По сведениям разъездов и пленных выяснилась очень печальная картина. На Корнин делается демонстрация и делается лишь усиленная разведка. Главные же силы брошены на юг. Сегодня они заняли Жидовцы и ведут наступление на Романовку. Вероятно, Романовка уже взята. Одновременно севернее нас ведётся наступление через Турбовку. Мы почти окружены. В связи со слухами о падении Киева наше положение становится безнадёжным. Надо уходить и уходить скорее. Вперёд пошла пехота, за ней артиллерия и лабинцы.
Последними шли мы. Провели кошмарную ночь. Ужасно быть в хвосте обоза. Идут медленно, на каждом шагу остановка. Холод зверский. Ярко блещут звёзды, снега нет, и мёрзлая земля, звонкая, как стекло, изрыта комьями и ямами. Все ругаются. В общем, немного похоже на отступление французов в 12-м году. Некоторые завёрнуты в одеяла, так что картина получается полная.
Пришли к 2 часам утра и, дрожа от холода, улеглись на грязной соломе. Приехал Тургиев. Положение на фронтах катастрофическое. Что будет дальше?
с. Пивни
5 декабря 1919 г.
Я, кажется, заболел. Вот уж не вовремя так не вовремя. Жар. В комнате душно. Где-то под печкой кудахтают куры. Им, наверное, тоже душно.
Киев, говорят, почти взят. Идут бои на улицах города. В Фастове паника. Генерал Драгомиров уехал. Связь порвана. Лошади у нас посёдланы и обозы запряжены.
с. Винницкие Ставы
6 декабря 1919 г.
Накануне я едва забылся лихорадочным сном с бредом и мрачными кошмарами, как явилось донесение из штаба. Через полчаса – другое донесение, отменяющее первое приказание. Ещё через час пришло приказание обозу немедленно выступать на Фастов.
При тусклом свете ночника я едва рассмотрел, что был 12 ; час ночи. Стуча от лихорадки зубами, я оделся и в полубессознательном состоянии повалился на солому, которая устилала дно телеги. Кто-то завернул мне ноги в одеяло, что-то мягкое подложено было под голову. Потом всё стало темно: это меня всего покрыли буркой. Дёрнули мохнатые крестьянские лошадёнки, и с громом покатилась телега по мёрзлой и ухабистой дороге. Что я испытал, не поддаётся описанию. Вот уж пытка, так пытка. Почище «Сада пыток» [39] будет. С безумной головной болью, дрожа от холода, ехать в лютый мороз (с ветром) от 12 ; ночи до 8 вечера, делая бесконечные остановки в поле, на тряской телеге!
Боже, что это за война!
г. Белая Церковь
7 декабря 1919 г.
Я немного ожил. Вчера полк вёл бой где-то около Фастова, но я ещё при обозе, который оторвался от полка. В Фастове увидел Львова, и он присоединился к нам.
Фастов имеет вид мёртвого города. Вся еврейская часть разгромлена так, как я ещё себе не представлял, чтобы город мог быть разгромлен. Ходорков и Корнин пустяки в сравнении с Фастовом. Дома не только все без окон и без дверей, но, по крайней мере, из пяти один сожжён дотла. Но жиды живут. Уже смотришь, из домика, который со стороны улицы имеет совсем нежилой вид, где-то из какой-то скважины вьётся узенькой струйкой дым. Значит, уже вернулся хозяин и где-нибудь под чердаком устроил себе логовище.
Станция загружена составами. Вывести их, конечно, не будет никакой возможности. Спасут только снаряды, патроны, обмундирование и мелочь. Остальное достанется красным.
Начальство страшно растерялось. Теперь мы уже в Белой Церкви. Где-то близко было имение Браницких [40]. Теперь от него, говорят, мало что осталось. Уничтожили не только дивный дворец и службы, его окружавшие, но даже школы (?), больницы для крестьян (?) и другие чисто демократические затеи Браницких. Здешние обыватели в панике. Ждут «товарищей» и трепещут, а выезжать нет возможности.
Цены поразительные: десяток яиц 70 р., фунт мяса тоже 70 р. Белый хлеб 200 р. и т.д. Крестьяне радуются нашему отходу. Когда мы уходили к Фастову, в тылу у нас восстало 10 волостей. Кое-кого выпороли, кое-кого расстреляли, тем дело и кончилось. Чувствуется украинско-большевицкое настроение. Их озлобило, что мы уже чересчур откровенно забирали почти даром фураж и провиант. Но в большевиках они ещё скорее разочаруются, ведь теперь там много китайцев, а китайцы – это такой народ, что после него остаются только стоны, слёзы, кровь, разорение и проклятия.
Наши дела на фронте убийственны. Во всём виноват лишь тыл.
г. Белая Церковь
8 декабря 1919 г.
Имение Браницких окружено чудесным парком. Всё поломано, статуи сорваны с пьедесталов и куда-то исчезли. Обоз получил приказание догнать полк. Обоз 2-го разряда пошёл на Христиновку.
с. Фурсы
9 декабря 1919 г.
Догнали полк. У станции Кожанка был полк неприятельской пехоты. У Завода вёл бой 4-й эскадрон. 7-й и 6-й эскадроны поддержки почти не оказали. Полк потерял штук 15 лошадей и раненых, между прочим, двух офицеров 1-го эскадрона (новых). Забрали человек 60 пленных. Неприятель, по показаниям именных, понёс потери (около 180 чел.).
с. Шамрай
10 декабря 1919 г.
Мы будем отходить на 8 пароходах без боя. Это то, что называется на казённом языке штабов и вообще начальства «перегруппировкой войск», «уплотнением фронта» или «маневрированием». Отступление, впрочем, пока что далеко не паническое, и брошено сравнительно мало. Кое-что на станциях пришлось, конечно, сжечь, но это почти неизбежно бывает во время всяких отступлений и меня мало волнует.
с. Рубченки
11 декабря 1919 г.
Бесконечный переход. Нелегко сделать 25 вёрст, когда болит голова, темнеет в глазах и жар.
м. Тетиев
12 декабря 1919 г.
Остановились в чистеньком польском домике. У католиков Рождество. Вчера здесь были петлюровцы, Бог весть откуда появившиеся, в количестве 4000 человек, при 3 орудиях.
Люфт был в разъезде и поймал 2-х петлюровцев. Я был в головной заставе. Мы продолжаем отходить без боя.
м. Ситковцы
13 декабря 1919 г.
Сегодня опять славный день, полный удачи, веселья и счастья. И всё это несмотря на то, что число 13 считается роковым, а сегодня именно 13 декабря.
Вечером 12-го я получил извещение, что вследствие болезни графа Шамборанта я временно принимаю 4-й эскадрон. Грустно, тем более что офицерский состав 4-го эскадрона неважный в данное время. Исаев и новый офицер Майборода – оба не отличаются храбростью. Вано Старосельский уже давно зарекомендовал себя не с лучшей стороны.
Выступили из Тетиева и дошли почти до местечка Животов. Вдруг впереди идущие эскадроны пошли рысью. Я в это время ехал в экипаже с больным Шамборантом. Едва успел сесть на хромую серую кобылу Тускаева и догнать эскадрон. Овраг, затем крутой подъём и равнина. Подъезжаю к Попову.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
