Посмотрим, что нам даст вечер. Если противник не будет нас тревожить, мы простоим до сформирования отряда, т.е. до того времени, когда прибудут лабинцы [34], Волчанский партизанский отряд и пехота.
Вернулись Люфт и Гоппер. Люфт в поисках за комиссаром и председателем ЧК перепорол весь Ходорков, а Гоппер дошёл до Соболёвки, где нарвался на противника и был обстрелян.
м. Ходорков
1 декабря 1919 г.
По каким-то гадательным причинам выступили в 10 утра и припёрли в Ходорков. Жиды здесь совершенно разгромлены [35].
Наконец прекратилась непогода и настали морозы. По гололёдке приходится идти крайне медленно. Сейчас привели драгуна из 2-го эскадрона с приказанием Попова его расстрелять. Я вызвал вольноопределяющегося Маклакова[36] и моего вестового Наркевича и сдал им его. Не успели они выйти, как грянуло два выстрела, затем ещё один. Оказывается, он оттолкнул Маклакова и пытался бежать. К счастью, его убили.
Ночью поднялась пулемётная стрельба у заставы севастопольцев. Так как наш эскадрон был дежурным, то пришлось выслать унтер-офицерский разъезд. Через четверть часа ввалился драгун 6-го эскадрона, бывший при заставе. Забыл чуть ли не свою фамилию. Потерял лошадь и всё. За ним явился пехотный обозник. Оба в панике. Обозник потерял шинель. Вывели эскадрон. Опять из тёплой хаты в холодную звёздную ночь, под леденящий ветер. Однако севастопольцы справились и огнём прогнали противника.
Ночь, однако, была испорчена. Заснул часов в 12 ;, проснулся в 5 утра и пошёл в штаб.
с. Гнилец
2 декабря 1919 г.
Моему эскадрону дана отдельная задача. В то время как полк должен вести наступление на Соболёвку – Гнилец и выбить противника, 3-й эскадрон должен занять западную окраину Ходоркова и в случае наступления противника держаться до часу дня. А если это невозможно, то отходить, задерживаясь на естественных позициях по дороге на Соболёвку. В двух словах, наша задача охранять отход полка и его тыл.
В 7 утра полк пошёл на северо-восток, а я на запад. Утро было чудесное. Мороз и ясное голубое небо. Под ясными лучами зимнего солнышка местечко имело унылый вид. Все жидовские дома разгромлены до основания. Выбиты стёкла. Выломаны двери. Жиды попрятались. У огромного пруда горит один еврейский дом. На утреннем морозце густой беловатый дым поднимается почти вертикально.
Мне припомнилось место из «Тараса Бульбы», где сказано: «Он разорил уже 18 местечек и пошёл на главный город Краков» или что-то в этом роде [37]. Действительно, мы снова переживаем какое-то средневековье.
Вишневский занял дорогу на Вербов с 2-м взводом и пулемётом Максима. Я с остальными взводами, двумя максимами и льюисом [38] заняли дорогу на Яроповичи. Подъезжая, мы ясно увидели у Яроповичей группу человек в 12-20 красных.
Было 8 утра. Сумею ли продержаться до часу? Время шло убийственно медленно. Я выставил наблюдателей вправо в хуторок для наблюдения за лесом и влево на крыше мельницы.
До 12 часов всё было спокойно. Вдали слышалась ружейная и пулемётная трескотня – это наши брали Соболёвку и Гнилец. Внезапно раздался орудийный выстрел. Снаряд упал где-то в местечке за нашей спиной. За первым полетело ещё штук 7-8. Шрапнель разорвалась довольно удачно и вслед за ней появились неприятельские цепи. Их было несколько: вышли они из Яроповичей и пошли по разным направлениям. Одна левее меня на местечко, другая – жиденькая на вид – в лоб, и, наконец, третья, самая грозная и внушительная, пошла вдоль леса и начала обходить мой правый фланг. Положение было не совсем приятное, но стрелять надо было. Это могло задержать противника, а во-вторых, приказано было наделать побольше шума.
Затрещали наши пулемёты. Идеально работал льюис, выставленный на соломенной крыше хаты. Максимы работали с перебоями. Взводы рассыпались в цепь, лошадей отвели назад. Под нашим огнём цепи противника остановились и залегли. Та, что была около леса, была уже в 1000 шагах; та, что была слева, шагах в 600, не больше. За нею шла другая цепь.
Гоппер остался у мельницы. Я же главное внимание обратил на лес и направил пулемёты туда. Вскоре меня совсем обошли. Было уже без четверти час. Пришлось отходить.
Вишневскому пришлось туже. Он уходил под сильным ружейным огнём и потерял лошадь. К вечеру догнали полк. Противник в Соболёвке и Гнильце сопротивления не оказал.
с. Белки
3 декабря 1919 г.
Переночевали с 4-м эскадроном в доме попа. Ели полусырую гусятину и жидкий суп. Уснули, как убитые, но вставать пришлось рано, в 5 часов утра. Построились в резервную колонну и стали ждать прихода Попова.
Вдруг раздался выстрел: снаряд прожужжал где-то над головами и взорвался левее нас в мёрзлой пахоте. Мы стали вытягиваться. За первым пролетел ещё один снаряд и упал ближе. Это были всё гранаты и рвались они всё дальше и дальше. Мы поняли, что нас ещё не видели, а били по уходящим севастопольцам. Но едва мы вышли за рощу и появились в поле, как поднялась пулемётная трескотня и ружейная пальба. Мы как были колонной, так и пошли рысью. К счастью, противник был далеко, но всё же вдоль шоссе, по которому мы шли, пули взбивали лёгкие облачка пыли и песку.
Добравшись до Королёвки, мы рассыпались лавой по полю и стали ждать. Когда наши обозы ушли, а противник не появился, то ушли и мы. Прошли через Корнин, где стояли лабинцы, и дошли до Белок; но отдохнуть так и не пришлось. Оказывается, противник уже занял Кривое, и Попов решил его выбить.
В собачий мороз по чёртовой дороге двинулись мы к Сахарному заводу. Около Кривого виднелись конные лабинцы. Наша артиллерия подъехала. Английские мулы сделали лихой заезд. Орудия дали два выстрела и… прискакали два всадника и сказали, что навагинцы уже заняли Кривое (!!!). Итак, мы били по своим.
Я устал до крайности. Глаза болят, всё тело разбито. Я стал худой, как мощи, да и не я один: все переутомлены непосильной работой. Хоть бы отдохнуть завтра.
с. Пивни
4 декабря 1919 г.
Построились в 9 утра и выступили опять на Сахарный завод, что возле Корнина. 1-й, 6-й и 2-й эскадроны пошли вперёд. Лабинцы и пехота пошли на Кривое.
Сколько пулемётов у пехоты! У одних навагинцев 80 пулемётов, севастопольцы таскают с собой штук 40! Это уже сильно смахивает на пулемётные полки царского времени.
Выбит противник был легко; так легко, что это показалось нам даже подозрительно. Взято 30 пленных. Из них один рассказывал, что третьего дня на мой эскадрон наступал целый пехотный (2-й Гомельский) полк. Но наш огонь был весьма неудачен. Ранен всего один, и то легко. Лабинцы ранили одного китайца. Он упал на лёд пруда и один отстреливался от целых двух сотен, пока не был смертельно ранен. Его последние слова были: «Всё равно живым не сдамся».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
