— Я боюсь…
— Чего?
— Не знаю. Мне страшно. Нет, я хочу! ХОЧУ! БЕЗУМНО ХОЧУ ходить! Но… боюсь.
— Думаю, ты просто еще не пришла в себя. Не свыклась с мыслью. Все образуется…
* * *
Единственный, единственный, кто меня может хоть как-то успокоить, понять, как бы нелепо или грубо, с моей стороны, не звучало — был Мигель.
— Привет.
— Привет.
— Как ты?
Как всегда не ответил.
— Есть сдвиги?
— Не особо. А ты как?
— Сегодня чуть ногу не сломала, — пыталась шутить.
— Как так? Я думал…
— Я тоже думала, что ломанное не ломается. Хотя, что костям? Им лишь бы ныть, трещать, крошиться да ломаться.
— Так ты в порядке?
Нормально ли хвастаться убитому горем человеку своим счастьем?
Я всегда считала это худшим из уродств. Черствость.
— Да, — тяжело вздохнула, выпуская боль и неловкость. Избегая подробностей…
Мигель, Мигель, как я сильно хочу, чтобы ты поправился! — Знаешь, — отдернула сама себя от гнетущих мыслей. — Давай я тебе что-нибудь почитаю.
— Только не сказки.
— Нет? А что тогда?
— Мне мама читала роман "Мастер и Маргарита". Читала, когда-то… — на мгновение замолчал, укрощая острую душевную боль, — Продолжишь?
Я невольно замерла. Эм, мама… мама…
Тяжело сглотнула. Да уж. На эту тему табу не то что говорить, а даже думать… разум, сердце, душа… разрываются на части… Едва вспомнишь…
— Хорошо, — торопливо пробурчала себе под нос, подъезжая ближе к кровати. Неловкие паузы — ни к чему. За эти секунды слишком много дурных мыслей может взорваться в голове, раня сердце. — Где книжка?
— Где-то в тумбочке.
Глава Двадцать Пятая
* * *
(Мария)
Утро второго дня. Утро протрезвления. Тоска, ужасная тоска схватила душу, попытки раздавить сердце…
Нога, моя нога вновь забыла, что такое чувствовать. Мертвая…. она и есть мертвая.
Одна отрада — это торчать весь день у Мигеля, читать ему книжки… Иначе рехнусь. Рехнусь…
Хотя, по-моему, это со мной случилось уже давно.
Что-то я путаюсь, надеясь на свою благоразумность.
* * *
— Мария. Ах, вот где ты? Так что, едем на прогулку?
— Спасибо, Лили… Но, давай, не сегодня…
— Чего это?
— Настроения… нет.
— Я тебе дам, "настроения" у нее нет! А, ну, марш по куртку и во двор!
* * *
Ночь кошмаров.
Ночь слез.
Ночь одиночества.
С каждым часом я все дальше и дальше от рассудка, и все больше отчаяния и пессимистичности разгорается в моем сердце.
Но ничего, ничего. Скоро утро. Утро! Утро третьего дня. А там и ночь, заветная ночь с Луи.
* * *
Бывало ли с вами такое, что знаете, знаете, точно знаете, что увидите его сегодня. Увидите. И пусть это — не свидание. НЕТ! Не свидание, а обычная, "вынужденная" встреча, вы все равно не находите себе места… Уже с самого утра готовитесь, наряжаетесь, примеряете платья…
Вот только с гардеробом у меня скудно — больничный халат, да и только.
— Мария, ты как курка несушка. Что случилось?
— Ничего.
— Родители придут?
— Нет, они же вчера были.
— А что тогда? Колись, давай, — игриво замигала бровками Лили и тут же присела на край кровати.
— Неужели я не могу посмотреть на себя в зеркало?
— Девочка, ты уже час в него как всматриваешься. Суженого-ряженого выглядываешь?
— Вот, дурочка ты. Придумаешь еще.
— Конечно, конечно, дурочка, — ехидно захихикала. — Как по мне, у тебя давно уже весна наступила. Вот только ты не хочешь мне признаться, кто и есть тот "самый"…
По-детски скривилась, показывала я ей языка.
— Вот видишь, точно! Я угадала. Но ничего, ничего страшного. Я у тебя все-таки выпытаю. Попомни мои слова. Я просто так не сдамся.
— Я тоже упрямая.
— Ха! Значит, все-таки я права! Мужчина тут замешан!
— Может быть, может быть.
— Не может, а так и есть! Только вот кто? Признавайся, Мария Бронс! ПРИЗНАВАЙСЯ!!!
— Уж не сегодня это произойдет, мой милый кат. Не сегодня.
— Ладно, ладно… Я терпеливый палач. Терпеливый…. - игриво зарычала и клацнула зубами.
* * *
Одиннадцать вечера… за дверьми стихли голоса, доносилось лишь одинокое шорканье.
… его не было…
Двенадцать ноль-ноль… Ноль одна, ноль три…
… пятнадцать минут, двадцать, тридцать три…
Час ноль две.
… ноль три…
… ноль семь…
Два часа двенадцать минут.
Каждая минута казалась для меня последней. Уже не раз пыталась выбраться назад в кресло, добраться до подоконника и с жадностью всматриваться в окно…
Останавливалась, осекалась.
Я верю, верю…
Он ПРИДЕТ! Ведь как иначе? Он, он не подведет!
Нет!
Нет?
Два часа сорок семь минут.
Обижено закусила губу. Зарылась лицом в подушку.
Ненавижу… НЕНАВИЖУ!
… и люблю…
Люблю!
Люблю!!
Люблю!!!
Несмело скрипнула дверь.
Как током пронзило. Нервно дернулась.
— Привет, — устало прошептал. Неспешно прошел внутрь. Медленные, рястяжестые шаги. Подошел ближе.
— Привет, — едва слышно прошептала. Я всматривалась ему в лицо, всматривалась в глаза и пыталась понять, что его мучает. Что произошло… — Что-то не так?
— А?
— Что-то случилось? Чего такой грустный?
— Только что с самолета. Был по делам в Италии. Устал, как собака. Прости, что задержался. Зашел еще к Мигелю.
— Как он там?
— Держится. Говорит, что завтра результаты его анализов придут. Надеюсь, хорошие. А ты как? Что там было у тебя с ногой?
— Ногой? Ах, ногой… Растяжение… Так, поболела немного, напомнила мне о себе, о том, что еще есть, телепается, и вновь отмерла.
— Ничего, с каждым разом действие усиливается. С каждым разом все отчетливей и отчетливей будут изменения.
— А как это вообще происходит? — не удержалась, не удержалась от вопроса…
— Как? — невесело улыбнулся. — Пью кровь у больного, и чем чаще эта зараженная жидкость попадает мне в тело, тем сильнее мой организм пытается справиться с этим ее изъяном. Очистить. Так, в моей крови появляются вещества, специфические, целенаправленные на уничтожение очагов болезни или исцеление омертвелых тканей донора. И как только едва ввести ее в организм хворого — тут же начнется реакция по устранению проблемы. Сначала, первые раза четыре-пять, это почти незаметно. Слишком мало ферментов, антител и прочих нужных веществ, но затем, когда мой организм перенасытится "больной" жидкостью, тут же начнется активная реакция. Проблема в том, что вы под наблюдением врачей. Будут вопросы, попытки познать причину столь явных перебоев, хоть и положительных. Что же, будем надеяться на лучшее… Как бы странно не прозвучало, будем надеяться на их халатность. Лояльность…
