Революции, как и войны, только тогда победоносны, когда жертвенность бойцов опирается на солидную финансовую базу. Если "деньги правят миром", то тем более они правят войнами и революциями. В русской революции вопрос стоял сложнее. Вправе ли политическая партия, страна которой находится в смертельной схватке с внешним агрессором, принять деньги от этого агрессора, чтобы организовать поражение собственной страны с целью захвата власти? Если исходить из патриотических позиций — это великий грех, но с точки зрения большой политики — это несерьезный вопрос, а с точки ленинской диалектики он вообще абсурдный. Он грабил деньги для финансирования революции в собственном государстве ("эксы"), так почему он не может грабить чужие правительства с их же согласия для той же цели? Ведь прав же был тот знаменитый испанский анархист, когда в ответ на совет своего друга в отношении грабежей в пользу революции, держаться этической философии Льва Толстого, сказал: "Забудь русские романы — для революции нужны деньги"!
В мае 1915 г. Парвус прибыл в страну наибольшего скопления русской политической эмиграции — в Швейцарию, в Цюрих, и остановился в самой дорогой и роскошной гостинице, как бы в подтверждение того, что слава о его миллионах не сказки, а быль, тем более, что он тут же вручил своей старой знакомой по петербургской социал-демократии Екатерине Громан солидную сумму денег на нужды русских эмигрантов. У социалистического капиталиста оказалась широкая натура русского барина. Но Парвус приехал не с благотворительной миссией, не разводить политику вхолостую с эмигрантами, а единственно и исключительно, чтобы встретиться с Лениным, для которого он долгое время был марксистским авторитетом, не уступающим Плеханову. К несчастью Пар-вуса, его слава немецкого агента прибыла в Цюрих раньше, чем он успел встретиться с Лениным. Виднейшие немецкие социал-демократические лидеры отнеслись к нему неодобрительно, когда он был в Берлине. Даже его бывшие левые единомышленники — Карл Либкнехт, Клара Цеткин, Лев Тышко приняли его холодно, а Роза Люксембург, когда Парвус явился к ней с визитом, не дав ему сказать ни слова, сразу указала на дверь. (Когда после Октября Роза критиковала ленинский террор, а ленинцы ее за это разносили, то сам Ленин был более снисходительным: "Орлам случается ниже кур спускаться, но курам никогда до орлов не подняться").
Все это, конечно, дошло до Ленина, и с тем большей тревогой Парвус ожидал, какую реакцию вызовет у Ленина его появление. Эти тревоги были напрасными. Ленин, как известно, не принадлежал ни к семье "маменькиных сынков" и "кисейных барышень", ни к ордену "рыцарей без страха и упрека". Ленин был полнокровным политиком с философией другого ордена — иезуитского: "цель оправдывает средства". Земан и Шарлау так описывают встречу Парвуса с Лениным: "Встреча с Лениным была главной задачей Парвуса. Парвус знал, из всех фракций социал-демократической партии у большевиков самая лучшая организация. Ленин уже высказался против победы царского правительства в войне. Ленин хотел немедленной революции во всех воюющих странах — путем превращения империалистической войны в ряд гражданских, но прежде всего он хотел революции в России. Поэтому, если Парвусу удалось бы сговориться с Лениным, то ему было бы нетрудно перетянуть на свою сторону и представителей остальных фракций. В плане Парвуса Ленин был ключем к успеху. В конце мая Парвус в сопровождении Екатерины Гро-ман явился в ресторан, где обычно обедали русские политические эмигранты. Один из русских подвел Парвуса к столу, за которым сидели Ленин, Крупская, Инесса Арманд и друг Ленина Каспаров. После краткой беседы Ленин и Крупская ушли из ресторана с Парвусом и пригласили его к себе, в свою скромную квартиру”.
Парвус позже в своей немецкой брошюре "В борьбе за правду" рассказывал об этой встрече с Лениным так;
"Я изложил и Ленину свои взгляды на социально-революционные последствия войны и в то же время обратил его внимание на то, что пока война продолжается, никакой революции в Германии не будет, революция возможна только в России, которая вспыхнет в результате германских побед. Он, Ленин, однако мечтал об издании международного социалистического журнала, при помощи которого он надеялся толкнуть весь европейский пролетариат на путь немедленной революции".
В этом рассказе Парвус несомненно лукавит, чтобы утаить действительную правду об итогах встречи. Ленин, естественно, этой встречи никогда не упоминал. Действительную правду о ней оба унесли в могилу.
Правда, по всей вероятности, была такова: Ленин не будет иметь никакого дела ни с немцами, ни с Парвусом, будет его критиковать, как и все другие социалисты, за его сотрудничество с немцами, однако он не может запретить ему субсидировать революционеров своими или чужими деньгами, если эти деньги идут в пользу русской революции. И в числе этих революционеров потом оказались его единомышленники — Ганецкий, Боровский и Карл Радек. Так, оче-видно, думают и авторы книги, когда пишут: "Ленин отнесся к этим переговорам чрезвычайно осторожно… Он не поносил Парвуса, как это тогда делали многие социалисты. Возможно, что Ленин хотел держать открытой запасную дверь, которой он позже и воспользовался". Парвус во всяком случае приступил после беседы с Лениным к практической деятельности: он объявил набор эмигрантов на работу в "Институт по исследованию причин и последствий мировой войны", который он открывает в Копенгагене. Ленин, обычно падкий на всякие разоблачительные кампании и мастер наклеивания звучных ярлыков, не стал призывать эмигрантов бойкотировать Институт Парвуса и не стал называть его, как это делали другие, "агентом германского империализма", тогда как журнал "социалистов-оборонцев" "Свобода и Россия" во главе с бывшим депутатом Думы от большевиков Г.Алексинским писал, что институт Парвуса создан на деньги Германии, чтобы вести в России пораженческую пропаганду. Наоборот, первым помощником Парвуса сделался большевик Ганецкий, но вот когда Бухарин захотел работать в Институте Парвуса, то Ленин запретил ему это. Причина тоже ясна: Ганецкий, как конспиратор, был суперкласс, а "виднейший теоретик и любимец партии" был "недиалектик", не по-большевистски сентиментален, к тому же слишком витал в эмпиреях, для того чтобы успешно маневрировать в лабиринтах враждующих между собой международных разведок. В Институт Парвуса из троцкистов вступил Моисей Урицкий, будущий глава Петроградского Чека. Из меньшевиков в Институт вошли бывший депутат Государственной Думы Аршак Зурабов, Екатерина Громан, Владимир Перазич, Георгий Чудновский, на Балканах — его сотрудником стал Раковский. Доктор Циммер доложил Берлину: "В организации, созданной Парвусом, работают восемь человек и около десяти разъезжают по России, так как это необходимо для поддержания постоянного контакта между различными организациями. Центр в Копенгагене ведет беспрерывную переписку с лицами, с которыми агенты установили связи. Работа так хорошо поставлена, что часто даже люди, работающие в организации, не знают, что за всем этим стоит германское правительство”. Это, конечно, бахвальство прусского чиновника, ибо как не могли знать сотрудники Института, на кого они работают, если об этом знал весь мир? Правда, Парвус заверил их, что Институт он организовал на собственные деньги, но завербованные им люди были прожженные политические жуки, а не простофили с улицы, чтобы верить его сказкам, хотя он и был миллионером. Нет никаких доказательств прямой поддержки Ленина немцами до марта 1917 г.
Формально-юридически Парвус не поддерживает ни Ленина, ни большевиков, как организацию, а поддерживает только отдельные личности из большевиков, таких "скромных" как Ганецкий, Боровский и Карл Радек. К тому же всем известно, что Ленин и Парвус как человеческие типы люди разные: Парвус сибарит, плейбой, политический бизнесмен, кутила, бабник, да еще миллионер-спекулянт, а Ленин — аскет, примерный семьянин, враг мещанства и педант от революции. Но что у них было общее — так это свойственная обоим гениальность в революционной стратегии и ненависть к царизму. Но они искренне недолюбливали и внутренне не переносили друг друга. И это знал каждый, кто сталкивался с ними. Пос-сони совершенно правильно замечает: "Их антипатия друг к другу помогала камуфляжу. Этой виртуозности в искусстве тайных операций надо только удивляться".
Вот в разгаре этих "тайных операций" Ленин выступил в "Социал-демократе" против политической позиции Парвуса. Что это — искренне или камуфляж? Вероятно, и то и другое. Когда Парвус в своем журнале "Ди Глоке" ("Колокол") стал отстаивать политику германских социал-демократов в защиту своего отечества в войне, доказывая, что такая политика в интересах борьбы русского пролетариата против царизма, то Ленин объявил Парвуса "ренегатом". Земан и Шарлау пишут по этому поводу: "Статья Ленина против "Ди Глоке" была использована большевистскими публицистами как доказательство, что между их партией и Парвусом не было никакой связи". "Но Ленин, — продолжают они, — воздержался в своей статье от того, чтобы назвать Парвуса агентом германского правительства. Ленин ни одним словом не обмолвился об их встрече в мае 1915 г… Ленин считал политически целесообразным отмежеваться от Парвуса, не порвав, однако, с ним окончательно. Молчаливое соглашение насчет роли Ганецкого как помощника Парвуса и одновременно конфиденциального агента Ленина, ни в коем случае не могло быть расторгнуто из-за критики Лениным "Ди Глоке". Это верно. Ведь "ренегатами" для Ленина были все социалисты, кроме него и его сотрудников.
