает, что находится в ванной комнате и как все работает, а потом спрашивает, не страдаю ли аллергией на какие-нибудь продукты. Я говорю, что нет, и она сообщает, ужин будет в восемь.
