ответил он, – через час будем. Во-о-о-н, видите?
– Где? – не понял я.
– Да вон, вон на горке, вон же сверкает, неужто не видите?
Я пригляделся и действительно, среди зелени, покрывающей ближайшую невысокую гору, блестел на солнце стеклянный шар.
– Обсерватория?
– Ага.
– А вы все рядом живёте?
– Ну, не, не все. Только кто тут работает. Хотя есть и те, кто из монастырского поселения приходят. Во, ща свернём и увидите.
Какое-то время мы ехали молча, только поскрипывала телега да фыркала лошадь.
Вдруг Митрий махнул:
– Вон! Вон! Видите? Вокруг монастыря? Это нижнее поселение наше. Видите, как разрослось, почти городок уже, – произнёс он с гордостью.
Я посмотрел, куда он показывал. Мы поднялись довольно высоко в гору. И теперь с дороги хорошо просматривалась равнина, на которой стоял монастырь. Отсюда он был виден, как на ладони. В центре него высился храм, увенчанный тремя куполами: один большой в центре и два поменьше справа и слева. Перед храмом – большая четырёхугольная площадь, окаймлённая зеленью. Ещё два храма, но значительно меньше, расположились справа и слева от центрального. Вся территория обнесена высокой каменной стеной. А за стеной монастыря, разбегались по всей равнине одноэтажные деревенские домики, утопающие в зелени садов, только крыши да печные трубы торчали. Со всех сторон монастырь и поселение вокруг него защищали горы.
– Значит, я буду в поселении около обсерватории жить.
– Угу. Вы ж там, наверна, работать-то будете. Настоятель приказал вас пока в гостевой домик отвести. А там уж определит.
Мне стало неловко: «Интересно Глеб успел сообщить ему тогда, что я отказываюсь от сотрудничества»?
– А что за человек ваш настоятель?
– О! Отец Окимий – очень хороший человек, справедливый. Его все любят.
– Молодой?
– Неа. Какой молодой? – засмеялся Митрий. – Разве молодые настоятели бывают?
Я пожал плечами.
– Да кто их знает, я не верующий.
Митрий покосился на меня:
– Это как? Совсем?
– Совсем. А ты что, верующий?
Митрий ничего не сказал, цыкнул слюной на дорогу и отвернулся.
Так в молчании мы добрались до места.
Митрий высадил меня у одноэтажного маленького домика, выкрашенного яркой зелёной краской. Привязал лошадь рядом к штакетнику и кивнул:
– Слезайте уже, приехали, – и направился к домику.
Домик был не заперт, только чуть поржавевшая цепочка проходила в петлях, а посередине была воткнута небольшая палочка. Весь этот импровизированный замок напоминал крест. Дмитрий вытащил палочку и толкнул толстую скрипучую дверь.
– Заходите.
Я вошёл и чуть не стукнулся головой о низкую притолоку.
* * *
После душного солнцепёка я оказался в прохладном полумраке большой комнаты. Взгляд сразу же наткнулся на икону, которая строго смотрела из угла. Я поёжился. «Убрать бы, – мелькнуло в голове, – наверное, не дадут. Ладно, что-нибудь придумаю, может, чем накрою потом. Не жить же под взглядом, который на тебя все время пялится».
Одну стену комнаты занимала чисто побеленная нетопленная печь. Кровать, стол с лавкой, другая лавка стояла под окном, буфет с посудой да комод, видимо, для одежды – вот и все убранство комнаты. Ни люстры, ни простой лампочки.
«Похоже, электричества нет, а значит ни компьютера, ни интернета, ни телевидера. Даже книг не видно», – расстроенно подумал я.
Митрий уже по-хозяйски чем-то гремел в соседней комнате. Я положил чемоданчик на лавку под окном и пошёл к нему.
Тут была кухня. Как я понял, в домике была всего одна жилая комната, кухня и тёмный закуток – прихожая.
Когда я вошёл на кухню, Митрий наливал из ведра стоящего на низкой скамейке ковшиком воду в чайник. Налил и поставил в печь, ловко разжёг в ней огонь.
– А что и электричества у вас нет? – решил уточнить я.
– Ну, почему же нет? Есть. Как же без электричества в Обсерватории-то! Там приборов всяких страсть сколько.
– А что здесь-то нет?
– Отец Окимий говорит, что электричество только для работы, а так баловство одно, человек должен жить не по электричеству, а по солнцу, по природе, – Митрий повернулся ко мне и насмешливо сощурился. – Это вы там, в городе привыкли, что за вас все электричество делает.
Я растерялся.
– И что помощника по хозяйству нет?
– А зачем вам помощник? Вы ж не инвалид какой. Да и домик небольшой, чего тут помогать-то?
– Ну, хорошо, а холодильник-то есть? Где вы продукты храните в такую жару?
– Так ледник же! Где же ещё? Пойдёмте, покажу! – и Митрий почти бегом бросился из домика, я едва поспевал за ним.
С левой стороны дома под пристроенным навесом аккуратно были сложены дрова. Справой – дверь под земляным накатом, похоже ведущая куда-то под землю.
– Вот смотрите: вон ледник – махнул он на эту землянку, – а рядом сарай. А вот тут дрова, на растопку печки будете брать. А дальше там баня.
Метрах в пятидесяти от дома стоял низкий сруб похожий на гриб, прикрытый широкой круглой крышей. За ним высоченный забор, за которым всего метрах в двухстах начинался тёмный даже в такой светлый летний день лес.
– А что в лесу звери-то водятся? – с опаской поглядел я на заросли.
– Какой же лес без зверей-то? – удивился Митрий, но поняв мои опасения, засмеялся, – Да вы не бойтесь. Они к нам не лезут. Даже зимой. Егерь, дядя Клим, их подкармливает. Так, если из любопытства заглянут, – он огляделся. – Ну, вроде все. Вы идите вон в ледник-то, возьмите, что покушать себе и отдыхайте, а если вас отец Окимий позовёт, то за вами придут. Может я прибегу, а может ещё кто. А мне надо Зорьку разгружать, да напоить и вообще дел невпроворот. А вы, как отдохнёте, так сами часам к шести к обсерватории ступайте. Во-о-он туда! Видите купол? Идите по дороге прямо, не заблудитесь! Тут недалеко! – И он побежал к лошади.
– Про чайник-то не забудьте, а то выкипит! – крикнул Митрий от калитки.
Я остался один. Придётся как-то обживаться. Ничего, не боги горшки обжигали. А перекусить хорошо бы, и я пошёл к леднику. Тяжёлая деревянная дверь поддалась с трудом, а когда вход открылся, я увидел ступеньки, ведущие вниз, в темноту. Дохнуло холодом. Я машинально поискал выключатель, но вспомнил, что электричества нет. «Фонарик надо поискать. В доме должен быть, а то, как они в ледник-то ходят». Отпустил дверь, которая с силой захлопнулась, отсекая жар улицы, и пошёл в дом.
Когда я вошёл на кухню, чайник уже приплясывал на конфорке, приветствуя меня похлопыванием крышки. Я схватил его и с воплем бросил на место.
– Вот зараза! – Он был из простого металла! – Что за дикость! Двадцатый век какой-то! Нагревающаяся посуда.
